Её веки пару раз медленно смыкаются. Язычок проходится по пересохшим губам.

– Сегодня тот самый день, Максим.

– Какой?

– Ты сказал, что сегодня звёзды заставят меня влюбиться в тебя.

Да, чёрт побери! Это же сегодня! Не могу сказать, что я в эту чушь верил. Но, похоже, поверила она...

Губы непроизвольно растягиваются в улыбке влюблённого идиота.

– Так значит, сработало?

Лёгкий кивок заставляет сердце сделать прыжок с переворотом.

– Но я боюсь, – внезапно говорит Полина. – Боюсь, что я просто очередная девчонка, которая лишь недолго будет скрашивать твой досуг.

– И почему такие выводы?

Она поднимает руку, проводит пальцами по моим волосам. Потом по скуле. Нервно усмехается. Обнажаться ей тоже сложно.

– Посмотри на себя, Максим. Ты можешь получить любую. Иногда ты выглядишь так, словно сошёл с обложки журнала про самых привлекательных парней мира. А я... Я самая обычная.

Она это серьёзно?

– Мне пи*дец, как приятны все эти слова, принцесса...

Когда нервничаю, я матерюсь, да. Дурацкая привычка.

– Но ты посмотри лучше на себя. Ты же идеальна, мать твою! Лицо, волосы, тело... Ты на одном пальце ноги можешь кружиться. Бл*ть! Полина, ты самая красивая девушка из всех, что я когда-либо видел! Какой дебил внушил тебе, что это не так?

Она молчит, кусая губы. И делает это так чертовски соблазнительно, что мои мысли путаются. Похоже, разговоров на сегодня хватит. Я хочу совсем другого...

Полина

Я прижимаю к груди мистера Морфеевича и с силой зажмуриваюсь. Улыбка никак не хочет покидать лицо. Кажется, ещё никогда в своей жизни я не была так безумно влюблена!

В памяти всплывают наши поцелуи, руки Макса на моих бёдрах. Как тонко он улавливал ту грань, которую переходить нельзя...

Мы долго лежали на его матрасе, растворяясь друг в друге. Потом задремали.

Когда в окно пробрался первый луч январского солнца, я ушла. Предварительно чмокнув этого красивого парня в щёку. Он сонно вскинул руку, намереваясь меня поймать и уложить обратно, но не смог.

Нас не должна увидеть его бабушка. Это неправильно.

Теребя новую серёжку, долго лежу без сна. Навскидку сейчас часов восемь уже, но можно и поспать пару часов. Зал для тренировки освободится только к часу дня. И меня всё же выключает...

Когда просыпаюсь, улыбка спешит вновь приклеиться к губам.

Вот когда я успела превратиться в одну из этих влюблённых бесхребетных дурочек, которых всегда презирала?

Взяв в руки телефон, проверяю, который час. Ого, уже половина одиннадцатого! А ещё есть пропущенный от мамы. Пожалуй, перезвоню ей потом.

Запираюсь в ванной и принимаю душ. Почистив зубы, уже намереваюсь включить фен, чтобы сушить волосы, но слышу стук в дверь.

– Полина, открой! – говорит с той стороны Максим. – Это очень-очень срочно!

Меня аж подбрасывает от его взволнованного тона, и я незамедлительно отпираю замок.

– Что случило...

Макс врывается в ванную, захлопывает дверь и, прижав меня к ней спиной, тут же обрушивается на мой рот страстным поцелуем. У меня даже колени подкашиваются от всплеска чувств. Парень гладит мои щёки, продолжая исследовать рот языком и губами. Когда у нас обоих заканчивается весь воздух в лёгких, он отстраняется.

– Слишком много всего случилось, – говорит хриплым шёпотом. – Сначала ты долго спала. Потом слишком долго принимала душ. Короче, я думал, сдохну, пока тебя ждал.

Он говорит это так искренне, с такой детской обидой... Словно я спрятала от него конфеты, и вот он наконец-то их нашёл.

Целую его сама. В ответ на проявленную инициативу получаю ещё больше напора.

– Подожди, – упираюсь в его грудь ладонями и уворачиваюсь от губ. – Твоя бабушка...

– Она на кухне, – шепчет Максим. – Готовит сырники. Послала тебя разбудить. Скажу ей, что ты отказывалась вставать. Долго отказывалась.

Я успеваю лишь усмехнуться, потому что Макс опять начинает меня целовать. Целовать и гладить... Нежно и деликатно проводит по плечам, скользит пальцами по рёбрам. Моё тело прикрыто полотенцем, но его прикосновения ощущаются так остро, словно я сейчас обнажена.

Ох, кажется, мы торопимся... Я пока не готова идти до конца.

Через пять минут у меня всё же получается выставить Максима за дверь, чтобы наконец закончить утренние процедуры. А ещё чтобы не вызвать подозрений у Марины Захаровны.

Макс уходит со словами: «Это будет чертовски сложный день».

Но я не понимаю, почему он так сказал.

На кухне меня встречает потрясающий аромат сырников и кофе с молоком. Макс сделал две чашки для нас с ним.

– Ну давайте, голубки, рассказывайте! – внезапно говорит его бабушка, присев за стол. – Как проходят репетиции?

Невольно хмурюсь. Почему что она называет нас голубками? И откуда знает про репетиции?

По выражению лица Макса понимаю – это он рассказал ей про танцы. Вопросительно изгибаю бровь. Макс коротко качает головой и отвечает бабушке:

– Ты услышала только то, что мы вместе танцуем? Я же тебе объяснил – я там всё равно, что спортивный инвентарь. Лишь частично заменяю Марка на время его... эм... больничного.

Понятно. Про перелом Максим не сказал.

– И почему «голубки», ба? – спрашивает он немного смущённо.

– Ну... Вы прекрасно смотритесь вместе. Как танцевальная пара, конечно. К тому же, не будем забывать о твоих танцевальных талантах, Максик.

С этими словами она щёлкает внука по носу и встаёт из-за стола. Максим краснеет до корней волос.

– Каких талантах, ба? – вырывается из него хрипло.

Сощурившись, гляжу на парня, но он на меня не смотрит.

– Ты же занимался танцами в детстве, – невозмутимо продолжает Марина Захаровна, заваривая себе чай.

Максим наконец переводит взгляд на меня, недовольно сжав губы.

– Ммм... танцы! – дёргаю я бровями. – Как неожиданно...

– Слушай, это был брейк-данс, – предупреждающе тычет в меня пальцем.

– Брейк-данс был после бальных, – уточняет его бабушка. – Я всё помню.

– Мне было семь, и я ходил туда всего два месяца, мать вашу!

– Не выражайся! – даёт ему подзатыльник Марина Захаровна.

– А потом был брейк-данс. Потом плаванье, футбол, паркур... Я много чем занимался, принцесса, – говорит он, будто оправдываясь и глядя мне в глаза.

Краски с его лица почти сошли от волнения. А я не знаю, куда деть смех, рвущийся наружу.

– Кто бы мог подумать... Максим тряс попкой под мотивчики румбы. Ммм...

– Слушай, если ты кому-нибудь скажешь... – начинает было он, сверкнув опасным взглядом, но замолкает. Дождавшись, когда бабушка отвернётся, чтобы насыпать в чашку сахар, произносит одними губами: – Расплата будет жаркой, принцесса!..

Он щипает меня за коленку под столом, а я стукаю его по плечу. Максим ловит мою руку, подносит к губам и целует. С трудом успеваем отстраниться друг от друга, когда его бабушка вновь разворачивается к столу. Долго и задумчиво смотрит на каждого по очереди. Потом на тарелку с сырниками.

– А что не едим? Ну-ка, налетай!

И мы уплетаем сырники, чуть ли не соревнуясь в скорости. Диета забыта, ведь Макс поднимает меня, словно пушинку. Вот что происходит, когда у твоего парня руки сильные.

Моего парня...

От этих слов на душе становится так хорошо, что я жмурюсь от удовольствия. Марина Захаровна снова пристально смотрит на нас, но ничего не говорит.

– Сегодня есть тренировка? – спрашивает она, убирая опустевшую тарелку из-под сырников со стола.

– Да. И нам пора ехать, – киваю Максу на дверь.

– Спасибо, ба!

Он поднимается и чмокает её в щёку. После чего мы уносимся наверх. Макс вместе со мной заходит в комнату, чтобы запечатлеть на моих губах долгий-долгий поцелуй. Когда берётся за дверную ручку, чтобы выйти и дать мне переодеться, ловлю его за плечо.

– Подожди... Что ты имел в виду, говоря, что этот день будет сложным?