Хотя большая часть ее пизды гладкая и голая, она намеренно оставила аккуратную крошечную полоску волос на лобке… как бы безмолвно говоря всем, кто может усомниться в натуральности цвета ее волос, идти нахуй.
Инстинктивно наклоняюсь вперед, вдыхая ее аромат и получая лучший обзор. Губы такие же надутые и пухлые, как и на лице. Импульсивно протягиваю руку, чтобы коснуться ее, но быстро одергиваю себя.
Аспен шевелится, ее бедра слегка раздвигаются, а грудь вздымается, отчего бледно-розовый сосок выглядывает из-под лифчика.
Из меня вырывается стон, член болезненно увеличивается в джинсах.
Я мог бы расстегнуть молнию, вытащить его наружу и не дать ей никакого гребаного выбора, кроме как принять каждый дюйм.
Но тогда она узнает правду.
Что как бы я ни ненавидел ее всеми фибрами души…
…меня так же, блядь, тянет к ней.
И я знаю, что где-то глубоко внутри она чувствует то же самое.
Мы как два магнита… электрические токи, проходящие через нас, одновременно отталкивают и притягивают друг друга.
Я чертовски ненавижу это.
Ненавижу ее.
С отвращением натягиваю ее нижнее белье обратно, достаю из корзины грязную футболку и надеваю на нее через голову.
Отпихнув ее на другую сторону огромной кровати, начинаю размышлять.
Знаю, что Аспен пошла на вечеринку со Стейси и Трейси, двумя популярными — и чертовски раздражающими — чирлидершами. И хотя это и говорит о том, как она оказалась на вечеринке, это ни хрена не объясняет, как она очутилась без сознания на улице перед нашим домом.
Схватив телефон, открываю Instagram. Единственная причина, по которой у меня есть это приложение, — слежка за Аспен. Поскольку ее профиль закрыт, и я знал, что она никогда не примет запрос от своего заклятого врага, мне пришлось создать фейковый аккаунт.
Закурив сигарету, кликаю на ее профиль. Она редко выкладывает что-то, а если и выкладывает, то всякую ерунду вроде природы, кофе и выпечки. Однако Стейси и Трейси — инста-шлюхи и отмечают людей всегда.
И действительно, когда нажимаю на иконку, чтобы посмотреть посты, в которых отметили Аспен, появляется новый пост Стейси.
Трейси сидит за рулем машины и показывает средний палец в камеру, в то время как Стейси обнимает ее. На заднем сиденье сидит Аспен… неловко улыбаясь, как будто она предпочла бы оказаться где-нибудь в другом месте. Подпись гласит: «Провожу время с моими сучками», а за ней следует миллион дурацких тегов.
Выдохнув дым, нажимаю на ник Стейси, потому что, блядь, ее страница не может быть приватной. Однако вместо того, чтобы сразу перейти к ее профилю, просматриваю несколько сторис. Там есть короткое видео, на котором она наливает пиво в красный стаканчик, селфи с губами-утками, фото, на которой они с Трейси танцуют у костра, и еще одна фото с чертовыми губами. Уже собираюсь выйти из приложения, потому что, глядя на это дерьмо, теряю клетки мозга, но тут на экране появляется еще одно видео.
Оно темное и зернистое, но, судя по виду заднего стекла, оно сделано как будто в салоне автомобиля. Камера внезапно смещается вниз, и от того, что вижу дальше, кровь закипает в жилах.
Парень хватает Аспен за шею, хотя по тому, как ее голова безвольно болтается у него на коленях, очевидно, что она не в себе.
— Тебе нравится сосать этот большой член, правда, Аспен? — дразнит знакомый голос, но я не могу вспомнить, кто это.
Видео обрывается, но тут же начинается другое.
— Открой, — инструктирует парень.
Камера слегка приподнимается. Не настолько, чтобы показать его лицо, но достаточно, чтобы я смог разглядеть черно-красную куртку, в которую он одет.
Секунду спустя в мои уши проникает рвотный звук.
— Да, вот так, — говорит парень, а затем раздается смех.
— Боже, Аспен, — щебечет кто-то, очень похожий на Стейси. — Кто бы мог подумать, что ты такая шлюха?
После этого видео обрывается, но это неважно. Ущерб уже нанесен.
Тушу сигарету в пепельнице.
— Господи Иисусе, — оглядываюсь на Аспен, которая все еще лежит в отключке на кровати. — Тебе пиздец.
Ребята в академии Блэк-Маунтин — стервятники, они всегда ищут следующую жертву.
К несчастью для моей новой сводной сестры… они только что нашли ее.
Прошлое…
Закрыл глаза, пытаясь расслабиться и ожидая, когда пульсирующая боль станет более терпимой.
Раньше я думал, что существует только один вид боли.
Но оказалось, что она многогранна.
Острая боль, от которой перехватывает дыхание, потому что она застает врасплох.
Боль, о которой ты молился, чтобы поскорее прошла… потому что она постоянно насмехалась над тобой, и ты знал, что это лишь вопрос времени, когда она снова поднимет свою уродливую голову.
А агония, которая, как ты знал, будет постоянной… потому что она просочилась в твою душу и зарубцевалась.
В тот момент я испытывал первую…
Прячась от монстров в подвале… в ожидании второй.
Вздрогнул, крошечные волоски на моей шее встали дыбом от страха, когда послышались шаги, спускающиеся по лестнице.
— Трент.
Голос матери был мягким и бархатистым как одеяло, укутывающее тебя во время снежной бури.
Такой голос заставлял тебя простить все ее проступки.
Даже если ты знал, что не стоит.
Часть меня хотела промолчать, чтобы она вернулась наверх… но я знал, что, если так поступлю, будет только хуже.
Прищурившись в темноте, разглядел очертания ее фигуры.
— Я здесь.
Она потянулась к шнурку на потолочном вентиляторе, и подвал наполнился светом.
Мама была красивой. Настолько, что люди всегда комментировали ее внешность.
Она была высокой и стройной, с такой бледной почти просвечивающейся кожей, и голубыми глазами, такими яркими, что небо и океан меркли в сравнении с ними.
Но больше всего мне нравились ее волосы.
Длинные, шелковистые рыжие локоны, которые мягкими волнами спадали по спине.
Мама рассказывала, что в детстве над ней смеялись из-за ее рыжих волос, но я никогда не понимал почему.
Это делало ее другой… особенной.
Она выглядела как принцесса из сказки…
Но наша жизнь была очень далека от нее.
Я вздрогнул, когда она опустилась на колени и провела ладонью по моей щеке.
— Мне жаль.
Она всегда сожалела. Но одного сожаления было недостаточно.
Не тогда, когда одно и то же повторялось снова и снова… как будто постоянно проигрывалась одна из худших песен, которую ты когда-либо слышал.
— Закрой глаза, — прошептала она, но я покачал головой.
Вот в чем особенность постоянной боли…
Она мешает доверять. Не только другим, но и себе.
— Пожалуйста.
Я знал, что лучше не отказывать, поэтому согласился.
— У меня для тебя подарок.
Я не был удивлен.
Подарки всегда приходили после боли… как радуга после грозы.
Только грозы становились слишком сильными и повторялись слишком часто.
И укрыться было негде.
— Протяни руки.
Когда это сделал, то почувствовал на коже что-то сухое и чешуйчатое.
Открыл глаза и увидел ящерицу с синим брюшком, и меня охватило смятение.
Видел ее раньше, когда мама брала меня на прогулку. Я просил и умолял оставить ее, но она сказала, что мы не можем.
У отца было строгое правило не заводить домашних животных. Мама говорила, что это из-за того, что у него аллергия на собак и кошек, а птицы и рептилии ему просто не нравились.
— Я купила небольшой аквариум в зоомагазине на соседней улице, в котором мы можем его держать. Если только ты пообещаешь кормить его и ухаживать за ним.
Я кивнул так энергично, что удивительно, как у меня не оторвалась голова.
— Обещаю.
Провел пальцем по ее спинке, но потом остановился: — А как же папа?
Она одарила меня одной из своих великолепных улыбок: — Ну, нам придется держать это в секрете от него. Думаешь, у тебя получится?