Я не уверена, что произошло… но очевидно, что Нокс чем-то обидел ее.
— Почему Шэдоу была расстроена тем вечером?
Этот вопрос явно застает его врасплох, и он вытирает мокрые губы и подбородок.
— Что?
— Ты слышал меня. Почему Шэдоу была расстроена тем вечером?
Чем дольше он молчит, тем сильнее затягивается узел беспокойства внутри.
Он не выглядит виноватым, но и невиновным его точно не назовешь.
По тому, как губы сжимаются в твердую линию, и по тому, как он стискивает челюсть, становится ясно, что бы ни случилось той ночью, это то, о чем он не хочет говорить.
— Мы должны быть честны друг с другом, — шепчу, приподнимаясь. — Неважно, насколько все плохо… если мы хотим, чтобы у нас все получилось, между нами не должно быть секретов.
Он заметно сглатывает, но при этом не выглядя взволнованным… как будто просто злится и не хочет мне ничего рассказывать.
Встречаюсь с ним взглядом, умоляя рассказать мне правду.
— Пожалуйста.
Я не причиню ему вреда и не стану осуждать… мне просто нужно знать.
Он смотрит в потолок, и вижу, как его подбородок и шея напрягаются. Когда он заговаривает, его голос звучит хрипло: — Из-за тебя.
В этом нет никакого смысла.
— Как это?
Меня парализует сила его взгляда, когда он говорит: — Она отсасывала мне, и я случайно назвал ее твоим именем, — пожав плечами, он роется в карманах в поисках чего-нибудь, но там ничего нет. — Она заявила об этом, но я напомнил ей, что мы не вместе и что это она пришла, чтобы трахнуть меня. А не наоборот.
По спине пробегает волна облегчения, но быстро сменяется чувством вины.
Должно быть, для нее это было ужасно. Шэдоу была влюблена в Нокса, и услышать, как он произносит имя другой девушки, пока она ублажает его, должно быть, ощущалось ударом под дых.
С другой стороны, Нокс постоянно твердил ей, что не отвечает взаимностью на эти чувства.
И теперь я разрываюсь между чувствами вины и легкого возбуждения от осознания того, что он думал обо мне, пока был с другой.
— Я… я и понятия не имела.
— Да, ну… теперь знаешь, — он уходит. — Я выйду покурить.
Спрыгиваю вниз и хватаю его за руку, прежде чем он успевает уйти.
— Подожди.
Его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня сверху вниз.
— Что?
Понимаю, почему Нокс расстроен. Я не только заговорила об этом в неподходящее время… но и, возможно, мои слова прозвучали обвиняюще.
— Ты назвал меня Бродягой или Аспен?
Боже, мне так хреново, но я ничего не могу с собой поделать. Он пробуждает во мне все плохое. Вытаскивает на поверхность то, чего я не должна хотеть.
Приподнимаясь на цыпочки, целую вену, выступающую на его горле, а затем облизываю ее. Она пульсирует под языком, и я царапаю ее зубами.
Его тело напрягается.
— Аспен.
Провожу ладонью по его груди.
— Потому что ты хотел, чтобы это мой рот был на твоем члене?
Его веки тяжелеют, пока он следит за каждым моим движением.
— Что ты делаешь?
Опуская руку ниже, расстегиваю пряжку ремня и ширинку и просовываю руку внутрь, поглаживая по всей длине через боксеры.
— Даю тебе то, чего ты хочешь.
Он с вызовом приподнимает бровь: — Почему ты уверена, что я хочу этого?
Запускаю руку за пояс боксеров. Он теплый и твердый для меня.
— Я чувствую, что хочешь.
Его глаза угрожающе сверкают.
— Не начинай того, что не сможешь закончить, Бродяга.
— Не волнуйся, — обвожу большим пальцем каплю жидкости на кончике, — я буду хорошей девочкой.
Стягивая джинсы и боксеры, он высвобождает свой член.
— Докажи это.
Невинно хлопаю ресницами.
— Скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это.
Его взгляд обжигает, когда он смотрит на мои губы.
— Я хочу, чтобы ты встала на колени. Сейчас же.
Опускаюсь, пока он сжимает член в кулаке, наблюдаю за тем, как двигаются его вены и сухожилия, пока он медленно дрочит.
Моя кожа вспыхивает, когда он придвигается ближе и размазывает предэякулят по моим губам. Приоткрываю их, пробуя солоноватую жидкость на вкус.
Большим пальцем проникает мне в рот, оттягивая щеку.
— Открой шире, — его челюсть напрягается, — чтобы я мог трахнуть твое лицо.
Когда я делаю это, он с силой толкается мне в горло.
Давлюсь, слюна стекает по подбородку, когда он безжалостно трахает мой рот.
Я пытаюсь погладить ту часть члена, которая не помещается, но Нокс качает головой.
— Руки по швам, или я их свяжу.
Опускаю руки, выполняя приказ.
Его бедра напрягаются, когда он захватывает в кулак мои волосы, удерживая в неподвижности. Расслабляю челюсть, принимая все, что он дает.
Его мышцы напрягаются и сокращаются, а лицо искажается в удовольствии. Напряженный взгляд устремлен на меня, словно я единственное существо в этом мире, которое он способен видеть ясно.
И тут я слышу: — Аспен.
Его дыхание учащается, он сильнее входит в меня, и я чувствую пульсацию члена на языке.
— Глотай.
Это единственное предупреждение, прежде чем его сперма наполняет мой рот.
Из него вырывается прерывистый вздох, когда он хватается за столешницу.
— Черт, — ухмыляясь, смотрит на меня. — Поднимайся.
Когда я встаю, он сокращает расстояние между нами и целует меня.
У меня подкашиваются колени, потому что каждый раз, когда он целует меня до беспамятства, я теряю еще одну часть себя.
Он игриво задирает мою футболку. Или, скорее, свою футболку.
— Сними это.
Обвиваю руками его шею, не желая, чтобы поцелуй заканчивался.
— Зачем?
— Потому что я хочу посмотреть, как ты принимаешь душ, — наклоняясь, он сжимает мою задницу. — Я хочу, чтобы ты притворилась, что ты совсем одна, когда я буду смотреть, как ты играешь с собой, — страстным ртом скользит по моей шее. — Но тебе нельзя кончать, — посасывает чувствительную кожу над моим горлом. — Только после того, как мой член окажется внутри тебя.
Это требование, от которого я бы и не подумала отказаться.
— Мы опоздаем в школу, — вздыхает Аспен, когда я расстегиваю пуговицы на ее блузке.
Сейчас она лежит на диване в гостиной.
Целую и покусываю ее живот, останавливаясь, когда добираюсь до верха клетчатой юбки.
— Мы уже и так опаздываем.
Может, стоит сделать так, чтобы оно того стоило.
Ее глаза закрываются, когда я расстегиваю ее блузку, обнажая белый лифчик.
Мой член напрягается, пульсируя в тесных джинсах.
Расстегиваю застежку лифчика и стону, когда ее сиськи вываливаются наружу.
— Сегодня мы не пойдем в школу.
Мой аппетит с ней чертовски неутолим.
— Мы должны, — говорит она, когда я прикусываю ее бледно-розовый сосок.
Она шипит, резко втягивая воздух сквозь зубы: — Господи.
Я только начал.
Хочу провести весь день, покусывая и посасывая каждый дюйм ее тела, пока она будет лежать подо мной, умоляя о большем.
И как раз тогда, когда ей покажется, что она не выдержит и вот-вот умрет от мучений…
Я накормлю ее грязную киску своим членом. Дюйм за дюймом, пока она не насытится.
Аспен стонет, прежде чем к ней возвращается голос.
— Я должна закончить все с выпускным коми…
Пробираюсь под юбку, заставляя ее замолчать.
Втягивая в рот другой сосок, костяшками пальцев дразню ее киску через влажное нижнее белье.
Она хмурится, приоткрывая рот, когда я продолжаю свою пытку.
— Ты сводишь меня с ума…
Звук открывающейся входной двери прерывает ее.
— Разве вы не должны быть в школе? — бурчит мой отец из прихожей.
Блядь. Они должны были вернуться только завтра.
Отстраняюсь, и Аспен сползает с дивана, попутно застегивая рубашку.
— Ты такой идиот, — кричит Аспен.
Когда я бросаю на нее взгляд, она молча призывает подыграть ей.