Когда, разместив рядом ребят своего дежа, и сбросив в специальный багажный отсек под ногами ранец, я последним уселся в крайнее справа кресло первого ряда (место це-дежа) первого сектора, дружно опустившиеся сверху слюдопластиковые фиксаторы одновременно припечатали к сиденьям тела всех жал дежа, а багажные отсеки под ногами беззвучно захлопнулись титановыми крышками. Аналогичные незамысловатые, но весьма эффективные, меры тотальной фиксации жал стожа параллельно происходили и в других секторах.

В отличии от отдыхающих в креслах десятников и рядовых жал, ответственному за жизни своих бойцов це-стожу, во время челночного перелета, по уставу полагалось контролировать работу пилотов. Потому перед идущим последним Члюфой бесшумно распахнулась дверь в непроницаемую круглую сердцевину салона. И за секунду, пока це-стож туда входил, я успел разглядеть кусочек убранства внутренней рубки: на фоне искрящейся на темной стене непонятной голограммы мелькнули два высоких белых кресла, с сидящими в них пилотами, в характерной голубой форме, и между ними показался кусок огромного матово-серого блина отражателя. Дверь в рубку бесшумно захлопнулась за члюфиной спиной, и больше ничего подглядеть я не успел.

Еще примерно через минуту, которая вероятно ушла на знакомство це-стожа с пилотами, и размещение Члюфы в указанном резервном пассажирском кресле, сиденья под нашими задницами ощутимо завибрировали, и все без объяснения догадались, что «тарелки» челнока закрутились, и мы, сорвавшись с платформы, начинаем набирать высоту.

Иллюминаторов по понятным причинам в стенах не было, но на сером слюдопластике рубки по всей окружности вдруг обозначилась цепочка из квадратных экранов, на которых, для пассажиров, началась трансляция полета нашего челнока.

Легко оторвавшись от слюдопластика платформы, огромный тарелкообразный аппарат, по широкой спирали стал стремительно набирать высоту. И когда он поднялся настолько, что с платформы стал казаться не больше спичечного коробка, ракурс вдруг резко поменялся, и с другой камеры открылся вид на оставшуюся внизу многокилометровую махину платформы космопорта.

Всего несколько секунд мы наблюдали за суетой быстро удаляющегося людского муравейника, увидели старт еще пары рванувших вдогонку за нами челноков. И снова произошла смена изображения.

Теперь в заполнившей квадратный экран бескрайней голубизне воздушного океана нам показали ещё пять челноков, летящих вверх параллельным с ними курсом… Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что в этих пяти тарелкообразных аппаратах, стартовавших практически с соседних секторов платформы, наверняка находятся остальные стожи нашего выпуска.

Шесть летательных аппаратов, двигаясь единым курсом на незначительном удаления друг от друга, практически одновременно ворвались в туманное марево атмосферной границы, а когда выскочили из белесой полосы на гораздо большей высоте и значительно потемневшем общем фоне, оказалось, что челноков стало уже восемь (похоже, к нам присоединилась пара выпускных стожей с другой учебно-тренировочной базы). Из-за вращающихся «тарелок» серийные номера челноков разглядеть было невозможно, перемешавшиеся аппараты были похожи один на другой, как капли воды, и понять какой их них наш стало решительно невозможно.

Подтверждая мою догадку о новых стожах, с других учебно-тренировочный баз, по мере дальнейшего набора высоты в быстро сгущающейся темноте группу наших челноков продолжили настигать и присоединяться к общему полету всё новые и новые тарелкообразные летательные аппараты.

Когда примерно через час полета впереди обозначилась махина орбитального хофа, группа нацеленных на стыковку с ним челноков разрослась аж до двадцати восьми аппаратов.

Приближаясь к межзвездному путешественнику, челноки прыснули наконец врассыпную, нацеливаясь каждый на свою персональную стыковочную шахту.

При заходе на стыковку, фокус камеры снова сместился, и вместо разлетающихся челноков, нам показали быстро приближающийся титановый бок гигантского корабля. Вернее лишь отдельную его часть, потому как вблизи хоф оказался гороподобной громадиной, на фоне которой далеко не маленький челнок смотрелся жалкой ничтожной букашкой.

В заполнившей весь экран гладкой, без острых граней, титановой стене, при приближении челнока, распахнулся многометровый люк стыковочной шахты. Вращающие «тарелки» нашего аппарата остановились (что косвенно подтвердила пропавшая тут же вибрация сидений), и на борту челнока, замершего напротив широченного проема, снова появилась гравировка серийного номера: А14-К1549.

Дальше, вероятно, сработала стыковочная система хофа, и под действием направленного притяжения наша «букашка» аккуратно впорхнула в стыковочную шахту.

Глава 21. Долгая дорога в казарму, и стремительный старт на сверхсветовой

Через считанные секунды после стыковки удерживающие нас на сиденьях слюдопластиковые фиксаторы дружно взмыли вверх, и одновременно под ногами автоматически отъехали в сторону титановые люки багажных отсеков. Получившие свободу бойцы стали подниматься со своих мест, разминать засидевшиеся тела и по новой прилаживать за спину ставшие доступными ранцы.

Еще пару минут нам пришлось подождать, пока разреженная атмосфера шахты заполнится воздухом, в допустимой для нормального дыхания пропорции, после чего опустившаяся часть внешнего корпуса челнока снова превратилась в широкий трап, и через разошедшиеся створки шлюза салонного выхода бойцы стожа двинулись на выход.

Несмотря на внушительные габариты помещения, в котором мы оказались, почти все свободное пространство здесь занимала махина челнока, и все мы вынуждены были сгрудиться на небольшой дугообразной площадке с решетчатым полом, под навесом широкого бока «тарелки».

Сошедший с трапа последним Члюфа Грууск приказал разбиться на дежы, и колонной выдвигаться следом за ним, двигаясь так же, как на платформе: сперва первый деж, потом второй и так далее…

Разошедшаяся в стороны, при нашем приближении, неприметная дверь в углу шахты вывела в полумрак первого коридора.

Несмотря на скорый маршевый шаг, переход стожа до новой казармы продлился почти целый час. Наши первоначальные радужные впечатления от попадания на борт хофа, навеянные внешним лоском межзвездного лайнера, изрядно потускнели за время долгой и совершенно не интересной «экскурсии» по бесконечно длинным мрачным коридорам, с короткими спусками или подъемами по тронутым ржавчиной лестницам. Единственным развлечением для нас, за время скучного перехода, стали забавные рисунки и граффити, порой весьма пикантного содержания, чутка добавлявшие ярких красок в удручающе однообразие серых слюдопластиковых стен.

Как позже стало известно, наш маршрут от шахты до казармы растянулся аж на двадцать четыре километра. Мы прошагали из конца в конец тридцать два коридора. По разным лестницам в общей сложности поднялись на двадцать четыре этажа, и спустились — еще на восемь. И на всем протяжении продолжительного марш-броска в пустынных коридорах хофа нам не встретилось ни души.

Впечатлившая нас еще при подлете громадина хофа изнутри оказалась запутанным лабиринтом из тысяч помещений и соединяющих их коридоров. А редкие двери, встречающиеся в коридорных стенах, открывались лишь при наличии у посетителя необходимого допуска — что Члюфа наглядно продемонстрировал нам еще в самом начале пути, специально пару раз остановившись у боковых дверей и от души отколошматив каждую кулаками, ногами и даже хвостом. Когда не открылась вторая дверь, це-стож сделал строгое внушение толпе собравшихся вокруг жал, смысл которого свелся в тому, что без знающего проводника из команды хофа или, как в его случае, активированной план-схемы конкретного перехода, в лабиринт местных коридоров ни в коем случае не стоить совать свой любопытный нос, потому как самостоятельно здесь можно только заблудиться, и потом, как не ломись в боковые двери с призывами о помощи, перед чужим они, все одно, не откроются — так и загнешься в пустынном полумраке очередного коридора от жажды и голода.