— ...Бонхэм, председатель забастовочного комитета, сегодня заявил, что...

Он услышал собственный голос. Ему не понравилось, как он звучит по телеку: слишком высокий и писклявый, механический. Грёбаный экранчик в каюте Прега вдобавок искажал картинку, и голова Бонхэма в телеке была похожа на мыльный пузырь. Он услышал, как произносит:

— ...меня удивляет, что они надеются одурачить нас оруэлловским двоемыслием, называя штурмовиков «миротворческим контингентом». Штурмовики они штурмовики и есть.

Он дёрнул плечом. Всё в порядке. Подчас журналюги ухитряются выхватить мысль из контекста и выставить тебя дурачком. Но тут всё уместно.

Ведущая перешла к другим новостям, с Бонхэмом не связанным, и он потерял интерес к передаче.

— ...админские техники сегодня восстановили энергоснабжение на четырёх подуровнях, вопреки попыткам техников-забастовщиков саботировать ремонт трубопроводов...

— Тру-бо-про-во-дов, — повторил Бонхэм. — Так никто сейчас не говорит. Но мне нравится, как округляются твои губки, когда ты произносишь это слово.

Он вытянул ногу в ковбойском сапоге, ткнул пяткой в кнопку питания и с сожалением проследил, как сжимается и рушится внутрь себя прекрасное кареглазое лицо.

Посмотрел на часы и подумал: Я опаздываю как раз настолько, насколько нужно.

Бонхэм поднялся, расправил плечи, пересёк каюту и толкнул дверь, выходя в следующую, попросторней. Тут топали минимоно и веселились забастовщики. Он осторожно пробрался через толпу, уходя от подножек, поморгал, всматриваясь в толстый дым, который вроде бы извивался в такт музыке (но это ведь невозможно, гм?), нашёл дверь в коридор.

Покои Прего были нелегальны, и Админы такими местечками особо интересовались, угадывая в них центры радикального брожения. Бонхэм остановился глянуть на мониторы, обозрел пост охраны, покрутил скрытую камеру Прего туда-сюда: всё чисто.

Открыл дверь и вышел в коридор. Быстро закрыл её за собой. Потёр покрасневшие глаза и заспешил по коридору к ближайшей развилке.

Неподалёку парочка техников малевала граффити на стене. Когда из-за угла появился Бонхэм, техники оглянулись и опасливо застыли. Он улыбнулся, пожал плечами. Они расслабились и заухмылялись в ответ. Их оказалось четверо, все примерно одного с ним возраста: лет по девятнадцать. Разных рас: один из испанских креолов, один негр, один европеоид и один вроде бы из юго-восточной Азии. На прыжкостюмах кнопки и рейтинговые нашивки — унаследованные от родителей. Из прозрачных блямб печально пялились на Бонхэма минимоно-танцоры, выглядевшие не реальней мультяшных персонажей.

Ещё дальше по коридору граффити на стенах было столько, что местами они казались непроглядно-чёрными. Древние забастовочные слоганы давно скрылись под ругательствами и символами молодёжных банд. В последнее время молодёжные банды в техсекции множились, аки грибы после дождя.

Бонхэм задумался, не пора ли уже заняться ими всерьёз.

Дверь, ведущая на развилку и к выходу на открытое пространство, слетела с петель. За развилкой навстречу Бонхэму выступил и преградил путь штурмовик МКВА. Бонхэм предположил, что охранник появился так далеко, потому как, стой он в проёме двери, представлял бы собой почти необоримый соблазн для хулов. Бонхэм однажды сам метнул в такого охранника коктейль Молотова «свечкой», а потом окстился: Я что, спятил? Если начнётся пожар, куда нам бежать?

Интересно, может ли Колония сгореть? Одни утверждали, что да, другие отрицали такую возможность, третьи считали, что пожар может уничтожить некоторые секции, но в стенах, вероятно, обнаружится горючая изоляция, и если они прогорят до этой горючей изоляции, всё пространство заполнится дымом, и хотя теоретически на станции достаточно кислородных масок и убежищ, ходили слухи, что до трети их повреждено или отслужило свой срок. Бонхэм думал об этом, безуспешно стараясь отогнать обуявшую его при виде вооружённого охранника тревогу, но от мыслей становилось только хуже.

Он не осмелился посмотреть в зеркальное сине-зелёное лицо, просто не смог себя заставить. Поэтому он уставился в чёрно-серую грудь охранника и сказал:

— Бонхэм, пропуск 4555.

Штурмовик набрал код на комм-браслете.

— Повторите.

Бонхэм повторил код для голосового анализатора. Анализатор передал его слова компьютеру центрального поста СБ. Профиль звуковых колебаний сравнили с зарегистрированным образцом голоса Бонхэма, проверили кодовый индекс и переслали изображение Бонхэма на экранчик по ту сторону зеркальной маски штурмовика.

— Проходите, сэр, — сказал охранник. — Доброй вам прогулки.

Бонхэм прошёл мимо него и глянул на часы. Потом зашагал в прежнем быстром темпе.

Она оказалась там, где обещала появиться, в сопровождении лишь одного телохранителя.

Джудит ван Кипс стояла точно посередине стройплощадки, и фиберглассовая рама незаконченного кондоминиума возносилась вокруг неё, подобная прутьям тюремной клетки. Клетка была позолочена светом, проникавшим с открытого пространства — красновато-оранжевым, закатным. Спустя час тут воцарится темнота. В коридорах освещение в эту пору тоже меркло, следуя обычным циркадным ритмам. Но с начала волнений коридоры освещались на полную яркость круглосуточно.

Заваленное строительным мусором пространство рассекали глубокие тени. Закатный свет выхватывал из них лицо Джудит ван Кипс в рамке длинных соломенных волос. Рядом стоял охранник в чёрной униформе. У этого вместо лица была зеркальная маска.

Слыша, как бухает сердце в груди, Бонхэм приблизился. Если я отступлю от своего решения, если передумаю, этот амбал меня в два счёта свалит. И арестовывать, как Молта, меня не станут.

— Достаточно, — сказала Джудит ван Кипс.

Бонхэм остановился в десяти футах.

— Мне не нравится, что охранник услышит нашу беседу.

— Это мой личный телохранитель. Ему можно доверять. Теперь стой и не дёргайся.

Он подождал, закаменев и обливаясь потом, пока эсбэшник МКВА проверит его оружейным сканером и ощупает.

Потом амбал спрятал детектор в сумку и отступил, убрав пушку. Джудит ван Кипс улыбнулась в перепуганное лицо Бонхэма.

— На всякий случай, — сказала она.

Бонхэм пожал плечами, не подав виду, что ему малого не хватило, чтобы сорваться и схватиться за ствол.

— Вы с Прегером купили этого мудака Спенгла, я прав?

Она не ответила.

— Я обойдусь вам дороже Спенгла, — продолжил Бонхэм с улыбкой. — Некоторые журналисты котируются выше.

Она выжидала.

Тщательно отрегулированный техниками ветерок шевелил тщательно подстриженные кончики её соломенных волос, обрамлявших тщательно вылепленное техниками лицо. Слишком совершенная красота, чтобы оказаться естественной.

— Мне нужны деньги и выход отсюда. Домой. На Землю. Может быть... — он пожал плечами. — Может быть, Тринидад сойдёт. Или ВольЗона.

— Блокада, — сказала она невыразительно.

— Не вешайте мне лапшу на уши. Я знаю про договор. Они собираются разрешить ограниченный транспортный поток в обе стороны. Провизия и базовые припасы. Самое минимальное, никакого импорта, никакого экспорта, никаких гражданских судов. Но корабли так или иначе будут курсировать. Некоторые из ваших людей вернутся на Землю. Я тоже хочу.

— Откуда ты знаешь про договор?

— Один пацанчик — будем называть его моим личным пацанчиком — он, гм, просёк эту фишку. Они с Сетедругом кореша, знаете ли. Он влез в ваши комм-сети. Мы с ним единственные, кому это известно. Если только... — он пожал плечами. — Если только он не разболтал. Но я не думаю.

— Его имя?

Бонхэм покачал головой.

Она посмотрела на охранника, словно раздумывая, не выбить ли из Бонхэма имя силой. Но воздержалась. У Прегера на Бонхэма свои планы.

Наконец она пожала плечами.

— Ты держи с ним ухо востро. И чтобы никто больше про договор не пронюхал. Мы приложили немалые усилия, скрывая от медийщиков эту информацию.

— Это вы отрезали связь с Землёй?