- А кто определяет, кому сколько пребывать в загробных мирах перед новым рождением?
- На то, мой юный друг, есть Владыки - они и решают, куда и на сколько. Обитатели Рассветного мира вольны выбирать, когда готовы вернуться в физическое тело, и делать ли это вообще. Некоторые из них, достигшие окончательного просвещения, выбирают служение людям, становясь великими пророками и духовными учителями. А вот остальным такого выбора не дано: каким будет их существование в Зазеркалье, и в качестве кого вновь являться на свет, не им решать Ну а теперь как раз уместно поведать об опасностях, подстерегающих путешественников в потусторонние земли. Как только твоя душа отделится от тела, поблизости могут оказаться желающие в него вселиться. Ведь кроме обитателей упомянутых мною миров есть еще неприкаянные души – как правило, тех, у кого осталась сильная привязанность к кому-то или чему-то в мире живых. В большинстве своём неприкаянные души безвредны, только полны скорби, однако попадаются и весьма агрессивные экземпляры. Такие вполне могут попытаться завладеть временно «опустевшим» телом, не пустив назад «хозяина». Кроме того, астрал полон паразитов, именуемых лярвами и питающихся сильными отрицательными эмоциями. Подобно бациллам, они могут прицепиться и заразить душу, вынуждая совершать неблаговидные поступки в угоду себе. Поэтому ни один уважающий себя спирит не отправится в путешествие, не позаботившись об охранных заклятиях.
Но даже с ними, увы, благополучное возвращение назад не гарантируется. Забравшись слишком далеко, душа рискует не найти обратную дорогу и стать заблудшей, обреченной на вечные скитания по бескрайним просторам астрала. На моей памяти такое едва не произошло с Сафаром, вместе с которым когда-то постигали основы Серой магии. Он был талантливее меня, при желании мог бы, наверное, даже Гроссмейстером стать. И вот как-то поспорили мы, что разузнает он, где спрятан артефакт, именуемый Лампой аль-Хазреда, вопросив о ней у последнего известного нам владельца – бухарского купца Ибрагима Руфайни, к тому времени двести лет как покинувшего наш мир. Сказано-сделано, установил он защиту и отправился в путь, а я остался поблизости. Дело было под вечер, ночь прошла спокойно, как и утро – астральные путешествия часто отнимают много времени. Заволновался лишь ближе к вечеру следующего дня – Сафар лежал, не подавая признаков жизни, его пальцы постепенно начали холодеть, а лицо побледнело и стало похоже на фарфоровую маску. Пришлось поведать о том тогдашнему нашему учителю Великому Мастеру Галид-эд-Алгейну. Великий Мастер жестоко выбранил меня, обещая к карам небесным добавить суровое наказание от себя лично. Но всё же отправился выручать ученика. Сафар, очнувшись, трясся, как в лихорадке, не говоря ни слова. И лишь спустя много дней рассказал, что произошло.
Как выяснилось, вначале пробрался он в Полуденный мир, расспрашивая его обитателей об Ибрагиме Руфайни, но там о нём и слыхом не слыхивали. Поскольку купец, по воспоминаниям современников, не отличался добродетельным образом жизни, логичным стало продолжить его поиски в Закатном. И хотя мой товарищ еще ни разу не бывал там, а ходившие среди нас легенды об обитающих там кошмарах отнюдь не вселяли оптимизм, вернуться обратно и признаться в неудаче гордость не позволила. Повидал он и ледяные пустыни, и огненные озера, и скопища мерзких чудищ, от одного из которых едва увернулся. Личности, встретившиеся там, либо посылали куда подальше, либо плакались о своих страданиях, подчеркивая их незаслуженность, и у него сложилось впечатление, что все они безумны – кто больше, кто меньше. Наконец одна относительно добрая душа подсказала двигаться на запад, до Реки Забвения, по её течению достичь крепости, сложенной из костей, после чего свернуть к Озеру Слёз. Когда добрался до крепости, рассказал Сафар, скелеты-гвардейцы, узнав, откуда и куда направляюсь, посмеялись над ним, посоветовав поворачивать обратно, если, конечно, не желает навсегда присоединиться к обитателям Озера. Из чувства противоречия он не стал их слушать, и вскоре душа его летела, обгоняя ползущие по вечно беззвёздному небу ярко-багровые тучи, минуя остроконечные горы, сложенные из антрацита, рощи мертвых безлистных деревьев, бездонные пропасти, видя которые, душа его преисполнялась злорадства – ведь никто из попавших сюда не способен летать, и не покинуть им тех мрачных мест.
Но вскоре чувство превосходства над бедолагами, лишёнными радости воспарения, сменилось растерянностью и откровенным страхом. Он забирался всё дальше, а пейзаж оставался одним и тем же – безжизненные горы, пустыни и пропасти. В какой-то момент понял он, что заблудился, и тотчас ужас помрачил сознание: слышались голоса несуществующих собеседников, иногда ловил себя на мысли, что разговаривает сам с собой; какая-то неведомая сила тянула вниз, пытаясь утащить на дно самых глубоких расщелин; горы, между которыми пролетал, сдвигались, угрожая раздавить, а причудливые орнаменты трещин иссушенной земли и застывших лавовых потоков складывались в отвратительные скалящиеся рожи. Наверное, он сошёл бы там с ума, и демоны утащили бы его душу как бесплатный трофей, если б не наш учитель, внезапно появившийся впереди. Ухватив за плечо, тот произнес формулу возвращения.
- Такая вот приключилась история, - закончил Мастер Халид своё повествование. – Сразу после того Сафар отказался от обучения спиритизму и ушел в Целители. Как сказал, решил заняться благородным делом помощи людям, дабы после смерти не попасть туда, где имел несчастье побывать. Да и я под впечатлением пережитого моим товарищем никогда впоследствии так и не отважился отправляться в дальние путешествия по астралу. И, получив степень Мастера, почти не практиковал Серую магию. Вот моё истинное призвание! – библиотекарь показал на книжные полки.
Денис с большим интересом выслушал рассказ, и лишь теперь отважился задать вопрос:
- Получается, вашему товарищу так и не удалось достичь цели. Но что то был за артефакт, ради которого он рискнул отправиться в столь опасный путь?
- Во-первых, не факт, что нашёл бы купца вообще, даже если б и добрался до Озера Слёз: душа Ибрагима Руфайни могла к тому времени реинкарнировать, и сам он вполне мог жить среди нас в новом теле, с новым именем и, разумеется, не помня ничего из своей прошлой жизни. А что касается Лампы… это один из наиболее загадочных артефактов, созданных когда-либо; впрочем, кому удалось её изготовить, тоже едва ли узнаем. Богатый домовладелец из Багдада Фотах аль-Хазред просто первым упомянул о ней: если верить оставленным им записям, её привезли откуда-то издалёка и подарили ему в качестве забавной безделушки. Лампа уже тогда выглядела очень старой, слегка позеленевшей, и на ней была выгравирована надпись на неизвестном языке. Аль-Хазред во что бы то ни стало решил прочесть её и посулил большую награду тому, кто сможет сделать перевод. Многие пытались, но безуспешно; удалось лишь безвестному бродячему дервишу, не взявшему за свой труд даже медной монеты. Как сказал тот, народа, на чьём языке сделана надпись, уже не существует, и мало кто из ныне живущих способен понять их письмена. А гласила она, что лампа, будучи зажженной, откроет своему владельцу дорогу в рай.
- Наверное, при горении выделялись дурманящие пары.
- Твоё суждение вполне разумно, и я, когда услышал о ней впервые, подумал так же. Но разве причислили бы тогда Лампу к числу могущественных артефактов? В один прекрасный день домовладелец исчез, и поиски не дали ничего: никто не видел его ухода из дома, и все вещи остались на месте. В записях, оставленных им, ничего не говорилось о предполагаемом куда-либо путешествии, но упоминалось о чудесном видении мира, красотой сравнимого с райскими садами.
- Так, может, прямиком туда он и отправился?
- В физическом-то теле? Такое только в мифах возможно! Кончилось всё тем, что по истечении пятилетнего срока старший сын аль-Хазреда официально вступил в права наследства и сразу же избавился от Лампы, предполагая её причастность к исчезновению отца. Артефакт переменил несколько хозяев, большинство из которых также пропали бесследно. И вновь – либо из личных дневников, или из воспоминаний близких и друзей звучит легенда о мире, прекрасней которого нет.
