— Восемнадцать…

У меня голова закружилась от его губ, от огней, незнакомых запахов, от прохладных бутонов на коленях, от его пальцев в волосах, от чужого кожаного салона, и от нашей тайны.

— Надо ускоряться, — шептал он, продолжая целовать. — Не представляю, как мы успеем ещё семнадцать раз, такими темпами…

— Ускоряться? — хихикнула я. — Это как?

— Целовать оптом? — предложил он, не отвлекаясь.

— Кажется, мы и так… оптом… — я задыхалась, чувствуя, как его рука спускается ниже.

— Тогда у меня вопросы к бухгалтеру…

— Так ты же бухгалтер, — посмеялась я, представив его за столом и в очках.

— А я думал ты… — Матвей опасно запустил руку по колготкам. Розы покорно пустили его дальше и глубже. — Зачем ты меня мучаешь юбками? М-м? — спрашивал он так, что дыхание учащалось. — Не стыдно тебе издеваться?

— Хотела выглядеть прилично… — оправдывалась я, скользя пальцами по татуировкам. Боже, — думала я в пьяном тумане, сколько в нём силы, ему ничего не стоит… сделать со мной всё что захочет, если он разрешит себе… если я позволю…

— Ты называешь это прилично? — Матвей спустился поцелуями на шею. Где-то далеко засигналили. А его рука проникла под юбку целиком и…

Я вздрогнула и испуганно остановила её, но губы уже предательски ахнули в истоме, и ресницы прикрылись, впуская блаженную темноту между нами, растягивая секунды удовольствия. Матвей тоже горячо выдохнул, и втянул следом, как втягивал смертельный дым. Чуть не прикусил шею от страсти, шумно нашёл мои губы, и рука не отступила ни не миллиметр.

Ни шагу назад — как в том роковом приказе.

— Матвей… Матвей… пожалуйста… — простонала я, протестуя, но это завело нас ещё сильнее. Моя рука ничего не решала. Она была слабой и хотела того же, чего и он. Безобразница! Всё моё тело восстало против меня! Против своей законной хозяйки!

Тук-тук-тук!

Матвей нехотя остановился — кто-то стучал в окно.

Я быстренько поправила юбку и вспомнила, что мы стоим посреди города в пробке. Машин перед нами не было. Мы увлеклись и не заметили, как пробка проехала светофор.

Тук-тук-тук-тук! — ещё требовательней застучал тёмный силуэт. Матвей приоткрыл окно:

— Машину не трогай, дядя, — предупредил он глухо, злющий, от того, что его оторвали от самого важного дела. От меня. Я испуганно и польщённо замерла, а дядька смотрел очень сердито — копия моего папы, когда тот нервничает. Большой и страшный: работяга в гневе.

— Чё стоим?! Езжай, а, мажор! Ну! — сразу заругался он, размахивая руками. — Понапокупали тачек и думают, что им всё можно! А я тебе скажу, что тебе можно! Можно выкинуть свой сраный айфон и посмотреть уже, наконец, на дорогу, кретин! Стоим из-за тебя уже пять минут!

— Всё сказал? — процедил водитель, закипая.

— Матвей, просто поехали, а… — тихонечко прошептала я. За дядю было страшно. Я уже знала, что будет дальше, и не хотела снова стать свидетелем.

— Всё! Вали уже! — хлопнул по кузову дядька и «пса» сорвало.

— С-ска, — хватанул он несчастного за шиворот, — сказал же, не трогай! — и со всей дури приложил об дверь машины.

— Матвей! — повисла я на страшной руке.

Он замер, как по команде, отшвырнул мужика и сердито дал по газам:

— Ненавижу, когда хамят. Срывает в момент. Прости, — он душил руль, злясь и на дядьку и на себя и на то, что мне пришлось вмешиваться и волноваться. Опять. — Прости, — повторил он, нащупывая и сжимая мою ладонь на розах, — я больше не буду, не бойся, буду терпеть. Буду терпеть, пока ты не разрешишь мне… — он проглядел серьёзно и «многообещающе», и я догадалась, что он имеет в виду не только свои кулаки.

И вспыхнула.

Дрожь стала проходить.

— Надеюсь он не сильно расшибся, — оглянулась я в заднее стекло. — Вот бессмертный… додумался же в такую гробовозку стучать…

Матвей фыркнул.

— Труповозку.

— Ага, — мы переглянулись и напряжение немного рассеялось. — У него, наверное, и регистратор есть — всё записал, — поморщилась я, — У моего папы есть. Он бы точно поехал разбираться. У хозяина машины не будет проблем?

— Этой? — Матвей удивлённо поднял брови. — Да он сам ходячая проблема. Связей столько, что можно производство одежды запускать.

— Ого! Тогда, надеюсь, у того дядьки проблем не будет…

— Не будет, если мозгов хватит не связываться.

— А тебе не влетит, что машину взял?

— Нет конечно, я же для работы взял. Не против, если заглянем на один адресок? Тут по пути, — уверил он, — на пять минут заскочу… окей?

— К клиенту? — похолодела я.

— Ага, должок забрать.

— Забрать…

— Угу.

— Сейчас?

— Угу, — водитель замолчал, но через минуту не выдержал, и рассмеялся, глянув на мою побелевшую физиономию. — Шучу, Даш, ты чего! Всё в порядке. Шучу я.

Меня отпустило.

— Ах ты…! — я чуть букетом его не шлёпнула. — Ну и шуточки у тебя!

Мы посмеялись.

— А как ты вообще попал в ломбард? — удивилась я искренне. Это ведь и правда не просто, такую работёнку найти, — размышляла я, пока Матвей хмурился и кривился, как от лимона:

— Бате спасибо. Это он постарался. Я как узнал, какую сумму он хозяину задолжал, чуть сам его не грохнул. Ещё один «бессмертный» идиот среди нас, — он покачал головой. — Чуть квартиру не отжали. Пришлось мне договариваться. Кое-как разрулил. Повезло. Хозяин ломбарда посчитал, что я ему пригожусь в качестве пушечного мяса. Работаю за еду, но кажется никогда этот сраный долг не отдам… м-м… прости… бесит, не могу, — он поморщился и засунул в рот какую-то таблетку. — Аж курить захотелось. М-м. До принца, как видишь, далековато. И до главного героя — тоже.

Я не успела ничего возразить.

— Приехали, — объявил Матвей и неторопливо выдохнул, отпуская скопившееся напряжение. Включил очарование. Снова.

— Предлагаю забить на всё и просто насладиться вечером. Ты не против?

Я огляделась. Мы подъехали на маленькую стоянку под каменным забором. Дикий виноград обвивал камни красными венами, а над забором торчали ветки плодовых деревьев. Красивое зрелище. Стоянку поджимали несколько домиков с деревянными крылечками, и от этого, дворик выглядел ещё уютней.

— Я только «за», — улыбнулась я в ответ и мы скрепили договор поцелуем.

— Этот засчитаем за три, — вышел Матвей на стоянку.

— Это почему? — хихикнула я, тоже покидая машину. Он придержал дверь и пояснил бухгалтерским тоном:

— Публичные будут засчитываться каждый по-отдельности. Так будет честно. Ведь они опасней.

— Ого! Сколько сложностей, — я поправила волосы в своём чёрном отражении на машине. — Я уже запуталась. Разве в подъезде были не публичные?

Матвей подошёл сзади:

— Не-а, публичные это на публике. Я помогу разобраться, — он развернул меня и наклонился к губам. — Вот этот — на публике, — прокомментировал он, оставляя на них мятный след:

— Четырнадцать…

Я не успела испугаться. Публика? Какая ещё публика? — подумал мозг запоздало, когда Матвей отступил. Я поискала глазами, и заметила, курящих на скамеечке у чёрного входа, людей в спецформе.

— Работники с кухни, — пояснил Матвей, махнув им. — Я тут с ними частенько за жизнь сидел, пока шефа ждал.

— За жизнь «курил»? — посмеялась я, краснея от пристального внимания свидетелей.

— Типа того, — Матвея ничего не смущало. Видимо, этим свидетелям он доверял нашу тайну. Он усмехнулся и взял меня за руку — повёл мимо них, к самому крупному домику. — Кайфовые ребята. Столько историй наслушался, хоть книгу пиши. Клиенты у них тут капитальные. Такие иногда штуки отмачивают… м-м-м!

— Вроде такое местечко милое, — засомневалась я. — А что это? Кафе?

— Угу. Ашман. Да мы тут часто по работе бываем. Хозяин переговоры ведет по бизнесу, тут очень вкусно, всё свежее — «из под ножа», как они выражаются. Идём, — он распахнул дверь и мы вошли в тёмный деревянный интерьер с портьерами и кожаными диванчиками вокруг крепких столов. С бара к нам заспешила милая официантка в чёрной униформе с юбочкой. Симпатичная такая блондинка с красными губками. Она узнала Матвея, но улыбнулась мне: