— О, спасибо, Сетедруг, — пробормотала девушка, увидев, что в туалете вода есть. По крайней мере, водопровод тут приличный. Клэр сходила на унитаз и опасливо нажала кнопку смыва. Работает! Из крана тоже потекла струйка воды, и девушке удалось постирать под ней бельё. Но не более того, подумала она.

Включив сушилку для рук, она подсушила трусики, но они ещё были влажными, когда кто-то поскрёбся в дверь, и пришлось одеваться. Клэр залезла в прыжкостюм, что в такой тесноте сложно было сделать, и открыла Энджи.

— Сегодня всё работает.

— Твой отец уверен, что завтра воду отключат, — Энджи шмыгнула мимо неё в ванную.

— Он уверен? — спросила Клэр у запертой двери.

— Это ты мне скажи. Мы его разбудили и спросили, что, по его мнению, сделают Админы и как нам достать припасы. Толку от него чуть. Половину времени несёт всякую чушь. Все на него жутко злятся. Думают, он дурака валяет.

— Глупо, — сказала Клэр.

Дальше что? Искать отца? Но он её тоже раздражает, так что...

Она отвернулась было, и тут из-за двери донёсся вопль Энджи:

— Ур-роды!

Затем приятный женский голос возвестил из стенных динамиков:

— Коридор D, вам только что отключили воду. Следом отключат свет, а напоследок — вентиляцию. Сейчас у вас воздух не ахти какой, а скоро не станет и этого. Нагулялись, пора по домам. Если среди вас есть спортивные болельщики, им интересно будет узнать, что завтра начинается раунд игр на выбывание в чемпионате Техсекции по джай-алаю[53]. Те, кто сегодня сдадутся администрации, будут прощены и получат бесплатный билет на все игры. Те, кто не сдадутся, будут арестованы, предстанут перед судом и получат по заслугам.

В женском голосе звучала материнская забота. Мне это тяжелее даётся, чем вам. Голос повторил сообщение на техниглише.

— Вот ведь ублюдки, — пробормотала Клэр.

За спиной стукнула дверь. Энджи вылетела из ванной; лицо её покраснело, а глаза часто-часто мигали, как это с ней обычно бывало при попытке скрыть гнев.

— Твой папаша нам специально наврал! — крикнула она.

— Он сказал, что вода до завтра ещё будет!

— Ты сама сказала, что он просто предположил.

Энджи отпихнула Клэр плечом, и девушка уставилась на неё. Внезапная мысль повергла её в шок: Теперь мне опасно оставаться среди этих людей.

Когда Клэр вернулась туда, где под микроволновками лежали спальные мешки, из прохода появились Бонхэм с её отцом. Они что, пьяны? Как-то не так идут...

Нет. Отец, кажется, ранен, а Бонхэм помогает ему идти.

Клэр подумала, что Бонхэм в общем-то не такой уж и плохой парень. А потом ей пришло в голову, что он, возможно, просто готовится сделать её своей соской.

Профессор Римплер лучезарно улыбался, что придавало особо зловещий вид его разбитой губе и синяку под глазом. Он был бос и хромал на одну ногу.

— Папа... — голос Клэр сорвался. — Ну что ты опять натворил?

Они с Бонхэмом помогли старику забраться в спальный мешок. Римплер немедленно отвернулся и тяжело вздохнул.

Бонхэм взял её за руку и отвёл в сторонку, оглядевшись и убедившись, что они одни.

— Думаю, он специально их спровоцировал. Они и так враждебно к нему относились... но он вдобавок посоветовал им готовиться к смерти, сказал, что у штурмовиков все козыри... — Он пожал плечами. — Потом понёс какую-то чушь. Про раков-отшельников. Что все мы — раки-отшельники, что нам-де пора выползти наружу из раковины, за которую мы сражаемся... Молт его ударил. Я пытался его остановить, но всё случилось слишком быстро. Кто-то ударил его по ноге прикладом ружья. И твой отец захохотал. Истерически. Тогда они от него отстали. Знаешь, что я думаю? Я считаю, что он преувеличивает своё... душевное нездоровье. Ну да, нервное расстройство у него было, сомнений нет, но сейчас он явно придуривается. Они от него особо ничего и не ждут.

Она уставилась на Бонхэма, обдумывая услышанное. Медленно ответила:

— Может, ты и прав... Энджи была с теми, кто его бил?

— Нет. А с чего бы?

— Она мне вроде как подруга... была. Джуди... и Энджи... а недавно... — Она пожала плечами. — И что дальше?

Он снова оглянулся, скрестил руки на груди и придвинулся к ней.

— Когда погаснет свет, бежим. Через день-другой они отключат свет. У меня есть фонарик. Мы сбежим через тыльный ангар.

— Он заперт и охраняется.

— Нас пропустят. Это входит в сделку.

У неё скрутило желудок, но она сказала:

— Ладно. Они ожидают прибытия трёх человек?

Она изучающе взглянула на него, ожидая, что он ответит. Не скажет ли: твоему отцу с нами нельзя?

— Только меня. Но они и вас тоже пропустят, если я примусь настаивать. У меня пропуск высшего уровня, а значит, они выполнят любой мой приказ.

Он помедлил.

— Что ещё?

— Молт. Меня беспокоит Молт. Думаю, он что-то подозревает. — Он передёрнул плечами. — С этим я ничего не могу сделать...

Внезапно он осёкся и отступил. К ним шла Энджи.

Когда погаснет свет, подумала Клэр.

— Знаешь, в чём прикол? — спросил Рикенгарп. — К бомбёжкам можно привыкнуть. Тут всё время рвутся бомбы, а внимания обращаешь не больше, чем на шум уличного транспорта.

— Я никогда к ним не привыкну, — проворчал Уиллоу.

Они сидели в бомбоубежище. Подвал был разделён на крошечные комнатки с грязными стенами. Когда-то здесь размещались les caves, винные погреба. Когда здание ещё было чьим-то домом.

Рикенгарп ответил:

— В любом случае, я их так воспринимаю. Что-то бухает, тут всё трясётся, немного пыли падает с потолка. Тебя пробивает вибрация. Немного не такая, как мне привычна. Иногда. После взрыва раздаётся какой-то лязг. Я думаю, это звук разрываемого снарядами металла...

— Рикенгарп, — внезапно перебил его Остроглаз, — ты себя показал в трёх вылазках. Ты молодец. Все так считают. У тебя яйца на месте. Но, Рикенгарп, я тебя очень прошу, заткнись.

Рикенгарп пожал плечами и заткнулся.

Остроглаз к бомбёжкам совсем не привык. Бомбы пугали его куда больше, чем перестрелки, хотя вероятность погибнуть здесь была ниже. Они его пугали, потому что он ничего не мог с ними сделать. Весь этот кипеш происходил у него прямо над головой, а смысла отстреливаться не было. Не было и стратегии защиты, кроме единственной: найти нору и забиться в неё. И сидеть там, покуда опасность не минует. Тогда можно было снова высунуть жопу наружу. Это очень раздражало.

Фронт переместился. Американская армия отступила к Парижу, и русские приступили к бомбардировкам города. Они разрушали его историю в пыль.

Население Парижа сократилось на три четверти, если не больше; с каждым днём поток беженцев, уходящих на юг, подальше от бомб, усиливался. Тысячи кончали дни свои в лагерях для перемещённых лиц, обменяв одну пытку на другую. Впрочем, как знать: возможно, это и лучше, чем сидеть тут в гетто под беспощадными молотами бомбардировщиков.

Он обвёл взглядом остальных в неверном свете лампы, собираясь с мыслями. Рикенгарп, Уиллоу, Юкё, врач, Дженкинс, Кармен. В других погребах — другие. У всех был измученный вид, некоторые старательно скрывали ужас. И только безмозглый придурок Рикенгарп был весел и свеж, как ребёнок, которому показывают фейерверк. Если обрушится потолок, я на тебя посмотрю, чувак. Бьюсь об заклад, прикалываться ты перестанешь.

Слева, у самой двери, осталось немного свободного места. Он удивился: почему это Дымка нет? Дымок обычно сидел рядом с Юкё.

— Где Дымок и почему... — Его прервал могучий удар, и по бомбоубежищу прокатилась такая вибрация, что зубы застучали. С потолка посыпались чешуйки грязи.

— Дымка увезли в Штаты, — сказала Кармен. — Тебя при этом не было. Ты был на задании. Стейнфельд...

Новый удар, новая волна отвратительной вибрации. Теперь ближе.

Она не умолкла, хотя голос её сбился. Рикенгарп смотрел на девушку без усмешки. Ему, видимо, явились те же мысли, что и Остроглазу. Кармен напугана и хочет, чтоб её приголубили, но гордость ей не позволяет об этом попросить.