Орсо делает шаг назад как бы в попытке защититься.
– Я была среди них, Орсо. Я знаю, что вы сделали. Знаю, что вы показали ему, как набирать новых членов, как строить планы, на что обращать внимание. Теперь по всему городу разбросано двадцать ячеек общества, таких же, как у него. И без нашей помощи их всех просто перережут.
– А почему тебя волнует смерть Тех-кто-ходит-днем? – сурово спрашивает он, приподняв брови.
– Он нужен мне, – бормочу я и почему-то краснею. – Они нужны мне для того, чтобы справиться с гильдией Тигра. Я не могу взять с собой никого из чад Двора, чтобы проникнуть в дом Тигра, ведь одно их присутствие там может ввергнуть гильдии в войну. – Нервно сглатываю и продолжаю: – Но студенты придут мне на помощь, только если выживут после своего восстания – восстания, которое вы с Кордей обещали поддержать. Такую сделку мы с ними заключили. Без вашей помощи у них практически нет шансов, мы оба это знаем.
– Их дело провалится не из-за отсутствия моей помощи, – упрямо говорит Орсо. – В их Обществе есть предатель.
– Вы знаете, как зовут предателя?
– Нет. Я только слышал разговоры. И все-таки я не отправлю своих чад на дело, которое обречено, – говорит Орсо.
– Сен-Жюст не считает, что оно обречено.
– Значит, он просто глупец, каким был и его дядя.
Во мне вскипает гнев.
– Дядя Сен-Жюста был мучеником за свой город и вашим братом, а вы смеете называть его глупцом?! Ведь вы были одним из них, о Бесхвостый, рассказчик историй, шестая мышь!
Орсо замирает и выпрямляет спину. Я давно уже подозревала, что он – тот самый спасшийся революционер, и сейчас его молчание говорит мне, что я была права.
– Тебя там не было, девочка, – говорит он тихим, но грозным голосом. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь, каково это – видеть, как всех твоих братьев закалывают, будто уличных псов.
– Тогда почему же сейчас вы отказываетесь их поддержать? Неужели вы не понимаете, что иначе все повторится?!
– Ты смеешь допрашивать меня, девочка? Меня, барона Двора чудес? А на себя посмотреть ты не хочешь? Ты поклялась служить Томасису и Ворам и при этом собираешься проникнуть в дом Каплана и напасть на него. Где же забота о собственной гильдии? Что, если твой план провалится? Что, если ты втянешь всех нас в войну?
Он замолкает, а я начинаю осознавать всю болезненную правду его слов.
– Твои порывы праведны, Кошка. Двор был сломлен, когда пришел Каплан, и я ненавижу его всем своим существом. Но я взвесил все риски. А ты?
А я нет. Я была слишком занята тем, что строила планы, стараясь убедить остальных, что это нечто большее, чем простое самоубийство, и здесь есть хотя бы искра надежды. Но слова Орсо оказались моей совестью, и теперь внутренний голос обвиняет меня, а собственные мысли осуждают.
– Каплан переломал руки Посланнику за то, что тот пытался украсть его собственность, и ни один из баронов не сказал ему ни слова, – продолжает Орсо. – Он бил тебя кнутом, как собаку, на глазах у всего Двора и с их одобрения. Что он может сделать с твоей гильдией, если твое нападение на него закончится провалом?
– Именно это и дает Тигру силу: мы только думаем и боимся того, что может случиться. Он – опухоль на нашем теле, и ее нужно вырезать, – настаиваю я.
Мертвый барон смеется, и я чувствую, как спадает напряжение, нараставшее между нами.
– Ох, Котенок, ты такая дикая. Ты напоминаешь мне моих павших братьев. Они тоже мечтали о справедливости, но за свои мечты отправились на гильотину, а все, кто их любил, были повешены на Монфоконе. – Он протягивает больную руку и ласково касается моей щеки. – Ты маленькая, но яркая и стремительная, и Двор любит тебя. Они видят в тебе огонь и чистоту. Ты могла бы стать баронессой Воров, если бы мудро выбирала свои битвы.
– Однажды вы сказали мне, что если я вытащу вас из Шатле, вы дадите мне все, о чем я попрошу.
– Это было давно, – мрачно говорит он.
Я улыбаюсь и придаю лицу выражение, какое бывает у Тенардье.
– Мертвый барон изменяет своему слову? Может наступить такое время, когда вам понадобятся рассерженные мужчины с ружьями в руках и огнем в сердце. Как стыдно вам будет, если этот день настанет, а вы обнаружите, что все эти люди уже совершенно бессмысленно умерли. Я прошу вас помочь мне сохранить жизнь вашим пехотинцам.
Не могу устоять на месте от волнения в ожидании того, что скажет Мертвый барон, и готовлюсь к волне разочарования, которая сейчас на меня обрушится. Орсо смотрит мне в глаза; кажется, я вижу, как вращаются шестеренки у него в голове.
– Если ты сможешь убедить членов Общества, что их дело проиграно, если сможешь привести их ко мне, тогда я помогу тебе спасти их, – говорит он, и я понимаю, что дальше спорить смысла нет.
Для барона гильдии готовность спасти огромное число Тех-кто-ходит-днем уже серьезное решение. Это плохая сделка, потому что у меня нет шансов убедить Сен-Жюста отказаться от борьбы, но другой сделки мне никто не предложит.
32. Та, что была потеряна
Следующим вечером я иду в гости. Дом на Рю Плюме слишком скромный для такого респектабельного района. В вечернем свете он кажется обманчиво веселым, с зеленым садиком вокруг и цветочными горшками в каждом окне.
Сердце бешено колотится в груди, когда я карабкаюсь вверх по стене. Дыхание сбивается, я даже сглатываю с трудом. Но продолжаю двигаться вперед, не думая о том, что вторгаюсь на церковную территорию, и о том, что ждет меня внутри. Влезаю через мансардное окно и бесшумно скольжу по пустому коридору.
По крайней мере, так мне показалось сначала. Но волосы на загривке встают дыбом, а все звериные инстинкты громко кричат. Здесь есть кто-то еще. Я замираю. Ничего не слышно, но кто-то здесь точно есть. Прищуриваюсь, чтобы глаза привыкли к темноте. Ощущаю дуновение от какого-то движения за спиной. Хочу повернуться, но в этот момент меня бьют чем-то тяжелым по затылку. Падаю на колени, из глаз сыплются искры, а темнота вокруг сгущается. Слышу щелчок – кто-то взвел курок.
Зажигается лампа, я жмурюсь в ее ярком после кромешной тьмы свете. Голова гудит от боли. Надо мной нависает массивная мужская фигура, великан с незапоминающимися чертами лица. Тот, кого я вызволила из Шатле. Мэр. Ведь в тот день я освободила именно Мэра, любимое чадо гильдии Пера, одного из Чудесных Двора чудес, который был потерян и снова найден. В ту ночь в тюрьме Орсо узнал его и позже прошептал мне на ухо этот секрет. Но ценность шпиона гильдии Хранителей знаний во многом определяется окружающей его тайной, а потому его возвращение до сих пор держится в секрете от большинства Отверженных.
В свете лампы он видит мое лицо, с шумом выдыхает и опускает пистолет.
– А, это ты, – говорит он.
– Изенгрим вас дери, обязательно было бить так сильно? – возмущаюсь я, пока он помогает мне подняться.
– У меня большие руки, – оправдывается он, убирает пистолет и смотрит на меня. – Ты говорила, что не собираешься сюда приходить.
В этот момент дверь за нашими спинами с грохотом распахивается. У меня срабатывают рефлексы, я падаю на пол и откатываюсь подальше, сжимая в руке кинжал, а Мэр направляет свой пистолет в дверной проем. Там стоит Этти в платье, из которого она давно выросла, с диким взглядом, пышными взлохмаченными кудрями и огромным топором в руках. Она сильно выросла с тех пор, как я в последний раз видела ее той далекой ночью, когда заплатила баронам хлебом. Но личико все такое же милое. А когда она видит меня, то вскидывает руки, размахивая топором и издает победный клич.
– Я знала! Я знала, что ты меня спасешь! – Она поворачивается к Мэру с победным выражением лица. – Я говорила вам, что она меня найдет, я говорила, что она придет за мной!
– Как ты добыла мой топор?
– Я умею вскрывать замки, – отвечает она и бросается ко мне, все еще сжимая в руках топор, но потом вдруг резко останавливается прямо напротив Мэра.