Я честно осознаю, что у меня, у нас так не будет. Мы не состаримся вместе, не будем держаться за руки. Все закончилось. По глупости, по дурости. Я не знаю, что послужило причиной. Кто-то скажет «судьба», но это лишь попытки объяснить ситуацию, а можно ли ее исправить? Нет, потому что, какой бы я ни была, я не смогу, не смогу забыть эти фото, эту оголенную грудь…

— Помогите, — начала просить я о помощи, понимая, что, возможно, это единственный шанс отбиться сейчас от Громова. — Отпусти меня.

Пара приостановилась, начала смотреть на нас с лёгким недоумением, а я начала сильнее вырываться, ощущая, как сильнее смыкаются на мне руки Савелия, отметая мысли о возможных синяках.

— Добрый день, — приостановится Громов и улыбнулся паре, — вы не обращайте внимания, поругались. Молодость, глупость, — слегка театрально притянул он, — Забираю просить прощения.

Пара переглянулась с легкой улыбкой, а Феликс Эдуардович протянул:

— Молодё-ёжь, — и подмигнул.

Я попыталась убедить, что это не так, но меня никто не слушал. Савелий быстро преодолел несколько ступеней и вышел со мной во двор, где рядом с подъездом был припаркован его чёрный кроссовер.

Лёгким движением пассажирская дверь переднего сиденья открылась, и он аккуратно усадил меня, пристегнув ремнём безопасности.

— Не дури, Арин, — сказал строго, — я ведь поймаю, ты знаешь, но уверен, тебе не понравится.

Не знаю, почему, но мне не очень понравились его последние слова, что-то в них было. Скрытая угроза, нет, скорее, предостережение. Что-то было в ответах соседям от Громова. Не агрессия, нет, скорее, он отшутился, но шутки были лишь частью айсберга. Затаенного айсберга, который скрывал в себе, скорее, вулкан.

Я ощущала, что ещё немного, и рванет. Пока я обдумывала, он быстро занял водительское место. Машина резко стартанула с места, а я подняла глаза на мужчину, но отвела их, не в силах выдерживать тяжёлый взгляд ледяного взгляда, и отвернулась к окну, гадая, куда он меня увозил.

С каждой минутой машина набирает скорость все больше и больше. Я бросаю взгляд на спидометр и тут же отвожу его. Стрелка зашкаливает. А, Громов словно не ощущает скорости, не замечает, что, кажется, ещё чуть-чуть, и мы взлетим подобно самолёту в небо. Но я молчу, попадая под его леденящий душу взгляд и опускаю глаза, не хочу злить ещё больше. Удобнее располагаюсь в кресле, а точнее, сворачиваюсь клубочком. Так спокойнее и не так быстро мелькает пейзаж за окном.

Не знаю как долго по времени мы так едем, пока на трассе не попадается встречная машина и Савелий не цепляет обочину, уходя от столкновения. Я за малым не падаю с кресла, он успевает в последний момент меня поддержать. Выругавшись, заметно сбрасывает скорость, и ехать мы начинаем медленнее, но тишина, возникшая изначально в салоне авто, не нарушается. Савелий изредка бросает на меня взгляды, но молчит, сжимая руль с каждой минутой сильнее и сильнее.

— Сав, куда мы едем? — задаю вопрос, когда он бросает очередной взгляд на меня. Слышит мой вопрос, но не даёт ответа, оборачивается вместо этого назад и достаёт мне плед, раскрывает его, укрывая меня. Закутываюсь в него. Приятно. Замечая мой жест, Савелий включает печку, в салон поступает тёплый воздух. Я опускаю глаза, но часто поднимаю их и смотрю на Савелия.

В один из моментов ловлю себя на том, что рассматриваю его. Красивый, даже очень. Неудивительно, что у него всегда было столько женщин. И она красивая, подсказывает память, молодая, фигуристая. Кусаю губу, ощущая металлический вкус крови на языке, и говорю, хотя, если точнее, шепчу:

— Почему ты не оставишь меня?

Громов дергается, встретившись с моими глазами, желваки начинают ходить по его лицу, но он так и не отвечает, второй раз я пытаюсь завести диалог, и второй раз меня не удостаивают ответа. Вместо этого он быстрым движением проводит пальцами по моей губе, и я замечаю на его пальце каплю крови. Он слизывает ее, а я отворачиваюсь, мне почему-то кажется это как-то неправильно, интимно, что ли.

С интересом, а больше, чтобы не думать, смотрю в окно. Пейзажи мне незнакомы, хотя, если быть точнее, их почти нет. Мы просто едем по трассе. Она освещена фонарями, а больше из-за кромешной тьмы я ничего не вижу. Поэтому прикрываю глаза, смотреть на Громова я не хочу, говорить он со мной не желает. Тишина, темнота начинают брать своё, я сильнее закутываюсь в плед, слышу щелчок и понимаю, что мое кресло деформируется. Места становится больше, это последнее, что я помню, полностью закрывая глаза.

— Спи, спи, — слышу тихий голос Савы и ощущаю поцелуй в районе виска. — Возьмись за шею и спи, маленькая. Я донесу.

Поддаюсь порыву и обнимаю его за шею. Любимый аромат тут же окутывает, прячу лицо на груди бывшего мужа и вновь проваливаюсь в сон.

Приглушённый свет фонарей освещает просторную аллею, вымощенную камнем, смотрю по сторонам, не сразу понимая, где я нахожусь. Тёмные тени от зданий и деревьев не способствуют быстрому пониманию ситуации и обстановки.

— Отпусти меня, — прошу.

Савелий игнорирует мою просьбу, лишь удобнее поддерживает меня и продолжает путь к центральному зданию, больше похожему на усадьбу.

Двухэтажное длинное здание, а точнее, двухэтажный особняк с элементами классицизма, барокко и русского зодчества. Вдалеке заметен парк с искусно разбитыми аллеями, фонтанами, которые, правда, сейчас не работают. Многие деревья, окружающие усадьбу, фруктовые. Они потихоньку начинают выпускать почки. Вдалеке виднеются менее масштабные одноэтажные здания, прекрасно вписывающиеся в ландшафт и соединённые небольшими озёрами или прудами, которые притаились темными крапинками в полумраке весенней ночи.

Войдя в холл, устланный белоснежным ковром, Савелий неожиданно опускает меня, но берет за руку. Подходит к ресепшн, ему тут же улыбается миловидная девушка, показывая свои белоснежные зубки, что, впрочем, остаёмся без внимания Громова.

— Что-то ещё? — пытается услужливо привлечь его внимание, но получает лишь холодный взгляд, который ее тут охлаждает, и она теряет всякий интерес, принявшись за бумаги, а возможно, лишь делает вид. Сейчас это меня волнует меньше всего.

Громов, сжимая мою руку, ведет меня к лестнице. Она прекрасна: старинная, винтовая, увитая резными узорами, обрамленная открытыми тетивами, со множеством чередующихся ступеней.

Савелий уверенно идёт впереди, кажется, ему знаком тут каждый уголок, я же иду за ним, рассматривая узоры, огромную хрустальную люстру, свисающую с потолка, а после лестницы — картины, которыми так богато украшены стены.

У третьей двери, мы останавливаемся. Савелий протягивает ключ-карту с ресепшн, дверь с лёгким щелчком открывается, комната, а точнее, комнаты озаряются светом.

Они выполнены, как и все здание, в стиле барокко, со старинной мебелью внутри. Смотрю, мне и нравится, и нет. Да, красиво, но скорее как в музее. Возникает шальная мысль: «А можно ли сидеть на экспонатах?»

Оборачиваюсь на Савву, он разулся, повесил своё и мое пальто, только хочу задать вопрос, как у него звонит телефон. Он отвечает, особо не вслушиваюсь, что-то, кажется, по работе.

Отхожу к окну, отодвигаю тяжёлую штору и любуюсь представшим перед моим взором пейзажем. Искусно разбитый парк с каскадами прудов и располагающими мужской и женской купелью, которые соединялись мостиком, который словно олицетворял мост любви. Все это обрамляли множество тропинок- аллей со скульптурами зверей и интерактивные зоны.

Ощущаю руки на талии, пугаюсь, хотя знаю, что кроме Саввы никого нет, но он так бесшумно подошел и неожиданно обнял.

— Я скучал, — говорит неожиданно и перекладывает руки на живот. Теплота тут же заполняет все тело. Поддаюсь порыву и отклоняюсь на крепкую грудь Саввы. Молчим, словно заворожённые моментом или слабостью. Нашей общей, когда каждый понимает, что это неправильно, но нарушить момент не поднимается рука. Я отчётливо осознаю, что буду скучать. По таким моментам точно, когда так тепло, уютно и больше ничего не надо, весь вечер бы так стояла в объятиях любимого мужчины…