— Я…
Звук удара. Я не вижу, что она делает, но вижу слабые очертания её рук.
Она все ещё сидит на мне, временно отвлекаясь на то, что делает. То, как она извивается на моих бёдрах, заставляет мою кровь кипеть. Я хочу приподняться, расслабляясь от трения.
— Зейн, — вырывает меня из омута похоти ее обеспокоенный голос, — я не могу его открыть.
— Что?
Её дыхание панически вырывается из моей груди, и она хнычет:
— Я думаю, гроб заперт.
ГЛАВА 9
ГРЕЙС
В панике я пытаюсь снять крышку. Толкаю руками и упираюсь плечом. Ничего не получается.
Гроб заперт.
— Нет, нет, нет. — Хнычу я.
Выхода нет.
Ни за что…
Тьма грызет мои пальцы на руках и ногах, обгладывает кожу и разрывает плоть.
Коробка становится меньше.
Меньше.
Ещё меньше.
Пальцы вцепились в крышку, и меня охватывает отчаяние.
— Там кто-нибудь есть! — Я колочу по крышке гроба. — Мы заперты здесь!
Мои ногти впиваются в плюшевую обивку.
Прорываю хлопок и шелк.
Открываю рот, чтобы снова закричать, но горло сжимается, словно кто-то затягивает корсет. Мой мозг замирает, утопая в реке страха. Почему я не могу кричать? Почему я не могу дышать? Это укол беспомощности, как будто я даже не в своем собственном теле.
Мои глаза отводятся в сторону, и я вижу её.
Слоан.
Светлые волосы распущены. Лицо грязное. Тело обмякло.
Так ли она себя чувствовала, когда мы её хоронили? Это та паника, тот ужас, который пронесся в её душе?
Слёзы наворачиваются на глаза.
— Я не могу дышать. — Хриплю я, скребя пальцами по горлу.
— Эй, эй.
Нежный голос сменяется двумя тяжёлыми руками, обхватывающими мою талию. Как только Зейн прикасается ко мне, образ Слоан исчезает.
Он прижимает меня к своей груди.
— Шшш. — Гладит рукой мои волосы. — С тобой все будет хорошо. Все будет хорошо.
Я извиваюсь, борясь с ним.
Неистовые рыдания вырываются из моего рта.
Чувство вины и паника смешиваются, образуя нового монстра. Он стремится сжечь меня в пепел.
Зейн держится твёрдо, борясь с монстром с каждым выдохом.
— Я здесь. Я здесь.
Он продолжает ласково бормотать мне на ухо и гладить по волосам, спине, боку, пока паника не уменьшится до размеров моей ладони.
— Ну же, тигрёнок. Вернись ко мне.
Его нежность пробивает туман, и я медленно возвращаюсь к реальности.
На мгновение я обнимаю его, упираясь в твёрдость тела. Возвращаюсь к реальности через те его части, которые могу ощутить, потрогать и понюхать.
Его кожа горячая.
Его сердце бьётся в ровном ритме.
Его неповторимый запах кожи и сандалового дерева наполняет мой нос.
Теплые руки проходят по моим плечам и спине.
— Теперь ты в порядке?
— Д…да. — Бормочу я.
Моё дыхание выравнивается, и я быстро моргаю, ошеломленная моментом, свидетелем которого я хотела бы, чтобы он не был.
В гробу невозможно разглядеть его лицо. Там нет отверстий для света, и все же я чувствую его энергию, излучаемую в мою сторону.
Она отличается от обычного высокомерия.
Мягче. Озабоченна.
— Я… — Я облизываю губы, не зная, что сказать. — Мне не нравятся маленькие пространства.
— Я вижу.
В голосе звучит намек на смех. Легкость, которая заставляет мои плечи расслабиться.
— Как ты не сходишь с ума? — Я кричу, моё сердце все ещё быстро бьётся. — Мы… мы можем быть похоронены заживо.
Его хихиканье вибрирует в его теле и в моём.
— Ты думаешь, это смешно?
— Думаю, ты чуть не довела меня до сердечного приступа.
Он откидывает мои волосы с лица.
Не знаю, как ему это удалось сделать в темноте.
— Это странно.
В его голосе звучит нотка задумчивости.
— Что?
— Ты всегда кажешься такой сильной.
— Все выглядят сильными на расстоянии.
Он замолкает.
— А как я выгляжу на расстоянии?
Как плохое решение.
Как тревожный сон.
Как стена, которую я никак не могу разрушить.
— Как ученик. — Говорю я наконец.
Он насмехается, но уже не так сердито, как обычно.
— Теперь тебе лучше?
Я киваю и пытаюсь отстраниться от него.
— Ты можешь отпустить меня.
Некоторое время он не двигается, и я думаю, будет ли Зейн продолжать держать меня. Я думаю, хватит ли у меня сил оттолкнуть его.
В его объятиях безопасно. Тепло.
Но меня отпускают без борьбы.
Скатываюсь на дно гроба и ложусь рядом с ним. Неловкость витает в воздухе между нами. Молчание затягивается.
— Позвони Датчу. Попроси его позвонить в похоронное бюро и попросить кого-нибудь помочь нам.
— Хорошая идея.
Зейн достает свой мобильный телефон. Как только он включает его, я вздрагиваю. Свет от экрана очень яркий. Мои глаза адаптируются, и я вижу то, чего не могла видеть раньше. Жуткая белая обшивка. Глянцевый деревянный гроб.
Мы — два трупа, которые собираются похоронить.
Мой желудок бурлит.
Я слышу, как моё дыхание становится все быстрее и быстрее.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь снова впасть в панику, рука опускается на мои глаза, загораживая свет. Мозоли царапают мою щеку, а жёсткая ладонь касается чувствительных губ.
Оказавшись в темноте, я поворачиваюсь к Зейну.
— Что ты делаешь?
Его голос низкий, грубый, но успокаивающий. Тепло, разлитое внутри, словно дорогой бархат, прочерчивает по моему сердцу.
— Не смотри, если это тебя пугает.
Я киваю.
— Закрой глаза, тигрёнок.
Сердце замирает в груди.
— Они закрыты?
Я зажмуриваю глаза и снова киваю.
Он убирает руку. Сотовый телефон Зейна пищит, когда он набирает номер.
Мгновение спустя я слышу, как его близнец берет трубку.
— Датч, — ворчит Зейн, — позвони в похоронное бюро. Скажи им, чтобы прислали кого-нибудь в шоу-рум. — Его голос раздается рядом с моим ухом. — Нет, я не собираюсь объяснять тебе, почему. Просто позвони в это чёртово бюро и скажи, чтобы нас искали.
Он вешает трубку.
— Что сказал Датч? — Спрашиваю я.
— Он им позвонит.
— Хорошо.
Я чувствую, как Зейн поворачивает голову. Его рука прижата к моей, поэтому легко определить, когда он двигается.
— У тебя есть ещё какие-нибудь фобии? — Спрашивает он.
— Почему тебя это волнует?
— Потому что мне интересно с тобой.
Мгновение спустя я ощущаю мускулистые плоскости его груди.
Горячее, твёрдое тело прижимается к моему. Должно быть, он перевернулся на бок, чтобы оказаться лицом ко мне.
Моё сердце колотится сильнее и застревает в горле.
Я выдыхаю, чтобы успокоиться.
— Не надо.
— Мы никогда не станем друзьями, Зейн. Мы с тобой просто…
— Скажи «учительница и ученик». Я осмелюсь.
В его голосе звучит угроза.
Я напряженно вскидываю подбородок.
— Сводные брат и сестра.
Он разражается ироничным смехом.
Это не смешно.
Ничего из этого не смешно.
Мы с Зейном никогда не должны были пересекаться, и все же мы здесь, запутанные в нелепой паутине обстоятельств и погребенные под горой скандалов.
— Я убрал телефон. Теперь ты можешь открыть глаза. — Шепчет Зейн.
Мои ресницы трепещут, пока я медленно привыкаю к кромешной тьме гроба.
Потираю горло.
— Мои глаза чувствительны к свету.
— Или, может быть, ты предпочитаешь темноту?
— Не говори так.
— Тебе стыдно?
Я не вижу его, но чувствую ухмылку, которую он бросает в мою сторону.
— Та тьма, которую ты имеешь в виду, — плохая.
— Плохая. Хорошая. Все относительно.
Я фыркаю.
— Так могут говорить только люди с испорченным моральным компасом.
— Тьма — это место, где ты узнаешь, кто ты на самом деле. — Его голос мягкий, но слова чертовски опасны. — Именно здесь проявляются все твои истинные желания. Всё, в чем ты отказываешь себе при свете, — он придвигается ближе, — ты можешь потакать в темноте.