Но я не могу… потому что он целует меня так, словно только что выпил яд, а я противоядие.

Сначала нет языка. Только жадные губы.

Но потом он рычит, низко и проникновенно, и все меняется.

Хватаюсь за его плечи, колени слабеют, когда пальцы на моей шее сжимаются сильнее, и он заставляет меня открыться, чтобы накормить своим языком.

На вкус он как корица и непрошеное желание… окутанное чистым злом.

Голова кружится, отдаюсь поцелую, стремительно погружаясь в черную дыру, в которую он меня заточил.

Я должна положить конец этому безумию и заставить его извиниться. Не только за то, что украл мой первый поцелуй — ведь именно это он и сделал, — но и за все те пытки, которым меня подверг.

Собираюсь вырваться, но его свободная рука скользит вверх по моей ноге, исчезая под юбкой.

Несмотря на желание, закручивающееся внутри, грудь сжимается, а нервы накалены до предела.

Особенно когда он прижимает меня к полке и стягивает трусики.

Многие мои сверстники уже занимаются сексом, так что в этом нет ничего необычного. Однако я все еще пытаюсь осознать, как за несколько минут я перешла от первого поцелуя к… тому, что он собирается сделать.

— Я никогда этого не делала, — шепчу ему в губы, чувствуя себя настолько уязвимой, что готова расплакаться.

Его тело напрягается, прежде чем он отстраняется.

На его губах появляется снисходительная ухмылка.

— Я вижу.

Эти слова равносильны пощечине, но я не доставлю ему удовольствия узнать, насколько они ранят.

С гордо поднятой головой собираюсь протиснуться мимо него, но он открывает дверь, опережая меня.

Я была готова к тому, что Нокс окажется мудаком, потому что он всегда такой.

К чему не была готова, так к тому, что кучка парней из футбольной команды, включая Кена, столпится прямо у кладовки.

Нокс держит мои белые хлопковые трусики как трофей.

— Она чистокровная рыжая пизда. Ковер совпадает с портьерами.

Несколько парней усмехаются.

Пока Нокс не нюхает свои пальцы и не морщится, будто учуял что-то прогорклое.

— Хотя сука пахнет тунцом.

С этими словами он уходит.

А я задаюсь вопросом, возможно ли умереть от смущения?

Или от сильной ненависти к кому-то.

11 класс

Аспен

Священник что-то говорит, но я не слышу ни слова.

Единственное, на чем могу сосредоточиться, — гроб рядом с ним.

Тот, в котором покоится тело моего отца.

Лео обнимает меня за плечи и целует в висок.

Как обычно, он единственный, кто поддерживает меня.

Конечно, мама здесь, но суетится, и общается, как будто поминки отца — вечеринка, которую она устраивает.

Первая слеза скатывается по щеке, но я быстро вытираю ее. Не хочу разваливаться на части в комнате полной людей. Особенно, если учесть, что я почти никого из них не знаю.

Грудь сдавливает, сглатываю ком в горле.

Не понимаю, как это произошло.

То есть я не идиотка, поэтому могу понять, что, судя по всему, мой отец был мошенником.

Очевидно, он убедил кучу людей вложить деньги в дом престарелых.

А потом украл их деньги.

Однако он связался не с тем человеком, потому что два года спустя его нашли на парковке с пулей в голове.

Стрелявший в него мужчина даже не пытался отрицать, когда полиция выследила его у дома.

Он просто сказал, что мой отец заслужил это за то, что украл его сбережения, заработанные тяжелым трудом.

И вот теперь я здесь… на его поминках, борюсь с тем фактом, что человека, которого любила больше жизни, теперь нет.

Потому что он был мошенником.

Лео поворачивается ко мне, когда священник наконец замолкает.

— Тебе что-нибудь нужно? Я могу чем-то помочь?

Качаю головой, изо всех сил стараясь сдержать слезы.

Лео поднимает мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом: — Злиться — это нормально, — его глаза смягчаются. — Скучать по нему — тоже нормально. Твой отец выбрал плохой путь, но он любил тебя, Аспен.

Я знаю, что любил.

Но осознание этого только усиливает боль.

Он крал у людей, чтобы не только прокормить свою семью, но, и чтобы у моей легкомысленной матери было все, чего она хотела.

И не только у нее.

Он воровал, чтобы у меня было лучшее образование, одежда, книги, крыша над головой, еда… брекеты, о которых умоляла, чтобы исправить свои кривые зубы.

Рассеянно перебираю пальцами ожерелье на шее. То, которое не могу заставить себя снять. Жемчуг.

В последний раз, когда я видела отца, мы завтракали беконом, яйцами и французскими тостами.

Я была в восторге, потому что это означало, что дела снова пошли в гору, и у нас достаточно денег, чтобы оплатить счета и заполнить холодильник.

Но теперь я знаю правду.

Когда бы у моей семьи ни появлялись деньги… они никогда не были нашими.

— Это больно, — шепчу я. — Знать, что он сделал. Кем он был на самом деле.

— Я понимаю, — он тяжело вздыхает. — Хотел бы я знать, чтобы остановить его, — закрыв глаза, он пожимает плечами. — Он попросил меня составить контракты и убедиться, что все законно. После этого…

Это было уже не в его власти.

— Он был моим лучшим другом, — говорит Лео, качая головой. — Но теперь я чувствую, что никогда не знал его по-настоящему, — он опускает взгляд на свои ботинки. — Я также не могу отделаться от ощущения, что подвел его… подвел тебя.

— Это не твоя вина.

Он прикасается к моей щеке: — И не твоя, милая.

Мы смотрим друг на друга почти целую минуту… пока боковым зрением не замечаю кое-что, что привлекает мое внимание.

— Что, черт возьми, она делает?

Наблюдаю за тем, как мама, которая явно выпила сегодня слишком много вина, бесстыдно флиртует с каким-то мужчиной.

Всматриваюсь и понимаю, что это не просто мужчина… это брат Лео.

И отец Нокса.

Лео упоминал, что обратился за помощью к брату, когда отца нашли убитым, ведь он агент ФБР… но я и не подозревала, что они с матерью так сблизились за прошедшую неделю.

Гнев, зарождающийся во мне, разгорается все сильнее, чем дольше я смотрю на них.

Ради всего святого, это же поминки моего отца. И все же она уже пытается подцепить первый попавшийся ходячий банкомат.

Это не только безвкусно, но и чертовски унизительно.

— Аспен, — окликает Лео за моей спиной, когда я направляюсь к ним.

Игнорирую его.

— Аспен, привет, — говорит мама, наконец, заметив меня. Однако почти сразу же ее внимание возвращается к мужчине, с которым она флиртует: — Трент, это моя дочь. Кажется, твой сын примерно того же возраста.

Так сильно стискиваю зубы, что удивляюсь, как они не превращаются в пыль.

Трент улыбается и делает глоток кофе.

— Да, он учится в академии Блэк-Маунтин.

Мама наклоняется, положив ладонь ему на грудь.

— Какое совпадение. Аспен тоже, — она переводит взгляд на меня: — Аспен, дорогая, разве это не чудесно…

— Это поминки твоего мужа, — напоминаю ей, — прояви хоть немного приличия.

Она моргает, явно застигнутая врасплох моей вспышкой.

— Извини?

Все, что я могу сделать, — не рассмеяться.

Мне надоело это ее маленькое представление.

Надоело притворяться, что жизнь идеальна, чтобы соответствовать людям, которых она считает значимыми.

Надоело, что она требует от других всего этого дерьма, когда сама не может оторвать задницу и пойти работать ради того, чего хочет.

Надоело, что она всегда настолько пьяна, что не заботится о важных вещах.

Например, о собственной дочери.

Моя мать красива — настолько красива, что легко использует свою внешность в собственных интересах. Не сомневаюсь, что именно поэтому мой отец оставался с ней так долго, несмотря на то, что она ужасна. Ее нутро настолько уродливо, что мне становится плохо физически.

— Возможно, если бы ты не была легкомысленной алкоголичкой, папа бы не умер, — шиплю с каждой унцией яда, которую испытываю к женщине, стоящей передо мной.