— Не скажу. Не могу.
— Нет, ты можешь. Ты должна. Иначе мы с Чарли выходим через чёрный ход и начинаем создавать Worldtalk реальные проблемы. А я тебя знаю, Джули. Я тебя насквозь вижу. Так что скажи мне.
Она вздохнула.
— Я знаю лишь то, что мне открыли. Ты заметил, что их пиарщики манипулируют СМИ в угоду клиентам, втайне от аудитории. Они используют свои связи, чтобы внедрить информацию или дезинформацию в новостные выпуски, видео, кино, политические речи. Они...
Она остановилась, порывисто вздохнула и глухо докончила:
— Они манипулируют людьми, а публика получает искажённое представление о действительности, созданное с учётом интересов их клики. Ты разработал компьютерную систему для видеомонтажа, которая умела выискивать наиболее вероятные примеры, как бишь ты выразился, имплантированной информации и преднамеренного искажения фактов. Эта система могла бы вывести их на чистую воду. Ты назвал её МАТ = «МедиАТревога». — Джули снова глубоко вздохнула. — Я не знала, что они так глубоко копают. Я думала, они хотят купить у тебя программу. В известном смысле так и произошло. Я обязана была упомянуть о ней перед Worldtalk. Если бы смолчала... меня бы сочли нелояльной. — Она подмигнула, произнося нелояльной, потому что предвидела его реакцию.
— А как насчёт лояльности, — спросил Чарли, опередив его, — Джиму Кесслеру?
Она пренебрежительно отмахнулась.
— Это уже не имеет значения. Слишком поздно. Они знают... Джимми, ты пойдёшь со мной?
Кесслер размышлял об анализаторе МАТа. Незнакомая концепция — но правильная, он это чувствовал.
— Нет, — медленно ответил он. — Ты можешь мне помочь. Если ты дашь показания в суде, мы их одолеем.
— Джимми, если они... нет, нет, я... — Она прервалась, уставилась на его запястье. — Не дури. Это...
Она отступила на шаг и полезла в сумочку.
Чарли с Кесслером озадаченно переглянулись. Когда Кесслер снова посмотрел на Джули, у той в руке оказался пистолет.
Маленький пистолет с корпусом из воронёной стали. Ствол тонкий, словно карандашик, и это означало, что оружие заряжено разрывными пулями. Они дали ей пушку.
— Девочка, — сказал Чарли,—да ты хоть соображаешь, что эта пукалка умеет делать? Разрывные пульки его по стене размажут.
Голос его сорвался, он сделал шаг к Джули.
Та прислонилась к двери и ответила:
— Чарли, если ты подойдёшь ещё хоть на шаг, я пристрелю его.
Чарли замер. По комнате ультразвуком прокатилась волна опасности.
Джули сбивчиво продолжала:
— Чарли, а почему ты своего приятеля не спросишь, что со мной сделает пукалка в его руке, а? Ты его спроси. У Джимми точно такая же. С такими же разрывными пульками.
Она почти визжала, тяжело дыша и сжимая пистолет побелевшими пальцами.
Кесслер оглядел себя. Его руки бессильно повисли по бокам. Ладони были пусты.
— Джули, опусти пушку, и мы поговорим, — мягко сказал Чарли.
— Опущу, если он опустит свою, — бросила Джули.
— У него же нет никакой пушки, — ответил Чарли, часто моргая.
Взгляд её был прикован к точке футах в трёх от груди Кесслера. Ей там мерещилась пушка. Он собрался было сказать: Джули, они тебя заморочили. Он успел выдавить только:
— Джули...
— Не смей! — заверещала она и подняла пистолет. Тут всё смешалось: Кесслер кинулся на пол, Чарли прыгнул на неё, а стена за спиной Кесслера выскочила на улицу.
Потом Кесслеру показалось, что две раскалённые металлические ладони стиснули его голову, и он заорал от боли в ожидании смерти. Но это был только шум — взорвалась вылетавшая наружу стена. Куски её осыпались на улицу, а из четырехфутовой дырищи в полу наружу, в зимнюю ночь, потянулся дым.
Кесслер, дрожа, поднялся. В ушах у него били колокола. Оглядевшись, он увидел, как Чарли сидит верхом на Джули. У Чарли в руке была её пушка, а Джули уткнулась лицом в пол и рыдала.
— Знирчи, — сказал Чарли, от волнения перескакивая на техниглиш. Лицо его побелело.
— Оставь её, — велел Кесслер. Чарли отпустил её и встал рядом.
Кесслер мягко проговорил:
— Джули, посмотри на меня.
Она подняла на него взгляд, упрямо сжав губы. Потом глаза её широко распахнулись, она уставилась на его бёдра. Она увидела, что он безоружен.
— У меня нет пушки, Джули. Они тебя закодировали. А теперь я возьму пушку... Чарли, отдай мне пистолет, пожалуйста. — Не сводя с неё глаз, он протянул руку в сторону.
Чарли поколебался, потом вложил оружие в раскрытую ладонь Кесслера. Джули поморгала, прищурилась.
— А теперь у тебя их две, — сказала она, пожав плечами.
Он покачал головой.
— Встань.
Она машинально повиновалась.
— Подойди к постели Чарли. Там чёрный пододеяльник. Видишь? Сними его. Сними, стащи с постели и принеси сюда.
Она гневно поджала губы, словно намереваясь на него крикнуть. Он быстро сказал:
— Пока молчи. Делай, что я сказал!
Она подошла к постели, сняла чёрный атласный пододеяльник, нетерпеливо дёргая за края, и принесла ему. Чарли что-то ворчал насчёт копов, но Кесслер так на него посмотрел, что Чарли тут же заткнулся, угадав план Кесслера.
А если не сработает, ну что ж, тогда кислотный дождь промочит его до костей, выбелит их, чтобы останки Кесслера послужили предупреждением другим путникам, которые вздумают задержаться у этого отравленного колодца — у этой женщины.
Он произнёс:
— Теперь разорви пододеяльник — прости, чувак, я тебе новый куплю... и оторви от него широкую полосу. Отлично. Намотай мне её на лицо, закрыв глаза. Заклей скотчем со стола, чтобы увериться, что свет не проникает.
Двигаясь, точно в замедленном повторе, она замотала ему глаза. Снизошла тьма, а с нею шепотки страха: Джули заклеила повязку очень основательно.
— Я всё ещё целюсь в тебя из двух пушек?
— Да.
Но в голосе её больше не было уверенности.
— Отойди в сторонку. Нет, на несколько шагов, спокойно. Обойди меня. — Тихие шаги. Сдавленный выдох изумления.
— Ствол пушки следует за тобой?
— Да. Да. Один из них.
— Но как это возможно? Я же тебя не вижу! А почему движется только одна пушка — та, которую ты увидела первой? А как ты думаешь, почему я позволил тебе ослепить себя, если целюсь в тебя и готов убить?
— А странный у тебя прикид, однако, — заметил Чарли.
— Прикольный и страхолюдный.
— Чарли, заткнись, будь добр. Джули? Отвечай! Я тебя не вижу! Как, по-твоему, я могу в тебя целиться?
— Не знаю!
— Забери у меня обе пушки! Стреляй в меня! Давай же!
Она издала рассерженное шипение и выхватила у него пистолет. Он приготовился умереть, но Джули сорвала повязку с его глаз и посмотрела.
Заглянула ему в глаза.
Пистолет выпал из её руки.
— Теперь ты поняла? — тихо спросил Кесслер. — Они с тобой это сделали. А ведь ты была одной из «семьи». Корпоративная семья для них ничего не значит.
Она опустила взгляд на его руки.
— Пушки нет. — Сонно: — Пушки нет. Всё изменилось.
Завыли сирены. Ближе.
Джули упала на колени.
— Я для них ничего не значу, как и все остальные, — проговорила она. — Как и все остальные. Ничего не значу.
Лицо её исказилось. Как будто из неё вырвали некую внутреннюю опору, как если бы она провалилась внутрь себя.
Сирены и проблесковые маячки. В дымном столбе, продолжавшем подниматься оттуда, где раньше была стена, затрепетали хромированные крылья полицейской дроноптицы. Машинка зависла в дыре, совсем как живая, с широкими алюминиевыми крыльями, будто у исполинской колибри, но вместо головы у неё была небольшая камера.
Из-за решётки динамика на серебристой груди птицы раздался радиоголос:
Это полиция. За вами наблюдают, ведётся запись. Не пытайтесь убежать. Входная дверь заблокирована. Через несколько секунд прибудут офицеры полиции и примут у вас показания. Повторяю, это полиция...
— Да слышу я, слышу, — уронила Джули. — Дам я вам ваши показания. Я вам всё расскажу. О да. — Она грустно рассмеялась. — Я дам показания.