— Что вы делаете? Сепсис может быть?!

Услышал я строгий, но совсем юный голос. Поднял глаза и встретился с молодой, голос не подвёл, но бойкой девчонкой в белом халатике, из-под чепчика которой выбивались рыжие кудряшки.

— Не боись, меня не берет ничего.

— Берет всех, — бойко ответила она и начала меня поднимать. — Идемте, надо обработать.

Улыбнулся, встал, пошёл за этой маленькой рыжей бестией. Она мне чём-то напоминала Армину. Нет, конечно, не внешне, внутренне. В свои девятнадцать она была такой же. Бойкая, многие бы сказали — гордая, а она была сама собой. Девочкой, которая всегда держит голову высоко, чтобы не было видно ее слез.

Я шёл за медсестричкой, а она шла перед мной и вела за собой. Кто постарше, смотрели с легкой улыбкой, медсестры помоложе с завистью. Каждая прожигала нас завистливыми взглядами.

Введя меня в процедурный кабинет, она быстро, но не менее профессионально обработала рану.

— Спасибо, теперь, думаю, умру от старости, — подмигнул я ей и положил крупную купюру на стол.

— Вы серьёзным бываете? — обиженно прошептала она, так и не дотронувшись до купюры.

А я, выйдя из кабинета, вдруг понял одно: какая, на хрен, разница, от кого этот ребёнок. Я люблю Армину, люблю свою девочку, она моя, и этот малыш мой. И я люблю их.

Окрылённый новым признанием, я резко начал подниматься по лестнице. Телефон противно разрезал тишину и заставил меня остановиться.

— Да, — почти рыкнул, открывая телефон.

— Савелий Андреевич, пожалуйста, приезжайте.

Секунда, и я развернулся в совершенно другом направлении.

Валя суетливо входит в палату, внося сумку и небольшой чемодан на колёсиках.

— Привет, — улыбаюсь лучезарно нашей домоправительнице.

— Здравствуй, Армина. Как дела? Как самочувствие?

— Спасибо, Валя, все хорошо.

— Я вещи привезла. Всё в маленьком чемодане, а ещё прихватила куриного бульончика и пирог.

Я сглатываю и понимаю, что безумно хочу есть.

— Валя, ты чудо.

Женщина быстро всё расставляет на столе и сервирует его. А я встаю с кровати и сажусь за стол. Куриный суп, пирог с грибами, всё, как я люблю.

Она смотрит на меня с улыбкой, но какой-то затаённой. Словно чем-то расстроена или пытается скрыть.

— Валя, всё хорошо?

— Да, — кивает она и опускает глаза. Не смотрит на меня.

Я беру женщину за руку, она шепчет:

— Сестра приболела, точнее, ногу вывихнула, я хотела бы попросить отпуск, но я буду заезжать.

Говорит аккуратно, словно боится. А у меня появляется улыбка.

— Валя, я не твой работодатель, ты не должна убирать у меня, я даже не просила, — осекаюсь, мы обе знаем, кто просил или, точнее, сказал.

— Поезжай к сестре и ни о чем не переживай.

Женщина тепло прощается со мной и уходит, а я доедаю пирог, как в палату входит Валера Озов, хозяин клиники и светило нейрохирургии.

— Привет, дорогая, — целует он в щёчку и садится рядом. Как самочувствие?

— Спасибо, хорошо.

— Валерий Всеволодович, ваш кофе.

— Ставь, спасибо, Лариса, — улыбнулся мужчина медсестре. — Армин, извини, не зашёл сразу. Операции весь день, только отстрелялся.

— Не беспокойся, Валера.

— А я поздравляю, уже все знаю, — говорит он с лукавой улыбкой. — Ты будешь самой красивой мамой.

Я улыбаюсь, упоминание о малыше вызывает во мне теплоту и улыбку.

— Где наш счастливый отец? — задаёт он вопрос о Савелии, а я замираю, думая, что ответить, но ситуацию спасает его телефонный звонок.

— Да… Как? Черт. — рявкает мужчина и вскакивает со стула. — Армиша, забегу ещё, прости дорогая, там капец, — выбегает он из моей палаты.

А я расслаблюсь, ничего не надо объяснять.

Через пару минут приходит медсестра, забирает посуду и возвращает всю вымытую, сообщив мне, что у меня есть прекрасный выход на небольшой балкон, где можно вечером посидеть.

Я благодарю женщину и открываю чемодан. Надо отдать должное Валентине, собрала все, что не только нужно, но и что я люблю. Начиная от вещей, заканчивая любимым кремом и маленькой косметичкой. Также в чемодане есть книга. Разложив вещи, я взяла книгу и прилегла с ней в кровать. Она быстро завладела моим вниманием и отвлекла от дурных мыслей в моей голове.

***

За столом, накрытым на моем балконе, который уместнее назвать из-за размеров верандой, мы сидим уже где-то больше часа. Григорий появился вечером с большим пакетом из модного ресторана и объявил: врачи не рекомендуют покидать клинику. А я не решился нарушать их рекомендации и вспомнил народную мудрость: если Магомед не идёт к горе, то гора идёт к нему. И решил, что у нас получится не хуже, чем в ресторане. Уютный стол, атмосфера.

Мы быстро засервировали стол, зажгли пару свечей и сели на стеклянной террасе, которая открывала хороший вид на городской парк.

Георгий вновь доказал, что собеседник он лёгкий и очень хорошо эрудированный, кажется, нет такой темы или вопроса, который он не смог бы поддержать. Я вновь, как и ранее, поймала себя на ощущении, что с ним легко, если не задумываться, на что рассчитывает этот мужчина.

— Может, потанцуем? — говорит он, отпивая из бокала вино.

— А давай, — соглашаюсь, плохо представляя, как мы это сможем сделать, но мужчина и тут, кажется, всё продумал. Телефон, лёгкая приятная мелодия из динамика, лёгкий полумрак..

Время начинается тянутся долго, бесконечно. Горячие ладони, обжигающее дыхание с привкусом вина у моей скулы. Губы двигаются к уху, ладони смыкаются на талии. Замок, а у меня внутри всё замирает. Если он захочет меня поцеловать, я убегу.

— Ты сильно наряжена, расслабься, — поглаживает он меня по спине, а я, наоборот, напрягаюсь, особенно когда ощущаю его ладони, спускающиеся ниже. Сердце бьётся, кажется, выпрыгнет из груди, но вовсе не из-за того, что цепляет. Совсем не цепляет.

— Извини, — шепчу.

Становится легче, губы Георгия замирают возле моей щеки, а я, пользуясь моментом, выскальзываю из его объятий и сажусь в плетёное кресло.

Бросила мужика во время танца, а если он разозлиться или решит, что я сумасшедшая, а может, вовсе придет к выводу, что отношения со мной ему не нужны… От последней мысли становится хорошо. Но нет, Георгий возвращается и садится рядом с невозмутимым видом, подливает себе вино и предлагает мне, уверяя, что немного вина мне не навредит. Я отказываюсь.

— Не угадал с вином?

— Нет, все хорошо, вино, мясо и прочее… просто не хочу. Беременные пристрастны, — говорю с улыбкой.

Смотрю на мужчину и думаю: «Идеальный, но не цепляет. Сексуальный, объективно даже очень сексуальный, красивый. Но если проверить мою женскую сущность, она молчит, я не испытаю ничего, словно сижу не с мужчиной».

— Ты идеальный мужчина.

— Но жаль, мы не влюбляемся по щелчку, да? — тянет он, не дав мне завершить.

А может, и к лучшему, что я ещё могу сказать.

— Так было бы проще, — тяну с легкой грустью. — Но и не так интересно. Тривиально.

— Тебе надо развестись, чтобы закончить старое и дать шанс новому.

Замираю от его слов. Что сказать, что сделать? Говорить о том, что мы развелись, не хочу, но что-то мне подсказывает, Георгий не отстанет. Хотя, возможно, он хороший муж и отец.

— Хочу тебя живой, — выдаёт неожиданно он, — да, вот такой, — подмигивает мне. — С румянцем, чтобы ты была раскрытой, доступной, чуточку развязной, свободной, одним словом, собой. Армин, если есть сложности, я помогу с адвокатом, есть хороший приятель.

Георгий говорит что-то ещё, а у меня словно заела его фраза: «…развязной, доступной».

Перед глазами медленно проплывёт наша единственная с ним ночь. А я ведь такой и была, доступной, и его. Он делал, что хотел. Клеймил, целовал…

Заламываю пальцы, холодный озноб проходит по телу. Не готова и не хочу.

Вечер проходит удачно, сказала бы, отстойно.

Хочу принять душ, лечь в кровать, закутаться в одеяло и не слушать, какой мне надо быть, какой хотят меня видеть.