Так вот на что похоже настоящее желание. В тот момент я понял, что это чувство навсегда останется связанным со вкусом корицы и Евой Мартино.

Она замешкалась, глядя на меня своими чертовски огромными глазами.

— Что, если мы умрем? – спросила она испуганным шепотом. — Я не хочу думать об этом... Я хочу чувствовать себя живой, пока могу.

Реальность и настоящий ужас от происходящего за дверью нависли над нами. Возможно, мы никогда не покинем это здание. Было множество вариантов развития событий, при которых это были наши последние часы.

Когда я промолчал, она продолжила:

— Прости, что прикоснулась к тебе...

— Это неважно, – оборвал я ее.

— Но ты меня ненавидишь, – напомнила она мне, как будто это могло сделать ее ответный поцелуй более оскорбительным.

Я придвинулся ближе.

— Это неважно.

Я наклонился к ней, и она, откинув голову назад, ответила на мой яростный поцелуй. Наши языки влажно переплелись, и она застонала. Я проглотил звук, сохранив этот вздох капитуляции для себя. Я пожирал ее рот своим языком, желая, чтобы вместо него между ее пухлых губ толкался мой член.

Она вжалась в меня своим упругим маленьким телом. Мои щеки все еще горели от тоски по теплому чувству, которое ее прикосновение разожгло во мне. Я схватил ее руку и снова приложил к своей щеке, не разрывая поцелуя. Она подняла другую, чтобы присоединиться к первой. Было чертовски приятно чувствовать ее прикосновения там, где никто никогда не трогал меня раньше. Прошло так много времени с тех пор, как я хотя бы задумывался о том, чтобы позволить кому-то приблизиться ко мне, что смелое прикосновение ее руки стало для меня откровением. Я и забыл, что мое тело может чувствовать себя так хорошо без помощи таблеток.

Наркотическая зависимость подкралась ко мне незаметно, притупив все остальные потребности и желания. Со временем я перестал хотеть обычных вещей, которые нужны подростку в старшей школе, и просто искал следующую дозу.

Ты наркоман, Беккет? Грубый вопрос отца промелькнул у меня в голове. Это казалось нелепым в тот момент, когда он спрашивал, но теперь я уже не был так уверен. Разве кто-нибудь, кроме наркомана, стал бы игнорировать что-то настолько чертовски приятное?

Я толкался бедрами в ее живот, а член терся о пряжку моего ремня. Было больно, но недостаточно, чтобы остановиться.

Я прервал поцелуй всей своей жизни, чтобы провести губами вдоль ее челюсти к уху. Мне нужно было почувствовать больше вкуса ее кожи. Она раскачивалась на мне, встречая мои толчки своим телом, подстегивая меня.

Это было безумием. Мы оба понимали это, но никто из нас не мог остановиться.

Я прикусил ее ухо, и она громко ахнула. Я зажал ей рот рукой, чтобы заставить замолчать. Еве по-прежнему нужно было вести себя тихо. Она лизнула подушечки моих пальцев, а затем втянула один в рот. Я отшатнулся, заведенный до предела, и уставился на Еву так, словно никогда раньше ее не видел. Была нахальная Ева-близнец, раздражающая до чертиков; высокоморальная Ева, заставляющая меня чувствовать себя бездельником из-за того, что я богат; а теперь к этому списку добавилась еще одна Ева.

Сексуально любопытная Ева.

Эта Ева была убийцей.

Она провела языком по кончикам моих пальцев, и я выругался, затем схватил ее руку и снова опустил на свой ноющий член.

— Ты уничтожаешь меня, Золушка. Разве ты не чувствуешь, что делаешь со мной?

Вся остальная боль в теле от ломки утихла и сосредоточилась в моем члене. Все, о чем я мог думать, – это расстегнуть молнию на джинсах и освободиться. Рука Евы оставалась на моем стояке, даже после того, как я отпустил ее. Она учащенно дышала, и ее футболка натянулась вокруг сосков. Они проступали сквозь тонкий материал, как бутоны роз.

— Скажи, что на тебе есть лифчик, – хрипло потребовал я, мои глаза были прикованы к выпирающим пикам.

Она медленно покачала головой. Я застонал и поднял руки, чтобы обхватить две округлости через ткань. Они были полными и тяжелыми. У нее всегда были красивые сиськи. Их невозможно было не заметить, независимо от того, была Ева под запретом или нет. Слишком большие, они не помещались в моих ладонях, из-за чего вываливались по краям, пока я гладил их и теребил большими пальцами соски. Они были натуральными и нетронутыми, – ни ножом хирурга, ни другим мужчиной. Я не мог перестать ласкать их.

— Кто-нибудь прикасался к тебе вот так раньше? – грубо спросил я, зная ответ, но желая услышать его снова. Ее невинность была настоящим афродизиаком. Там, где мое тело было измотанным, использованным против воли и пресыщенным, тело Евы было свежим и невинным. Таким чистым, каким я никогда не буду. Я прочитал достаточно всякой ерунды про самопомощь, чтобы понимать, что у меня очень нездоровый взгляд на собственное тело, но это не мешало голосам в моей голове нашептывать эти эпитеты.

— Ты же знаешь, что нет, – сказала она, выгибаясь навстречу моим прикосновениям. Ее рука гладила мой член, надавливая на головку, отчего у меня кружилась голова. — Я никогда ничего не делала, ни с кем.

— До сегодняшнего вечера, – поправил я ее. Я просунул руки под подол ее футболки и двинулся вверх по животу. Упругий изгиб ее груди был лучшим, что я когда-либо чувствовал. — До меня. Черт, ты идеальна. Ты хоть представляешь, насколько ты идеальна?

Она прислонилась спиной к стене и, взявшись за низ футболки, одним плавным движением стянула ее через голову. Я уставился на нее.

— Я думала, ты меня ненавидишь, – напомнила она неуверенным шепотом.

— Ненавижу, и ты тоже меня ненавидишь, верно? Избалованный, богатенький парень Беккет. Привилегированный, высокомерный качок... разве не так ты говорила? – пробормотал я, проводя большими пальцами по ее темным соскам.

Она громко застонала, когда я потянул за них, и мне пришлось поцеловать ее, чтобы заглушить этот звук.

— Заткнись нахрен, если не хочешь, чтобы тебя обнаружили в таком виде, – напомнил я ей.

Она сглотнула, ее взгляд затуманился, а зрачки расширились. В тусклом свете и без ее привычной настороженности я был уверен, что никогда не видел ничего прекраснее Евы Мартино.

— Ты заткнись, Андерсон, – пробормотала она, ее гнев искрился, несмотря на то, как она извивалась на моих руках.

— О, Иви, я разрушу тебя и буду наслаждаться этим… каждой секундой, – прошептал я ей в шею, двигаясь ниже. Мне нужно было попробовать на вкус ее сосков. Я хотел почувствовать эти комочки сморщенной плоти. Я жаждал этого.

— Можешь попытаться, – выдохнула Ева, запустив руки в мои волосы.

Я опустил лицо к ее груди и втянул сосок в рот, проводя зубами по пику. Она вскрикнула.

Я просунул руку между её ног и ущипнул за киску.

— Шшш, или я затяну чертов ремень вокруг твоего рта, – сказал я, отрываясь от её тела.

Она яростно дернула меня за волосы.

— И снова, можешь попытаться, – выдохнула она.

Прикосновение к ее киске, даже через одежду, вызывало привыкание. Я оставил свою руку прямо там, играя с подолом ее шорт. Сквозь ткань она казалась горячей, и мне нужно было знать, мокрая ли Ева.

Внезапно это стало всем, о чем я мог думать. Я не мог вспомнить, когда в последний раз занимался сексом. Я заблокировал воспоминания. Но лучше, чем отгородиться от них, было заменить его кем-то новым.

Тем, кого я выбрал. Единственным человеком, которого я хотел.

Снаружи, в том аду, в который превратился торговый зал, кто-то закричал. Лед послал дрожь по моей спине и решимость толкнула меня вперед.

Я потер пальцами между её ног, а затем стянул с Евы шорты. Ее кожа была гладкой, как атлас. Теперь, когда я решил, что хочу трахнуть ее, мне не терпелось оказаться внутри нее. Напряжение между нами копилось годами, и наконец оно нашло выход.

— Беккет!

Я остановился, услышав ее потрясенное восклицание.

— В чем дело, Золушка? Хочешь умереть девственницей? – Едва вопрос слетел с моих губ, как ее рука ударила меня по щеке. Я издал мрачный смешок. — И это все, на что ты способна? Постарайся лучше, милая.