Я не знала, почему почувствовала необходимость спрятаться. Может быть, это была ярость, скрывавшаяся за этими шагами. Что-то шепнуло мне, что меня не должны обнаружить, снующей в личных владениях семьи. Я тут же пожалела, что не осталась с мамой.

Это было все, о чем я успела подумать. Я заметила кресло, расположенное в свободном углу, и нырнула за него как раз в тот момент, когда в поле зрения появился мальчик.

Он был еще более разъярен, чем раньше. Его загорелые щеки покраснели, темные глаза по-прежнему метали молнии. Звук каблуков, стучащих по мрамору преследовал его.

— Не уходи от меня, Бек.

— Не называй меня Беком, Колетт! Для тебя я Беккет, – огрызнулся мальчик. Беккет.

Ее пальцы с длинными ногтями, выкрашенными в красный, вцепились в его плечо, и он остановился, дернувшись от ее прикосновения, как от ожога.

— Я буду называть тебя как захочу, мелкий поганец. Не смей уходить от меня, когда я с тобой разговариваю, и не называй меня Колетт. С этого момента зови меня мамой.

— Ты не моя мама и никогда ею не будешь. Ты просто папина шлюха...

Беккет не успел договорить, как рука женщины взметнулась в воздух. Пощечина была такой громкой, что у меня перехватило дыхание. Щека Беккета стала ярче алого лака на ногтях Колетт.

Мальчик с видимым трудом старался сохранять спокойствие, на его квадратной челюсти подергивался мускул. Его руки сжались в кулаки по бокам.

— Я скорее умру, чем назову тебя мамой.

— Ну, тогда почему бы тебе просто не последовать примеру своей мамы и не сделать это, избавив меня от необходимости присматривать за тобой? – Колетт ткнула в него пальцем, победоносная улыбка тронула ее губы, когда удар достиг цели.

Я подавила вздох от жестокости ее слов.

Беккет просто уставился на нее, в его глазах была жажда убийства.

— Беккет! Что здесь происходит? – громкий голос прервал напряженную сцену.

По изогнутой лестнице над нами спускался мужчина. У меня сводило колени от холодного жесткого пола за креслом, но я не могла встать. Не тогда, когда только что стала свидетельницей чего-то настолько личного.

— Ничего... – Колетт едва успела вымолвить слово, как вмешался Беккет:

— Она сказала мне называть ее мамой.

Мужчина вышел вперед, и теперь я могла хорошо его разглядеть. Он был одет в костюм и излучал богатство. У него были такие же темные волосы и глаза, как у мальчика. Отец. Сорен Андерсон. Все в Хэйд-Харборе слышали о нем. Он был признанным миллиардером и одним из самых влиятельных людей в городе.

Он остановился прямо перед креслом.

— Что ж, возможно, это хорошая идея.

— Папа!

— Хватит, Беккет. Я не хочу слышать твои жалобы. Тебе нужно перестать жить прошлым и отпустить ее. Твоей матери больше нет...

— Прекрати! – закричал Беккет и зажал уши руками.

— Она умерла, и нам обоим пора двигаться дальше.

— Почему ты должен двигаться дальше с ней? – Беккет выплюнул последнее слово, устремив злобный взгляд на Колетт.

— Потому что Колетт понимает меня и все, через что я прошел. С меня хватит этих разговоров. Еще раз поссоришься с мачехой, и больше никакого хоккея. Забудь о том, чтобы пробоваться в команду Геллионов, если не можешь ужиться со своей оставшейся семьей.

Колетт скрестила руки на груди, а на ее миловидном лице появилось довольное выражение. Она действительно была очень красива и казалась намного, намного моложе Сорена.

Беккет уставился на своего отца. Его ненависть и обида, ярость и грубая, неподдельная боль были осязаемы и сгущали воздух в коридоре. Я гадала, как он выдерживает такой сильный натиск эмоций.

Наконец он нарушил молчание.

— Я не забуду ее. Мне все равно, чего ты хочешь. Я никогда не забуду ее и не заменю этой женщиной, на которой ты женился.

Его отец немного помолчал, а затем заговорил с вкрадчивой твердостью.

— Я не собираюсь всю жизнь любить призрака, Беккет. Она ушла. Жизнь – для живых. А теперь веди себя прилично. Я не хочу слышать, как ты ссоришься со своей новой мамой. Сделай это снова и рискнешь остаться без своего драгоценного хоккея.

Сорен повернулся к молодой жене и улыбнулся, погладив ее по щеке.

— Ты в порядке, милая?

— Теперь, когда ты здесь, да. Уверена, Бек быстро привыкнет ко мне. – Она обаятельно улыбнулась Сорену.

Они не заметили, как руки Беккета сжались в побелевшие кулаки, когда она произнесла это прозвище. Сорен и Колетт отошли от Беккета, не удостоив его взглядом, оставив его одного посреди коридора, в бурлящем водовороте эмоций. Я задавалась вопросом, как долго он планирует стоять там, не давая мне сбежать, как вдруг он поднял руку и яростно вытер глаза.

Он плакал. Рыдания сотрясали его костлявые плечи. Вся его прежняя бравада и сила рассыпались в прах, теперь, когда он остался один. Я отвела глаза, понимая, что вторглась в очень личный момент. К сожалению, у кресла, за которым я пряталась, были другие идеи. Я попыталась сдвинуть затекшие ноги, и чертово кресло заскрипело по полу. Звук был тихим, но, учитывая обстоятельства, прозвучал оглушительно.

Стоит ли мне спрятаться получше? Но куда мне пойти? Прежде чем я успела принять решение, в поле моего зрения появились кроссовки.

Беккет стоял прямо передо мной.

— Кто ты? – сердито спросил он.

Я медленно подняла голову. Его лицо было искажено гневными красными пятнами на щеках. Глаза метали молнии и пришлось приложить все усилия, чтобы выдержать его взгляд. Он был красивее, чем я думала раньше. Его лицо состояло из множества несовпадающих частей, совершенно не подходящих друг к другу, но однажды это изменится. Адамово яблоко подрагивало на тощем горле, пока он проглатывал последние слезы. Следы соли прожгли дорожки на его покрасневших щеках, – явное свидетельство того, что он плакал.

— Я... я здесь со своей мамой, – сказала я.

— И почему ты шныряешь повсюду? Надеешься увидеть то, чего не должна? Ищешь горячие сплетни об Андерсонах? Или, может, пытаешься что-то украсть?

— Что?! Нет, конечно, нет!

— Или твоя мама - одна из шлюх Сорена? Разве она не получила уведомление о том, что он надел кольцо на «вкус недели»? Он, вероятно, перестанет спать с кем попало на пару месяцев или около того. Твоей маме стоит вернуться позже. В любом случае, мой отец, должно быть, действительно отчаялся, если приводит домой шлюх с детьми.

Я вскочила на ноги прежде, чем смогла остановить себя.

— Эй, не называй так мою маму, идиот!

Он схватил меня за руку, когда я толкнула его в грудь.

— Как ты меня назвала? – Его глаза впились в мои.

— Идиот. Моя мама – уборщица, а не одна из подружек твоего отца или как там их.

Он дернулся, как будто я дала ему пощечину.

— Уборщица?

Я кивнула. Между нами повисла тишина, и мой взгляд переместился на его щеку. Когда он слишком долго молчал, моё любопытство взяло верх.

— Этот мужчина - твой отец? – почти прошептала я.

— Очевидно.

— Что случилось с твоей мамой? – услышала я свой вопрос. Почему я это спросила? Что со мной было не так? У меня никогда не было особого фильтра между мыслями и моим ртом, а тайну случившегося с его биологической мамой было трудно игнорировать.

Озадаченное выражение лица Беккета посуровело, и он нахмурился, глядя на меня.

— А что?

Я пожала плечами.

— Просто интересно. Ты в порядке? – добавила я.

Это была ошибка, я сразу же это поняла. Мальчик напрягся и отступил от меня. Был момент, когда я увидела его боль. Что-то ужасное и печальное случилось с его матерью. Это было источником его ярости; я поняла это по доле секунды уязвимости на его лице. Затем гневная маска встала на место.

Он окинул меня взглядом с ног до головы, усмешка исказила его черты.

— Ты спрашиваешь, в порядке ли я? Дочь уборщицы?

От его холодного смеха у меня по спине пробежал холодок.

— Ты была бы менее жалкой, если бы была дочерью одной из шлюх моего отца. По крайней мере, твоя мать получала бы хорошие деньги. – Он поднял с пола мой комикс. — Вместо этого ты не только отброс, но и нищий отброс.