— Знаете что, — выплюнула, резко поднявшись на вмиг окрепшие ноги. — Копайте в другом месте. На меня вы напрасно тратите своё драгоценное время. Я не продаюсь и не покупаюсь. Никем. Да, мне нужны деньги, как и всем разумным существам на земле — чтобы питаться, одеваться и обеспечивать семью. Но они не являются моей основной целью. Как и дорогие подарки с сомнительными должностями! Обойдусь!

Здесь я на ощупь вытащила из своего новенького смартфона симку — и со стуком положила аппарат на столик перед сосредоточенным собеседником, молча внимающим каждому моему слову… Отчего на душе стало совсем тошно.

— Я не хотела становиться няней, — выпрямившись, добавила сквозь душащие меня слёзы. — Вы приняли это решение единолично, не спросив моего мнения и не озаботившись желанием Дмитрия… Зато теперь вы точно знаете, что вашему сыну не нужен постоянный контроль. Он достаточно взрослый, чтобы решать возникающие проблемы самостоятельно. Всё, что ему нужно — это вы, доверие и капелька свободы. Как и мне, — замявшись, всё-таки ляпнула под конец.

Однако директор никак не отреагировал на моё неожиданное откровение. А оценить выражение его лица я, к сожалению, не могла — для меня Игорь Алексеевич уже давно превратился в расплывчатый кляксообразный силуэт… Поэтому, постояв ещё несколько секунд, я громко выдохнула — и поплелась к лестнице. Собирать свои немногочисленные пожитки.

Я до последнего надеялась на благополучный исход. Рассчитывала, что смысл моей гневной тирады, боль и обида, которой она была пропитана, дойдёт до затуманенного разума директора, хорошенько его встряхнёт и заставит посмотреть на ситуацию с другого ракурса. Медленно, пошатываясь, поднималась по ступенькам — и прислушивалась к мёртвой, всепоглощающей тишине за спиной. Всё ждала, что Игорь Алексеевич меня окликнет. Задержит. Извинится или хотя бы просто попросит взять паузу на время вычисления настоящего предателя… Но всё было тщетно.

Наблюдатель распланировал заговор до последней детали. Он выбрал самую правильную тактику и нашёл идеального козла отпущения… Неудивительно, что его доводы показались старшему Копылову гораздо убедительнее моих жалких попыток поведать о своих чувствах.

Игорь Алексеевич слишком много лет жил с призраками утраченного счастья и так давно крутился в мире циничных, меркантильных женщин, что, похоже, банально разучился верить в любовь. Какой бы чистой она ни была…

С трудом доковыляв до своей уже практически бывшей комнаты, я закрыла дверь — и без сил повалилась на аккуратно застеленную кровать, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

Хуже, чем тогда, мне ещё никогда не было. Я ведь и раньше расставалась с парнями. Зачастую — по собственной инициативе. И многие из них нравились мне ничуть не меньше Игоря Алексеевича… Но ни один из них не успевал за столь короткий срок так глубоко запустить в меня когти! Впрочем, возможно, именно в этом и таилась причина невероятной болезненности разрыва. В конце концов между нами ещё ничего не было. Мы не успели толком узнать друг друга. Насладиться близостью. Надоесть… К тому же директор давно меня заинтересовал. Ещё до того, как впервые заговорил со мной. И это тоже имело огромное значение… Вот только сердце не слушало доводов разума. Оно по-прежнему верило в счастье, отчаянно вопило и в прямом смысле рвалось обратно. Частями. Но я упрямо не поддавалась на его уговоры.

Ход уже сделан. Настала очередь противника… Который, разумеется, не торопился врываться в спальню и на коленях вымаливать у меня прощения. Да я, собственно, и не ждала от Игоря Алексеевича подобной глупости. Такой поступок был совсем не в стиле мрачного и замкнутого директора. Каким бы весёлым и открытым этот мужчина ни казался в бассейне, большую часть жизни он провёл среди акул бизнеса и прекрасно держал себя в рамках. Я тоже старалась не уступать, поэтому исправно не давала необоснованным фантазиям завладеть моим разумом… Лишь слегка тянула время, не торопясь выгребать вещи из шкафа.

Мало ли. Вдруг…

— Собираешься? — прервав мои размышления, в комнату заглянула горничная.

И я, радостно вскинувшись при первых звуках отрывающейся двери, устало сползла на пол.

— Как видишь, — откликнулась, достав из-под кровати спортивную сумку.

Всё равно откладывать было уже некуда. Появление Наргизы лишило меня последних надежд на исправление ситуации… И помогло взять себя в руки.

Казаться сильной всегда легче в присутствии зрителей, чем в одиночестве. Ведь перед самим собой притворяться обычно незачем…

— А может, не стоит рубить концы так поспешно? — приблизившись, вкрадчиво предложила женщина. — Он же тебя не уволил…

И я запоздало сообразила, что всё это время горничная торчала на кухне. То есть прекрасно слышала весь наш разговор. От первого до последнего слова… Однако меня это ничуть не тронуло. Поважнее вещи имелись.

— Он всё ещё внизу? — испытующе посмотрела на собеседницу.

Вот что мне на самом деле требовалось знать!

— Нет, — мотнула головой Наргиза. — Хозяин ушёл к себе минут пять назад. Иначе я бы к тебе не поднялась…

Логично. На месте проштрафившейся горничной я бы тоже не захотела попадаться под горячую руку начальства — и внутри меня будто что-то оборвалось. Эмоции погасли, а душу заполнило беспросветное отчаяние, плавно переродившееся в пустоту. Такую же горькую и умиротворяющую, как тишина на кладбище.

— Что ж. Значит, теперь я смогу беспрепятственно покинуть квартиру, — безразлично пожала плечами.

Словно и не надеялась ни на что. Не фантазировала и не ревела…

— А может, всё-таки останешься? — вновь активизировалась Наргиза. — Игорь Алексеевич вроде не против, чтобы ты задержалась. Поработаешь, денег скопишь… Такие зарплаты, как здесь, на дороге не валяются. Да и справляешься ты с Димой неплохо… А там, глядишь, и хозяин одумается. Поймёт, что ты не виновата… Потерпи недельку. Или хотя бы до завтра… А то это больше на бегство похоже.

— Да плевать, как это выглядит! — отрезала, потихоньку начиная заводиться. — Я не нанималась няней ни к великовозрастному оболтусу, ни к его самовлюблённому отцу. Я получаю деньги за мытьё полов. Точка. И вообще, — переключилась на подозрительно притихшую собеседницу. — С чего это ты поменяла своё мнение об Игоре Алексеевиче? Он же тебе не нравился. Ты меня так старательно отговаривала с ним общаться… Что случилось?

— Ничего, — быстро пробормотала Наргиза.

Но при этом так ярко зарделась, что у меня и мысли не возникло принять её слова за чистую монету.

— Признавайся, — выпрямившись, потребовала я.

Не потому, что усмотрела в её реакции нечто предосудительное — вроде сговора с работодателем, который не нашёл в себе силы заявиться ко мне сам. Нет. Я просто почуяла идеальную возможность соскочить с крючка и посадить на него горничную. Так сказать, поменяться с ней местами… И под шумок спокойно загрузить отобранные вещи в сумку. Все, кроме пресловутого шортового костюмчика.

Слишком о многом он мне напоминал. Слишком много значил…

— Да в чём признаваться-то?.. — совсем стушевалась женщина. — Просто пересмотрела своё отношение, и всё. Послушала вас — и пересмотрела.

— Врёшь, — отмахнулась я. — Без причин отношение к человеку не меняется. Особенно так быстро.

Да, это было грубо — но иначе не получилось. Я недостаточно хорошо себя контролировала. Ещё и костюм этот… Однако Наргиза не обиделась и не ушла. А жаль. Избавиться от её навязчивого присутствия мне бы не помешало.

— Да, ты права, — вместо этого призналась горничная, устало пристроившись на самом краешке кровати. — У меня есть на это причины. Я влюбилась. И это взаимно.

Последняя фраза неприятно резанула ухо — и сердце тотчас сжалось в предчувствии беды.

— И кто же этот счастливец? — выдавила, не торопясь делать поспешные выводы.

Ну не мог директор променять меня на неё! Не мог! Иначе она не посмела бы сюда притащиться…

— Заведующий отделением сосудистой хирургии, — вторив моим мысли, сообщила Наргиза. — Где маму оперировали.