Мы вообще ничего не обсуждаем. Просто нуждаемся сейчас друг в друге, как никогда.

Снимаю пиджак, потом брюки. Оставшись лишь в топе и трусиках, забираюсь под одеяло на матрасе Максима.

Макс не раздевается, замерев, стоит надо мной.

– Я лишь должен был тебя проводить, – подавленно сообщает он. — Твоя мать не одобрит, что мы провели эту ночь вместе и без их контроля. Но… Я не могу уйти... Не получается.

Его голос звучит хрипло и болезненно.

А мой срывается на шёпот:

– Моей мамы здесь нет, Максим. И я не хочу, чтобы ты уходил.

Откидываю край одеяла в пригламительном жесте.

Раздевается, ложится рядом и бережно обнимает.

Не знаю, сколько проходит времени, когда ком в горле становится меньше, и я наконец-то чувствую, что могу говорить без надрыва.

– Через несколько дней Марина Захаровна будет уже дома, а мы забудем о случившемся, как о страшном сне.

– Так и будет, – активно кивает Макс. – Но я лично буду контролировать, чтобы она тщательно следила за своим здоровьем. Ну я ей устрою! – беззлобно угрожает он. Потом смотрит мне в глаза: – Твой день рождения испорчен. Я чувствую свою вину.

– Не вздумай! – прижимаю пальцы к его губам. – Ты не виноват, что у меня такая скандальная мать. И тем более не виноват, что у твоей бабушки шалит сердце.

– Думаешь? – грустно ухмыляется. – Думаю, я первый, кто виноват. Столько дичи творил... А она нервничала из-за меня.

– Мы не можем знать наверняка, в чём причина проблем с сердцем. Мы не медики, Максим. И я не хочу слушать, как ты себя обвиняешь! – строго говорю ему.

Он тяжело вздыхает.

– Ладно, не буду...

Переворачивается на спину, устремляет взгляд в потолок. Его пальцы неторопливо перебирают мои волосы, касаются плеча. Я становлюсь оголённым нервом, подрагивая от его прикосновений. Перемещаюсь чуть выше и прижимаюсь губами к его щеке. Потом касаюсь уголка губ. Повернув голову, он впивается в мои губы долгим и нежным поцелуем.

– С днём рождения, принцесса. Обещаю, следующий будет лучше.

Это обещание стирает оставшиеся во мне сомнения, и я притягиваю лицо Максима к своему. Губы к губам. Зарываюсь пальцами в волосы. Наши языки кружат в каком-то диком танце. Дыхание учащается. Сердечный ритм разгоняется до предела.

Макс начинает терять контроль над собой, и я оказываюсь распята его телом и вдавлена в матрас. И, как ни странно, совсем не паникую. Уверена, что всё происходящее чертовски правильно.

Немного отстранившись, Макс заглядывая мне в глаза.

– Нам лучше... остановиться… прямо сейчас, – говорит срывающимся шёпотом.

– Не хочу останавливаться... – едва слышно выдыхаю я.

Глаза Максима вспыхивают. В них и возбуждение, и неверие. Он хмурит брови.

– Ты уверена?

Вместо ответа снова тянусь к его губам.

Да, я уверена. Пусть сделает так, чтобы это было волшебно.

Даже если у нас ничего не получится в итоге, я знаю, что Максим должен быть моим первым.

Но ведь у нас получится, правда?

***

Тёплые ладони скользят по моей спине и бёдрам. А потом я, кажется, парю в невесомости. Веки такие тяжёлые, что не могу их поднять. Мягко проваливаюсь в прохладу простыней, меня укутывают одеялом. Горячий поцелуй обжигает висок, а потом и губы.

Протянув руку, наощупь хватаюсь за плечо Максима. Отпускать не хочу. С трудом открываю глаза, сразу соображая, что я в своей комнате и на своей кровати. Максим полностью одет.

– Куда? – сонно шевелятся мои губы.

– В больницу. А ты ещё поспи, принцесса, – гладит меня по волосам.

– Нет... Нет, я с тобой поеду, – вяло пытаюсь встать.

Тело будто не моё. Немного болит там, где никогда прежде не болело. И к щекам тут же приливает жар от воспоминаний.

– Всего шесть утра, – Максим укладывает меня обратно и мягко уговаривает: – Отдыхай, моя девочка. Тебе нужно ещё поспать. Мы вечером вместе съездим.

Смиренно проваливаюсь головой в подушку, закрываю глаза. Спать действительно очень хочется. Мы уснули всего пару часов назад.

Максим гладит мои щёки.

– Такая красивая ты у меня... Нежная... Самая лучшая на свете!..

Моё сердце поёт, губы вздрагивают от подступившего счастливого всхлипа. Макс прижимается губами к моим губам лёгким поцелуем и отстраняется, но я вновь хватаюсь за него и притягиваю обратно.

– Ты ведь вернёшься, правда? – смотрю ему в глаза.

– Конечно, – обещает он. – Я без тебя уже никак.

И я без него никак.

Он шарит по моему лицу обожающим взглядом. Проходится губами по скуле, целует в бровь, потом в кончик носа.

– Всё, спи.

Ещё один чувственный поцелуй в губы – и он уходит. Веки опускаются, и меня тут же уносит в сон. Очень реалистичный... Я вновь переживаю все события прошедшей ночи...

Горячие объятья, нежные прикосновения, ласки, наше дыхание в унисон... Умелые руки, правильные слова... Максим нашёптывал мне всякие нежности, призывая расслабиться. И я расслабилась. А он всё сделал очень хорошо. Свой первый раз я запомню навсегда.

Меня будит вибрация телефона. Не нахожу его под подушкой и открываю глаза. Телефон на тумбочке. Видимо, Максим положил его туда. На экране высвечивается «Ева».

Принимаю вызов. Хриплым ото сна голосом рассказываю, что бабушку ночью перевели в палату, и что кризис миновал. Ева с облегчением выдыхает. Мы прощаемся, и я смотрю, который сейчас час. Двенадцать дня!..

Вот это я поспала!

Приняв душ, одеваюсь в домашние шорты и майку. Укладываю феном волосы в лёгкую волну. Хочется быть красивой для Максима.

Спускаюсь вниз. В доме не пахнет ни выпечкой, ни блинами. Потому что Марины Захаровны тут нет... В гостиной застаю маму с чашкой кофе в руках. Она сидит в халате, заспанная. Слепо смотрит на огромного кролика, который стоит в центре комнаты. Тут же стоят вазы с цветами. А под ёлкой, которую мы ещё не убрали, лежат остальные подарки.

– Полчаса назад привезли из ресторана, – говорит она, не глядя на меня.

– Во сколько вы вернулись? – сажусь с ней рядом. – И где Владимир Андреевич?

– Мы вернулись в семь. Он пока спит.

– И ты поспи, – глажу её по плечу.

Вижу, как она вымотана.

Мама дёргает плечом, скидывая мою руку. Встаёт и уходит на кухню. Понятно, мы всё ещё воюем. Иду за ней. Конфликтов с матерью я не переношу. Меня это выматывает.

– Мам, поговори со мной, – сажусь за стол напротив неё.

– О чём? О твоём безрассудном поведении? Или о том, что ты спишь с Максимом? – выстреливает она вопросом в лоб.

– Я не...

Замолкаю, кусая губы. Мама горестно усмехается.

На моём лице написано ВСЁ!

– Полина... – разочарованно качает головой. – Что же ты делаешь со своей жизнью?

– Правильно! Со своей! – вспениваюсь от её тона. – Меня в моей жизни всё устраивает, если тебе интересно.

– Это пока. После ты пожалеешь о своих поступках.

– Нет!

– Да.

Да Господи!

– Я сегодня же скажу Вове, что больше не хочу видеть здесь Максима, – заявляет она.

– Он его сын! Ты не вправе такое решать!

– А я сообщу ему о вашей связи. Вова поддержит меня!

– Хорошо, говори. Но если он его выставит, я тоже уйду.

– Хм... И куда? – с издёвкой. – Ты не работаешь, себя содержать пока не можешь. Поэтому живёшь здесь по моим правилам. И моё новое правило – никаких Максимов!

Мне хочется заорать. Выругаться матом. Затопать ногами. Впасть в истерику, в конце концов! Она не хочет слушать меня!

Что ж... Сейчас услышит.

– Мам, а расскажи мне об отце. О моём настоящем отце.

Замирает, не донеся чашку до рта. Лицо идёт красными пятнами.

– Что, прости? – её голос срывается на шёпот.

– От кого ты меня родила, мам? Только правду скажи. Я знаю, что мой отец, вернее, человек, которого я всю жизнь считала папой – не мой биологический отец. Он взял тебя беременную, да? Ты его обманывала? Соврала, что ребёнок его?