Дамир что-то бубнит себе под нос. Вроде бы матом. Ева шлёпает его по ноге под столом. Видимо, присутствие Марка в нашей труппе – для их пары тоже больная тема.

– Ты ведь будешь участвовать в «Капелле» в конце месяца? – спрашивает мама у Марка.

– Обязательно. И с Полей мы станцуем так, что её обязательно заметят.

Вилка выскальзывает из моих пальцев. Макс, потянувшийся к бокалу с соком, замирает. А мама щебечет дальше:

– Уверена, что ты всё сделаешь, как надо. И я так тебе благодарна, что не бросаешь Полю в такой сложной ситуации!.. – кивает на его сломанную руку.

Максим прокашливается и разворачивается ко мне всем телом. Напряжённо улыбается.

– Он будет танцевать с тобой перед Зайцевой?

Мы с Марком отвечаем одновременно.

– Нет, – говорю я.

– Да, – говорит Марк.

Смотрим с ним друг на друга, и я качаю головой.

– Нет, Марк. С тобой мы танцуем лишь в «Капелле».

Он пожимает плечами.

– Как хочешь, Поля. Я лишь хочу тебя поддержать.

– И поддержишь! – вклинивается мама. – Полина, не глупи! Марк – профи! Ты должна танцевать с ним!

– Мама, прошу тебя... – цежу сквозь зубы.

Пальцы Макса каменеют, и он неосознанно очень больно сжимает мои. Потом совсем отпускает.

– Я даже обсуждать это не хочу, – хмурится мама. – Ты будешь танцевать с Марком. Он твой партнёр. А Максиму, конечно, спасибо за помощь.

– Спасибо за помощь и свободен! Так? – вдруг выплёвывает Дамир.

Макс качает головой, мол «не лезь». Ева куда-то уводит Дамира. Между мной и мамой начинается перепалка. Она словно не понимает, что обижает Макса и вообще лезет не в своё дело.

А Макс молчит. Кажется, он в ярости. И сейчас его бомбанёт...

Даже Марк уже пытается успокоить мою мать и говорит, что я должна танцевать с Максимом.

– Всё, мама! Хватит! Мы можем поговорить об этом потом! – выставляю обе руки перед собой.

Сжав губы в тонкую линию, она пару секунд сверлит меня недовольным взглядом. Потом расслабляется и берёт бокал вина.

– Конечно. Потом. Прости, – переводит взгляд на Максима. – И ты меня прости. Просто эти танцы – вся Полинина жизнь. Дело не в тебе, а в её успехе. С тобой у неё меньше шансов. Восприми это с достоинством.

Господи...

Максим резко встаёт.

– Конечно. Как скажете.

– Ты куда? – хватаю его за руку.

– Проветрюсь. Скоро вернусь.

И он стремительно уходит.

Я вскакиваю. Ни минуты не хочу здесь оставаться без него!

– Сядь! – строго говорит мама.

И тут её взгляд падает на мой живот. Губы начинают белеть и подрагивать. Ноздри раздуваются.

– Полина! Это что?

– Татуировка! – несдержанно фыркаю я и выхожу из-за стола.

– Ты в своём уме? Что ты наделала? – мама подрывается за мной.

– Хватит! – восклицает Марина Захаровна.

– Нет, не хватит! Я вообще не узнаю свою дочь! Ты с кого пример берёшь? С Максима? Ну так сразу на лице себе что-нибудь нарисуй! Чтобы окончательно своё будущее испортить!

В вип влетает отчим.

– Что происходит? – встревоженно смотрит на нас.

Жаль, что Владимир Андреевич пропустил этот дурдом, устроенный моей матерью. Жаль, не увидел, как она унижает его сына.

Мне стыдно за неё перед Максом. И перед друзьями тоже.

– Ничего не происходит, просто мы с Максимом уходим. Спасибо за праздник, – едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.

– Полина! Кто-нибудь! Помогите! – вдруг выкрикивает Света.

А следом за ней начинает причитать Марк:

– Марина Захаровна, что с Вами? Эй! Может быть, на воздух надо?

Резко повернувшись, с ужасом смотрю на бабушку Максима. Отчим с мамой подбегают к ней. Она очень бледная. Судорожно хватает ртом воздух, как-то криво сидя на стуле. Света придерживает её за плечи. Марк распахивает окно, впуская морозный воздух в помещение. А дальше всё как в тумане...

Суета персонала, возвращение Максима, его застывшее от ужаса лицо, взволнованные лица Дамира и Евы, причитания мамы, всхлипывания впечатлительной Светки...

Скорая, носилки... Давящая мрачная атмосфера... Словно мы вот прямо сейчас можем потерять нашу Марину Захаровну. Но мы ведь её не потеряем, правда?

Липкий страх сковывает моё тело. Не могу дышать.

Владимир Андреевич едет со своей матерью в больницу на машине скорой помощи. Максим, я и мама – на такси следом.

В больнице мы просто сидим у дверей реанимации и ждём. Марина Захаровна в руках медиков. Что-то с сердцем. Отчим сам не свой. Мама пытается его утешить. Максим подавленно молчит...

На телефоне время от времени всплывают сообщения от Марка и Евы. Они очень волнуются и спрашивают, как там Марина Захаровна. Но я не знаю, что им ответить. Я ничего не знаю...

Около двенадцати ночи Максим вдруг резко встаёт и куда-то уходит. Я бегу за ним, догоняю лишь на улице. Мы оба без верхней одежды, она осталась на скамье возле палаты. На улице похолодало, изо рта вырываются клубы пара.

– Я не могу, Полин... Это какой-то пи*дец! – Максим начинает метаться туда-сюда. – Я так много ей не сказал!.. Вдруг больше не получится? Я – худший внук на свете, мать твою! Бл*ть! Бл*ть! – рубит кулаками воздух.

Я ни разу не видела его в таком состоянии. Он сломлен. Его потрясывает. В глазах – бездна боли.

Почти запрыгиваю на его спину, чтобы поймать и остановить. Вжимаюсь лицом между лопатками.

– Максим... Всё будет хорошо... Не хорони её раньше времени, пожалуйста. Так нельзя. Она жива. И обязана справиться. Она справится.

Он тяжело и надсадно дышит. Сжав мои пальцы, отрывает от себя, разворачивается ко мне лицом и притягивает к себе. Утонув в его объятьях, не сдерживаю тихих рыданий. Мне больно за Максима.

– Ты права, – мягко целует в лоб. – Она будет в порядке. Она выкарабкается. Бабушка у нас сильная.

У нас... Наверное, он прав, она и моя бабушка тоже, хоть и неродная. Я её полюбила.

Мы стоим так, пока оба окончательно не замерзаем. Возвращаемся в больницу. Нам навстречу идёт совсем бледная мама. Правда, в её взгляде нет прежнего отчаяния.

– Всё в порядке... – выдыхает она. – Марине Захаровне стало лучше, её переводят в палату. Ей поставили капельницу, сделали кардиограмму и теперь хотят понаблюдать за состоянием несколько дней.

– Что это такое было вообще?! – взрывается Макс. – Она чем-то больна, а мы не в курсе?

– Нет, Максим, это просто кризис. У пожилых людей так бывает. Перемена погоды, стресс, – последнее слово мама произносит почти беззвучно и тяжело сглатывает.

Встречаемся глазами. Ну конечно, виноваты мы. Устроили скандал, и Марина Захаровна этого просто не выдержала. Точнее, её сердце.

– Я хочу увидеть бабушку.

Максим обходит маму и идёт дальше по коридору. Она поворачивается вслед ему:

– К ней сейчас нельзя! Пустят только рано утром. Марина Захаровна уснула, она на успокоительных.

Максим тормозит. К нему подходит отец, они о чём-то говорят, но я не слышу.

– Полина, ты меня очень разочаровала, – произносит мама уставшим голосом. – Надо узнать насчёт татуировки, можно ли её свести без последствий.

– Мам, ты серьёзно? – всплёскиваю руками, вперив в неё неверящий взгляд.

Мы чуть бабушку не потеряли, а она думает про тату?

– Я не буду её сводить!

– Поезжай лучше домой. Не могу сейчас с тобой разговаривать.

Поджав губы, она подходит к Владимиру Андреевичу, и они опускаются на скамейку. Отчим обнимает маму, а она его. Макс подходит ко мне, держа в руках нашу верхнюю одежду.

– Поехали домой. Они до утра останутся, а мы потом их сменим.

Взяв меня за руку, уводит.

– Где твоя машина? – затарможенно осматриваюсь по сторонам и вдруг вспоминаю, что и сюда мы ехали не на его мустанге.

– Сегодня я без нее. Идем, вон наше такси.

В такси мы молчим. Я дремлю, положив голову на его плечо.

С трудом преодолев скользкую дорожку, добираемся наконец до входа в дом. В гробовом молчании раздеваемся и поднимаемся на второй этаж. Иду за Максом в его комнату.