— В ночь похорон моего отца.

Это было сразу после нашего разговора с Ноксом.

Он сказал, что пришел, потому что знал, что мне будет больно.

Я прибежала в слезах, и Лео отвел меня в пустую комнату.

Меня переполняли столько чувств.

Мне было грустно, одиноко… и я так сильно скучала по отцу, что это причиняло физическую боль.

Но я также была зла.

Злилась из-за того, что единственный человек, который когда-либо заботился обо мне, ушел… потому что был вором.

Лео обнимал меня, пытаясь утешить… но этого было недостаточно.

Мне нужно было почувствовать что-то большее.

Что-то неправильное, уродливое и настоящее.

Поэтому поцеловала его.

Через пять минут я лишилась девственности.

И это все.

Следующие слова Нокса пулей пробивают воздух: — Ей было всего шестнадцать, — его лицо искажается. — Прости, что сообщаю плохие новости, тетя Ленора, но теперь ты наконец-то знаешь, какой больной кусок дерьма на самом деле твой муж.

Но не только Лео был виноват.

Это я поцеловала его.

Слезы обжигают горло. Пытаюсь подавить их, но не могу.

Они застилают глаза, и прежде чем успеваю остановить себя, начинаю плакать так сильно, что становится больно дышать.

— Мне очень жаль, — заставляю себя встретиться с ней взглядом. — Мне так жаль.

Ожидаю, что она посмотрит на меня с отвращением, потому что именно этого я заслуживаю, но она этого не делает.

Она смотрит с жалостью…

И это заставляет меня рыдать еще сильнее.

Наклоняясь, Нокс хватает меня за локоть: — Пойдем.

Горячие слезы градом катятся по лицу, когда он поднимает меня на ноги.

Хотела бы я знать, как их остановить, но не знаю. Он вскрыл меня насквозь, заставив встретиться лицом к лицу со всеми уродливыми частями моей натуры, прежде чем оставить истекать кровью.

Это самая медленная и жестокая смерть.

Но хуже всего то, что… я даже не могу винить его.

Потому что это была моя вина.

Аспен в таком состоянии, что едва может дойти до джипа, не упав.

Хотел бы, чтобы она сказала правду, когда я спрашивал, но она этого не сделала.

Поэтому ей пришлось усвоить этот урок тяжелым и болезненным способом.

Открываю пассажирскую дверь, но она замирает на месте, все еще всхлипывая. Но во взгляде, которым она одаривает меня, столько ненависти, что ощущаю ее всем своим существом.

— Залезай.

Она пытается убежать, но я ловлю ее за талию и притягиваю к себе.

— Не так быстро, Бродяга.

Когда она дрыгает ногами, ее ненависть ко мне буквально накатывает волнами.

Скрежеща зубами, хватаю ее за воротник белой рубашки на пуговицах и прижимаю к джипу.

— Я предоставил тебе выбор.

И так чертовски старался заставить ее доверять мне настолько, чтобы быть со мной откровенной. Но она не смогла. Следовательно, в этом дерьме виновата она, а не я.

— Я ненавижу тебя, — плюет мне в лицо, и из нее вырывается очередной всхлип, — я ненавижу тебя.

Она ненавидит не меня… она ненавидит себя.

Она ненавидит то, что сделала.

Она ненавидит то, что сделал он.

Она ненавидит то, что я поставил зеркало и заставил ее взглянуть на себя без маски, которую она так любит напяливать.

Потому что она не идеальная девушка, которая получает идеальные оценки и живет идеальной жизнью, нося свой идеальный, мать его, жемчуг.

Она грубая и настоящая.

Она ущербная и ебанутая.

А еще она чертовски злая.

Потянувшись, она царапает мою щеку. Сколько ее знаю, она всегда была собрана. Ей всегда удавалось взять себя в руки, прежде чем сорваться с катушек… но сейчас она похожа на дикого зверя, который не в себе.

И черт меня побери, если это не заставляет мою кровь кипеть, а член подниматься.

Прижимаюсь к ее губам, кусая и посасывая их с такой силой, что уверен, на них точно останутся синяки.

Ее ногти царапают мне спину, и я стону, от боли член пульсирует еще сильнее, когда она открывает рот шире, чтобы я мог накормить ее языком.

— Я ненавижу тебя, — выдыхает она, прижимаясь к моим губам, ее голос все еще хриплый от слез, когда я исследую и дразню ее рот.

Держу пари, смогу заставить ее ненавидеть меня еще сильнее.

Теперь у меня новая цель. Открываю дверь заднего сиденья, затем, схватив за пухлую попку, поднимаю и бросаю ее туда.

Забираюсь следом, мои руки скользят под юбку, где нахожу ее влажные и теплые трусики, прежде чем стянуть их с ног.

— Нокс…

Подняв ее, усаживаю нас, размещая ее на своих коленях.

— Вот так ты любила его трахать, да?

В ее глазах снова вспыхивает огонь, когда она рычит: — Пошел ты.

Толкаюсь, потираясь о ее киску. Она такая мокрая, что на моих брюках образуется влажное пятно.

Сначала заставлю ее вылизать его.

Просунув руки под подмышки, переворачиваю ее, а затем надавливаю на поясницу, пока она не наклоняется вперед.

— Что…

Одним плавным движением подтягиваю ее ноги, располагая так, что ее голова оказывается на моих коленях, а бедра — по обе стороны от моего лица. Спускаю юбку.

— Ты испачкала мои брюки, Бродяга. Приберись.

— Нет…

Провожу кончиком носа по щели, собирая ее соки на своем лице и вдыхая их аромат.

— Ты уверена в этом?

Она хныкает и скользит языком по ткани. Хватая ее за волосы, расстегиваю молнию.

— Хорошая девочка. Теперь достань мой член и пососи его.

Подавляю стон, когда она вытаскивает его, а затем обхватывает своим горячим маленьким нетерпеливым ртом.

Раздвигаю пальцами ее киску, растягивая, а затем прижимаюсь губами и просовываю язык внутрь, погружая так глубоко, как только могу.

Жидкое тепло наполняет мой рот, пока она извивается подо мной.

— Знаешь, почему Лео не знал, что я заставил тебя кончить прошлой ночью? — Щелкаю пирсингом по набухшему клитору, и она стонет, обхватив мой член. — Потому что он никогда не делал этого раньше, — посасываю чувствительный бутон, пока она вбирает мой член, и звуки того, как я поедаю ее, наполняют джип. — Он понятия не имеет, как ты выглядишь, когда кончаешь.

Выписываю небольшие круги вокруг ее клитора.

— Он не знает, какой мокрой становится твоя киска, когда ты так возбуждена, но изо всех сил пытаешься бороться с этим, — посасываю губы ее киски, пока снова не возвращаюсь к дырочке, дразня кончиком языка. — То, как эта прелестная маленькая пизденка сжимается, словно в тисках, прежде чем сжать и оседлать твои пальцы.

Аспен дрожит подо мной. Она так близка к оргазму, что я чувствую это.

Гнев, смешанный с завистью, бежит по моим венам.

— Сядь.

Когда она это делает, обхватываю рукой ее горло и приближаю губы к уху: — А теперь присядь на корточки над моим членом, как будто собираешься его трахнуть.

Как только она встает на колени, провожу головкой члена по ее половым губам, собирая влагу.

— Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Ее стыд становится осязаемым, прежде чем она шепчет: — Да.

Одним махом толкаю ее вперед и раздвигаю ягодицы.

— Нокс, — выдыхает она, когда я ввожу головку члена в ее маленькую узкую дырочку, — я никогда… о, Боже. Это больно, — подавляя очередной всхлип, она хлопает по сиденью. — Так, блядь, больно.

В этом-то и суть.

— Разве тебе не нравится, Бродяга? — Толкаюсь в нее еще немного и изливаюсь внутрь, игнорируя собственное удовольствие. — Потому что именно так он и делает, верно? — От ее тихого плача что-то тает в моей груди. — Он кончает так же быстро, как и уходит от тебя. Использует твое тело как маленькую игрушку для траха и пользуется тобой со своим старым и морщинистым членом.

Заставляя ее поверить, что это то, чего она действительно хочет.

Она перебирается на переднее сиденье джипа.

— Я ненавижу тебя.

Аспен продолжает говорить это дерьмо, но я единственный, кто ее видит.