Рейна, держа меч наготове, шла сразу за ним, её движения были легки и бесшумны, как у хищной кошки, и она напряжённо следила за каждым шагом. Гримзл, крался, как тень в её тени, его глаза быстро скользили по стенам, по полу, на котором местами виднелись следы древней плитки, и даже по потолку, будто он ожидал, что в любую секунду что-то может упасть сверху. Витя, шедший последним, держал меч на вытянутых руках, словно опасаясь, что лезвие вдруг оживёт и нападёт на него. Хотя он изо всех сил старался выглядеть уверенно.

Коридор резко поворачивал, и за поворотом открылся просторный зал, чьи своды терялись в тени. Мерцающий огонёк от глифа отбрасывал длинные тени, создавая на стенах странные узоры. Посреди зала возвышался каменный постамент, покрытый витиеватыми резными узорами, которые казались живыми в свете их огонька.

Перед постаментом стояли две массивные статуи. Это были фигуры древних воинов, чьи вытянутые руки сжимали боевые топоры. Пустые глаза смотрели прямо вперёд, и от них исходил такой мрачный покой, что казалось, будто они вот-вот оживут и нападут на нежданных гостей.

— Жуть какая! — прошептал Гримзл, его голос дрожал от волнения.

— Сосредоточься, Гримзл, — бросила Рейна, не отводя глаз от статуй. Она крепче сжала рукоять меча.

Борт внезапно остановился и, подняв руку, дал всем знак замереть b в тот же миг статуи ожили. В их глазах зажёгся ледяной, призрачный свет, суставы с глухим треском и скрежетом начали двигаться, приводя в движение массивные руки с топорами.

— О, нет… — выдохнул Витя, делая шаг назад. Статуи двинулись вперёд, их каменные тела издавали тяжёлые звуки, будто ожившая скала пришла в движение. Первая фигура, не торопясь, сделала шаг к ним и, подняв тяжёлый топор, с силой обрушила его туда, где только что стоял Витя. Он едва успел отпрыгнуть, и топор врезался в каменный пол, оставив глубокую трещину.

Рейна, не теряя времени, подскочила к ней и нанесла стремительный удар по её плечевому суставу, пытаясь ослабить сочленения. Камень поддался, и через несколько ударов массивная рука статуи обломилась, с грохотом рухнув на пол, но тело оставалось на удивление устойчивым. Тем временем Гримзл ловко спрятался за Витей.

Борт, оценив ситуацию, шагнул вперед и, вытянув рапиру, вновь начертил в воздухе глиф. Его движения были уверенными и точными, а когда он закончил, клинок засиял. Резким взмахом он рассёк глиф, и с громким треском в обе статуи ударила молния, высеченная из самого воздуха. Электрические разряды окутали каменные фигуры, и их светящиеся глаза тут же погасли. Со звоном и гулом они замерли, а затем начали медленно оседать, превращаясь в груду обломков.

Продвигаясь дальше, они оказались в длинном коридоре, где стены покрывали медные пластины с гравировками и узорами, которые тянулись до самого потолка, сужаясь и расходясь, образуя замысловатые механические схемы. Борт, остановившись на мгновение, поднял руку, давая знак остальным быть настороже. Что-то в этом месте было неправильно.

— Держитесь ближе, — тихо произнёс он.

Они прошли ещё несколько шагов, как вдруг раздался приглушённый гул. Пол под ногами начал дрожать, стены с медными пластинами задрожали и сдвинулись, причём не на сантиметры, а на целые метры, скользя друг мимо друга, словно приводимые в движение огромным механизмом.

— Берегись! — крикнул Борт, пытаясь ухватить Витю за руку, но массивная металлическая перегородка с глухим звуком выдвинулась из стены, разрывая пространство между ними.

— Витя! Гримзл! — крикнул Борт, но звук его голоса тут же заглох в шуме, с которым продолжали двигаться механизмы.

Рейна попыталась пробить стену своим мечом, но лезвие лишь высекло искры, не оставив и следа на толстом металле. Она взглянула на Борта.

— Видимо какая-то древняя машина! — воскликнул фермер.

На стороне Вити и Гримзла раздавался непрекращающийся лязг, от которого коридоры вибрировали, как огромная механическая змейка. Гримзл, услышав этот звук, в панике метался из стороны в сторону, прижимая к груди меч и косясь на стены, которые продолжали двигаться. Звук усиливался, и под грохот массивных плит их отделило друг от друга; Витя, застыв на месте, едва успел понять, что происходит, когда перед ним сошлись металлические стены, разрезав пространство. Его последний взгляд уловил мелькнувший силуэт гоблина, который пытался пробежать сквозь узкий проход, но тот быстро захлопнулся, оставив каждого из них в одиночестве.

Теперь Витя стоял один в узком металлическом коридоре, погружённом в кромешную тьму. Он оглянулся, но проход, по которому он сюда пришёл, исчез, словно его никогда и не было. Только глухая тишина и темнота окружали его, плотная, как одеяло, и холодная, как ледяная вода. "Только не паниковать, только не паниковать…" — повторял он про себя, с силой сжимая рукоять меча, как будто это могло его защитить. Витя чувствовал, что он может услышать даже собственное сердцебиение, настолько густой была тишина вокруг. Он глубоко вдохнул, заставив себя сосредоточиться, и сделал осторожный шаг вперёд, но коридор перед ним изгибался, сужался, словно какая-то странная металлическая кишка, и ему становилось всё труднее сохранять спокойствие. Вокруг не было ничего, кроме непроглядной тьмы.

Внезапно в его памяти всплыл образ глифа, который Борт нарисовал, призвав маленький, но мощный огонёк света. Это был простой символ, но он так отчётливо остался у него в голове, что Витя почти мог видеть его перед собой. "А что, если попробовать?" — подумал он, и ему показалось, что это единственный шанс не застрять в этой безликой тьме.

Однако его рука замерла на полпути к полу. Пальцы вместо этого потянулись к фатуметру, лежащему во внутреннем кармане его сюртука. "Что, если это стоит мне жизни?" — промелькнуло у него в голове. Сомнение сковало его. "Ну и жди, когда тебя спасут!" — разозлился он на самого себя, и это дало ему силы принять решение. Он решительно сел на корточки и дотронулся пальцами до холодного, гладкого пола.

Держась за образ глифа, который он видел, Витя начал осторожно вычерчивать линии на полу, стараясь сосредоточиться на каждом изгибе и каждом движении. Поначалу ничего не происходило. Он попробовал снова, выводя символ с чуть большей настойчивостью, но и на этот раз — пустота. Он закрыл глаза, отчаянно пытаясь понять, что делает не так, пока, наконец, не вспомнил: "Намерение." Осознание пронзило его, словно искра, и он понял, что не просто должен нарисовать глиф, а вложить в него своё намерение, свою волю и стремление выбраться отсюда.

Глубоко вдохнув, он аккуратно и медленно нарисовал символ снова, на этот раз сосредоточившись на одной мысли: "Я должен увидеть свет". Он представил свет и почти физически почувствовал, как его мысли вливаются в линии глифа.

Внезапно символ начал светиться, тускло вначале, но затем линии словно ожили и, освободившись от пола, начали подниматься в воздух, плавно соединяясь в яркую, сверкающую сферу света. Она повисла перед ним, мягко освещая узкий коридор. Витя не верил своим глазам. Своими руками он призвал это чудо, и свет вокруг него стал настолько тёплым и живым, что тьма мгновенно отступила, словно он держал в руках звезду.

— Да! — довольный собой, воскликнул Витя, и тёплый свет от парящего перед ним огонька мягко озарил его лицо, отбрасывая тени на влажные стены коридора. Но его радость длилась недолго: в тишине раздался лёгкий щелчок, едва слышный, как ход часов в мрачном пустом доме, но для него этот звук прозвучал громче церковного колокола. Его сердце, ещё мгновение назад колотившееся от триумфа, замерло.

Тюрин, затаив дыхание, залез рукой во внутренний карман и вытащил оттуда фатуметр. В тусклом свете светящейся сферы он пристально взглянул на причудливый циферблат. Взгляд его метнулся к одной из стрелок, более длинной и тонкой, чем остальные. На его глазах эта стрелка, едва видимая в тусклом свете, дрогнула и на долю миллиметра сдвинулась вперёд.