Мама вся скукоживается от его тона и злого взгляда. Она вообще никогда не умела держать удар.

– Ладно, мам, не надо. Отец прав, – морщусь я от этой дебильной правды. – Я виноват. Позарился на лёгкие бабки.

– Ну и как? Заработал? – язвит отец. – У меня попросить не мог?

– Столько – нет.

Он поджимает губы, пихает телефон ко мне.

– Звони, Максим. Давай покончим с этим.

– Я даже слушать это больше не могу! – вскакивает мать. – Скажи честно, Вова! Твоя жена считает нашего сына недостойным её идеальной дочери? Тебе самому-то не обидно? Максим – твой сын!

– И я всегда был на его стороне! – рычит отец. – Но после всего этого... Звони, я сказал! – рявкает на меня.

Мама выбегает из кухни. Видимо, нервы не выдержали. А я, странным образом, собран. Так, словно знаю, что через минуту буду мёртв, и смирился с этим.

Нажимаю на дозвон, включаю громкую связь. Оставляю телефон на столе.

Гудок, ещё один... В моей голове болезненно звенит.

– Макс? Это ты? – её голос звучит с надрывом.

– Я... принцесса... – а мой ломается и хрипит.

– Это правда?

– Какую правду ты хочешь услышать?

– Ты кого-то ограбил?

Зажмуриваюсь.

Твою ж мать! Именно это ей сказали?

Ну, конечно... Легче всего меня оболгать.

Зыркаю на отца, но он – непроницаемая крепость.

– Максим? Ты меня слышишь? Скажи, что это не так! Пожалуйста, Макс!

– Я не могу сказать то, что ты хочешь услышать. Прости.

– Прости? Что ты... О чём ты вообще, Макс?.. Боже!.. Зачем?

– Полин, ну что ты хочешь от меня? – бросаю небрежным тоном, от которого выламывает рёбра. – Дело сделано. Ничего уже не вернуть. Я облажался, да.

Она молчит. Потом всхлипывает.

– Я не знаю, что сказать, – произносит упавшим, бесцветным голосом.

– Скажи, что забудешь обо мне, и закончим на этом.

Как же хочется вырвать свой грёбаный язык!

– Вот, значит, как? – горько усмехается Полина. – Я должна забыть? Хорошо.

– Хорошо... – глухо повторяю я.

– П-прощай, Максим...

– Полина!

– Что?

Облизываю губы, глаза мечутся с экрана на лицо отца и обратно. Я должен что-то ещё сказать... Что-то важное...

– Полин... танцуй, пожалуйста, и верь в себя...

Отец нажимает на кнопку, сбрасывая вызов.

– Достаточно, – хрипло роняет он, избегая моего взгляда. – Удаляй её телефон.

Чёрт!

Удаляю при нём. Сношу чат с нашими сообщениями. Всё!

И со мной тоже всё. Часть меня мертва. И это была лучшая моя часть.

– Теперь ты можешь ехать, – киваю на дверь.

– Да, – он встаёт. – Пожалуй, мне и правда пора. Максим, ты, главное, не подводи меня, – смотрит в глаза, но теперь без лишней строгости. – Будем надеяться, что в тюрьму ты не попадёшь.

Я молчу.

Отец делает шаг от стола.

– Пап...

Оборачивается.

– А с бабушкой как быть? Я так понимаю, к тебе домой мне больше нельзя.

Задумчиво моргает.

– Я что-нибудь придумаю.

– Ясно.

Отворачиваюсь. Всё, пусть идёт.

Отец выходит из кухни. Слышу, как он говорит маме:

– Не смотри на меня так, Вика. Я его люблю, ты же знаешь. И никогда не отказывался помогать. Но он зашёл слишком далеко.

– Он влюблён в эту девочку, – шепчет мама в ответ. – Но тебе не понять. Уходи, Вова, мне больше нечего тебе сказать.

Через мгновенье хлопает дверь.

Удивительно, что мама почувствовала мою любовь к Полине. Я ведь ей ничего толком не рассказывал. В последнее время мне казалось, что она живёт только в своём мирке, убиваясь из-за развода и ища утешения в чём-то другом. Или в ком-то. Например, в Игорьке.

Мама заходит на кухню, нерешительно подходит ко мне и замирает за спиной. Потом так же нерешительно проводит ладонью по моим волосам. Перехватываю её кисть, прижимаю к своей щеке.

– Прости меня, мам...

Макс

– Максик! Мой мальчик!

Бабушка сжимает мою руку. Она выглядит значительно лучше, чем в тот день, когда попала сюда. Но всё равно будто бы постарела за эти десять дней, проведённых в больнице. К слову, она лишь столько и выдержала здесь. От ещё десяти дней в отделении реабилитации категорически отказалась. И потребовала забрать её сегодня.

Отец позвонил мне, попросил это сделать, потому что на пару дней уехал из города. А на мой закономерный вопрос «А как же Полина?» ответил, что её дома не будет.

– Как там у вас дела? Ты совсем меня не навещал, – обиженно поджимает губы бабушка.

– Да в школе была запара, – говорю, потупив взгляд. – Нужно было кое-что наверстать.

И я не лгу. Не имея возможности сделать что-то другое, я для разнообразия решил подтянуть свою учёбу. Некоторые учителя пошли навстречу, и я смог исправить пару двоек на четвёрки. Подтянул английский и информатику. Даже взял в рассрочку курс по IT. Оплату растянули на год, и за месяц получается немного. Но всё же и эти деньги нужно как-то заработать.

У меня больше нет ни копейки. Всё изъяли менты, когда в нашей квартире был обыск. На ремонт тачки я занял у Дана. Теперь я снова нищий и с долгами, чёрт возьми.

– Ну что, мы так и будем тут сидеть? – нетерпеливо говорит бабушка.

– Сейчас врач освободится, принесёт твои документы, и поедем, – успокаивающе глажу её по спине.

Фыркнув, она бубнит о поганой бюрократии и о том, что врачи за этими бумажками и пациентов не видят. Потом вглядывается в моё лицо и хмурится.

– Максим, у тебя что-то случилось?

– Нет, всё в порядке. Почему ты так решила? – старательно растягиваю на губах улыбку.

– Ну я же знаю своего внука. Ты можешь не пытаться обмануть меня этим оскалом. Твои глаза никогда не лгут.

– Не преувеличивай, ба... – усмехаюсь через силу. – И нет у меня никакого оскала.

– Снова мама что-то чудит, да? С этим новым хахалем? – бабушка прижимает ладонь к груди.

Нет, так дело не пойдёт.

Старательно стряхиваю с себя собственное горе и чувство опустошённости, чтобы не давить этим всем на свою ни в чём не виноватую бабулю.

– Сейчас придёт врач, и я скажу ему, что ты остаешься ещё на десять дней! – строго грожу ей пальцем. – Ну-ка, быстро перестала нервничать!

– Ох, такие все диктаторы! – всплеснув руками, жалуется она. – Твой отец хотел меня в Швейцарию отправить. Еле отвоевала свободу!

Смеёмся. Обнимаю бабушку и чмокаю в висок. На секунду позволяю себе представить, что всё хорошо. Мы в доме отца, на кухне. Сейчас бабушка накормит меня блинчиками. А потом в кухню войдёт Полина.

Меня скукоживает, как от удара под дых.

Полина... Она сто процентов меня ненавидит.

Бабушка цокает языком.

– Ты мне совсем-совсем не нравишься, Максим, – говорит она, видимо, вновь почувствовав, что я замкнулся.

К счастью, в палату заходит врач, и мы отвлекаемся на него. Он монотонно вещает о лекарствах, которые надо принимать, о ежегодном обследовании...

Наконец забираем вещи и покидаем больницу. Домой мы едем на такси.

– Почему без машины?

– ТО делаю, – отвечаю как можно беззаботнее.

После каждого моего ответа бабушка долго вглядывается в мои глаза. Словно хочет забраться в мозг. А у меня там такой бедлам, что ей туда не надо.

– А танец как? Всё отрепетировали? – она переходит к самому больному.

И как бы я ни старался закрыться от неё, бабушка всё-таки забирается в мою голову. И легко прочитывает всё, что прячется за маской беззаботности.

– Что случилось, Максим? – шепчет она, вновь прижав ладонь к груди.

– Да мы поругались немного. Короче, я подвёл Полину, и она будет танцевать с Марком. Но так даже лучше. Он же профи. Я – нет!

Всё это я выдаю на одном дыхании. Я готовился, да. Ведь Полина наверняка будет танцевать с Марком, как и должна была с самого начала. Бабушка сможет это принять.

– Ну вы даёте... – хмурит она брови. – Что не поделили на этот раз?

Молча отмахиваюсь, не в состоянии проронить ни звука. Боюсь, что если начну что-то говорить, меня прорвёт. И я призна́юсь бабушке, какой я на самом деле мудак и как всё умудрился испортить. То есть систематически портил всё это время. Просто рвануло в итоге внезапно и одномоментно.