Остроглаз скользнул в сторону. Рикенгарп следом. Так было всегда, сколько они работали вместе.
Они скорчились за холмиком на краю кратера, наблюдая за пришельцами и озираясь вокруг. Почему тут ещё нет фашистов из ВА? Может, они заняты.
Активистов парижского НС становилось всё больше: в среднем половина узников из каждой вызволенной группы присоединялась к ним. Город казался мёртвым, но в нём много чего происходило. Стейнфельд не давал фашистам расслабляться.
Трое незнакомцев приближались. Человек впереди нёс фонарик, ощупывая его бело-голубым лучом землю, как слепец — палкой. Остроглаз проверил оружие, перевёл пулемёт в автоматический режим, снял с предохранителя и прищурился, стараясь разглядеть, какого цвета униформа пришельцев.
— Эй, Остроглаз, — прошептал Рикенгарп, — а что, если на окраине и впрямь егернауты, как Стейнфельд говорил? Если они в активном режиме, то заметят тепловой след шлюпки. Они придут сюда.
— Расслабь задницу и не будь параноиком, чувак. Это всё твой синяк... тсс.
Пришельцы зашагали параллельно. Мимо них. Остроглаз встал, поднял пулемёт и гаркнул:
— Стоять! Оружие на землю!
Пришельцы застыли. На дорожку упали два ствола.
Остроглаз скользнул ближе и встал перед ними, держа на прицеле женщину и двоих мужчин. В свете фонаря он увидел, что женщина молодая, с короткими мягкими рыжевато-каштановыми волосами, личиком эльфа, странными кукольными губками и большими тёмными умными глазами. Она была невысока и стройна. Носила серый прыжкостюм админского фасона Колонии. В лице девушки было что-то знакомое.
— Мы нейтралы, — сказал толстяк рядом с девушкой. У него были маленькие глазки, крупный нос и пепельные волосы ёжиком. Он носил пилотский прыжкостюм и тащил тяжёлый рюкзак. — Мы беженцы с ПерСта. Из Колонии.
— А вы, э-э, на чьей стороне? — спросил другой. Высокий, худощавый, с печальными карими глазами.
Рикенгарп точно язык проглотил. Он во все глаза смотрел на девушку.
— Опустите луч фонарика на землю, — велел Остроглаз.
Она повиновалась. Он подошёл и забрал оружие. Два маленьких пистолета, притом один — для разрывных пулек.
— И пули тоже, — сказал Остроглаз.
Долговязый глянул на спутников, полез в карман, извлёк холщовый пакетик размером с колоду карт. Остроглаз зарядил разрывными пулями свой пистолет. Долговязый шагнул к нему...
Рикенгарп упёр в тощее плечо приклад CAWS, наставил пришельцу в грудь и рявкнул:
— Ещё шаг, и пострадает твоя нейтральная жопа, дружок.
Долговязый стал подобен статуе, но словоохотливой.
— Как пожелаете. Меня зовут Фрэнк Бонхэм[58]. Это Бретт Курланд, наш пилот. А это Клэр Римплер. Дочь профессора Бенджамина Римплера.
Остроглаз прищёлкнул языком.
— А я всё думал... Ладно. — Он опустил ствол.
— Порядок, Гарпи, — сказал он Рикенгарпу.
Рикенгарп не опускал дробовика.
— И что?
— Убери свою пушку. Я её узнал. — Ему нелегко далась эта фраза. — Я написал когда-то доклад по социологии об административной системе Колонии. Тогда я посмотрел интервью с профессором Римплером и его дочкой. Это она. Она ещё девчонкой тогда была. Это Колонисты. Нейтралы.
— Нейтралов не существует. — Но Рикенгарп опустил ствол. — Нейтралитет им не поможет против ВА. Фашикам похер, русская ты, американка, австралийка или подзаборная псина. В Париже всё очень просто: если ты не фашист, ты их враг.
— Фашикам? — переспросила девушка.
— Я ей по дороге расскажу, — сказал Остроглаз, оглядывая небо. Он что-то услышал...
— По дороге куда? — спросил Бонхэм.
— В наш бункер, — Остроглаз продолжал сканировать верхушки деревьев.
— Ребята, — сказал Рикенгарп тоном мальчика, заглянувшего в тётушкину корзинку для пикника, — а у вас на борту что-нибудь вкусненькое есть? Кофе? Замороженные фрукты? Свежая вода?
— У меня в рюкзаке всё это есть, — оживился Курланд. Ему явно хотелось выслужиться.
— Выключайте свет, — резко бросил Остроглаз.
Клэр погасила фонарик. Они прищурились, пытаясь разглядеть то, что увидел он.
Над покорёженным горизонтом парка вспыхивали огоньки.
— Скакорабль, — сказал Рикенгарп. — А за ним, надо полагать, ребята на колёсах. — Он обернулся к Остроглазу. — Давай в метро?
— Жопой шевели! — зашипел Остроглаз. — Этот ублюдок щас прилетит!
Клин скакорабля приближался дёргаными стрекозиными движениями: прыжок вперёд, пауза, снова прыжок вперёд. Корабль то и дело зависал в воздухе, подсвечивая подозрительные места на земле. Замедлился, ощупал лучом место посадки. Завис над шлюпкой.
Остроглаз, Рикенгарп, Клэр, Бонхэм и Курланд помчались во тьму. По перекопанному взрывами на шесть футов в глубину оврагу они выбежали к рю Боцарис, пересекли улицу, увязли было в лабиринте гниющей мебели, выпавшей из брюха пустого бесколёсного грузовика, но, мокрые от пота, выбрались на рю де ла Виллетт и устремились к станции метро. Остроглаз слышал, как чертыхается на бегу Клэр. Было очевидно, что Земля не оправдала её ожиданий.
Когда они вбежали в павильон станции, Клэр включила фонарик. Спустились по лестнице, задержались перед высоченной кучей мусора внизу — перевести дыхание. В свете фонаря станция выглядела особенно жутко.
— Тут придётся ползти мимо кучи, — извинительно заметил Рикенгарп. — Но через несколько футов станет полегче, там есть проход.
Клэр уронила фонарик и бессильно разрыдалась во мраке. Бонхэм поднял его и потрепал девушку по щекам, пытаясь успокоить. Остроглаз испытал странное чувство: ему не понравилось, как Бонхэм трогает Клэр.
Самой Клэр, видимо, тоже. Она оттолкнула Бонхэма и хрипло каркнула:
— Пр... простите. Глупо сейчас плакать.
— Это время ничем не хуже любого другого, — сказал Остроглаз. — Можем посидеть тут пару минут, мы в укрытии. — Он взял Клэр за руку и усадил на бетонный сляб рядом с кучей.
Луч фонарика тыкался вниз, и Остроглаз не видел, как трясутся от рыданий её плечи.
— Не знаю... — пробормотала Клэр. — Господи... я так хотела вернуться... но тут так странно... холодно, страшно, темно... ещё хуже, чем в Колонии...
— Не хуже, — сказал Рикенгарп. — У нас тут небо есть. Многие территории планеты — обширные — остались войной не задеты. Сами посмотрите, если полетите дальше.
Остроглаз промолчал. Пускай она так думает. Но он понимал, сколь невелики шансы хоть кому-то здесь выбраться из Парижа живым.
Помолчав, девушка сказала:
— Ладно, пошли.
Её голос звучал теперь совсем спокойно. Остроглаз взял у неё фонарик. Они двинулись дальше.
Вниз по туннелю. Лучи фонариков выхватывают из темноты красноглазых крыс и тараканов-мутантов размером с кулак.
Клэр села рядом с Остроглазом. Увидев это, Рикенгарп вздохнул так тяжко, словно ему на плечи свалился весь мир.
— А что с вашим... командованием? — спросила Клэр.
Остроглаз фыркнул.
— В нашем штабе заседает сотня мужиков да несколько женщин. Штаб расположен в подвале разбомблённого жилого дома. Чистят оружие, спорят о политике, читают, играют в карты на столе — таком обшарпанном, что ногтем проткнёшь. Ребята всех национальностей. Большинство говорит по-английски. Тут несладко, но у нас есть химические обогреватели, эрзац-кофе, немного консервов. В руинах кто-то шляется... Надо свернуть вот в этот туннель, дальше обвал, и дороги нет...
— Твой приятель что-то сказал про ВА.
— Фашики. Неофашисты.
— Второй Альянс?
Он взглянул на неё.
— Да.
Она горько рассмеялась.
— У нас в Колонии эти пруссаки тоже завелись. Переворот учинили, серьёзно. Под прикрытием чрезвычайной ситуации, требующей ввода полицейского контингента. Когда мы улетали, там уже всё под их контролем оказалось. Они заправляют в Колонии. Военное положение, мини-диктатура Прегера. Мой отец...
— Я как раз собирался про него спросить. Как он там?
