— На одной ноге мы с тобой, — стараясь побольше вложить в слова ехидства, продолжал Арсентий, — оба, как жуки навозные, ковыряемся в грязи. А завтра пойдем за получкой, так мне еще на тридцатку больше выдадут, хоть ты механик, а я простой бульдозерист.

— Так это же по твоей жадности, — отозвался Плотников.

Арсентий поперхнулся, но тут же, поборов в себе злобу, громко рассмеялся.

Не удавалось Арсентию подавить Суханова и своим знанием тайги. Во-первых, Виктор в свои двадцать девять лет побывал на многих стройках, в том числе и Сибири, и сам неплохо знал тайгу, а во-вторых, если он чего и не знал и Арсентию удавалось вынудить Виктора в этом признаться, тот делал это удивительно легко и просто:

— Спасибо, Арсентий, теперь я буду знать.

В его негласном, но постоянном споре с Виктором за Арсентием оставалась лютая жадность к работе и его медвежья сила. Здесь он не имел себе равных и мог, как он сам говорил, любого заткнуть за пояс. Однако недавний случай в отряде поколебал и в этом авторитет Арсентия.

Как-то заправляли они тракторы. Наливать солярку на земле было неудобно. И тогда Арсентий, ухватившись за край бочки, крикнул Суханову:

— А ну давай махнем ее на козлы!

Это была провокация. Ее нарочно подстроил Арсентий. В бочке более 200 килограммов. И он знал, что в отряде, кроме него, никто не может это осилить.

— Ну что же ты, давай! — все больше отрывая край бочки от земли, кричал Арсентий.

Ребята смолкли и повернулись к Виктору. Дальше все произошло мгновенно. Суханов пружинисто присел к бочке и, ухватив ее за края, стал выпрямляться. Тяжесть рвала вниз руки и ломала спину. Арсентий хитрил. Он держал свой конец выше, так что в неполной бочке солярка схлынула на сторону Виктора. Но тот нашел в себе силы выпрямиться и раньше положить свой конец на козлы. Теперь Арсентий оказался в положении Суханова. Солярка перелилась на его сторону. И без того всегда красное лицо Арсентия налилось кровью. Он как-то неестественно крякнул, рывком бросил бочку на козлы и, пошатываясь, отошел в сторону.

— Ты что же, медведь, — закричал на него Миронов, — надорвать мне механика вздумал?

— Такого лося надорвешь, — дрожащим от напряжения голосом сердито ответил Арсентий. — Его вместо трактора впрягать можно.

— Так у меня же, Арсентий, первый разряд по штанге, — как можно веселее сказал Виктор. Но голос его так же срывался.

— Вы у меня бросьте, — прикрикнул Миронов. — Марш по своим местам!

Трактор Суханова подошел к увязшим машинам. Гибкий, как кошка, Виктор выпрыгнул из кабины, а за ним вынырнул и Плотников.

— Как живете, караси?

— Ничего себе, мерси! — в тон ему ответил Сашка Шуба. Он уже успел натаскать к своему бульдозеру кучу свежесрубленных осинок и березок и сейчас разбрасывал их перед гусеницами. Метрах в семидесяти, в чахлом леске, какой растет только в заболоченных местах, ловко управлялся топором Арсентий. Короткими сильными взмахами он, как лозу шашкой, валил корявые и кривые деревца. Отсюда и таскал их к застрявшим машинам Сашка.

— Давай сюда, — крикнул Виктор Арсентию. — С твоего начнем.

— Надо больше нарубить, — неохотно отозвался тот. — Чтоб наверняка. — И махнул ребятам. — Идите заберите.

Все пошли к нему.

…Арсентий долго и тщательно укладывал перед своим трактором хворост, совал под гусеницы жерди, словно сооружал гать. Нетерпеливый Суханов уже несколько раз садился к рычагам, сдавал свой трактор назад и кричал Арсентию:

— Кончай возиться. Швартуйся!

Но Макаров, не разгибая спины, стелил и стелил лесины и хворост, втаптывая их своими сапожищами в буро-рыжую хлябь. Наконец он выпрямился, еще раз неторопливо прошелся по своему насту и изрек:

— Теперь давай трос.

Бульдозер Макарова вытащили легко, и Виктор пожалел, что из-за Арсентия они потеряли столько времени и труда на сооружение гати.

— И так бы выхватил, без твоего моста, — сердито крикнул он ему.

— Тут уже один такой горячий был, — огрызнулся Макаров и, глянув на бульдозер Сашки, добавил: — Да сам по самую репицу сел.

Взялись за экскаватор и скоро перетащили его на новое место. Это совсем подхлестнуло Виктора, и он, подкатив к бульдозеру Шубы, весело предложил:

— Хватит гати строить. Давай швартуйся.

Арсентий молча отвернулся и пошел прочь, показывая всем своим видом, что он ничего общего не имеет с этим полоумным.

— Давай, давай! — прикрикнул Суханов на Сашку. — Не слушай ты его. Он тут до вечера будет гатить.

Зацепил буксир. Виктор дважды рванул свой трактор. Он приседал, словно хотел подняться на дыбы, но бульдозер Шубы только вздрагивал. Надрывался мотор, гусеницы скребли грязь, а машина ни с места.

— Давай враскачку, — кричал из кабины Виктор.

Попробовали враскачку. Моторы оглушительно взрывались, летела из-под гусениц грязь, но дело не шло. Вдруг трактор Виктора резко повело в сторону, и он сам залез в топь. Заглушили моторы. Показалось растерянное лицо Виктора.

— Не вылазий! — крикнул ему Арсентий. — Я сейчас! — И он побежал к своему трактору.

К удивлению всех, Арсентий не ругался, а молча полез в кабину и стал осторожно сдавать к увязшему «спасателю» Виктора.

— Оба на полном газу! — крикнул он, и тракторы, оглушительно взревев, рванулись из болота.

— Выскочили, — обрадованно закричал Сашка, но тут же умолк, увидев, как трактор Арсентия стал оседать на правую гусеницу. Надо было быстро отцепить буксир. Он бросился к тросу, но трактор все сильней кренился. Там была топь…

Машина Виктора стояла на сухом, и теперь только он мог выручить Арсентия.

Дождь хлестал по лицам людей, все время приходилось вытирать лоб грязными рукавицами или рукавами телогреек. Все перепачкались, словно их вываляли в луже. Но никто на это не обращал внимания. Нужно было скорей выручить технику, иначе дождь совсем разрушит траншеи.

Так они и таскали друг друга, проклиная все на свете, а больше всего тех, кто наметил трассу в этом гибельном месте. Доставалось и Олегу Ивановичу, и тем проектировщикам, которые сидели в Ленинграде и Ивделе.

— Их бы сюда! — кричал Арсентий. — Вот бы пополоскать в этой жиже…

Уже давно прошло время обеда. Сашка Шуба несколько раз предлагал бросить все, пойти рубануть но три вторых и начинать все сначала.

— Мы же не железные, — поддерживал его Вася, ища защиты у Виктора.

Но Арсентий и слушать не хотел.

— Давайте лучше рубить лес. Его надо больше. А так мы дурную работу делаем. И тракторы наши по самую макушку сядут.

— Да разве ж можно все болото вымостить? — стонал Вася. — У меня спина разламывается. Не могу больше… Хоть режьте, не могу.

Но все шли к лесу, и он тоже тащился за ними. И опять валили деревья, тащили их волоком по грязи, подкладывали под гусеницы, устилали топь и, не передохнув, тут же лезли к рычагам. Трактор действительно выбирался, но застревал другой, и всем приходилось браться за него.

Виктор понимал, что это уже не работа, а какой-то бред. Надо остановиться, осмотреться, подумать. Но он уже не мог этого сделать. Почему? Неужели и его захватил сумасшедший арсентьевский азарт? «Вот сделаем это, и конец». Его заразил Арсентий, он поддался ему.

Сашка, побледневший и еле державшийся на ногах от усталости и голода, уже несколько раз выпрыгивал из кабины и зло кричал:

— Я ухожу! Хватит!

Но, видя, как парни садятся за рычаги, ругался и тоже лез в кабину или шел за ними к лесу рубить деревья.

«Что это со всеми нами? — думал, как в бреду, Виктор. — Надо кончать». И не мог остановиться.

Когда, выбиваясь из сил, они подтащили к трактору здоровенную березу, Сашка пластом повалился на ее ветви. Сразу же рядом плюхнулись Вася и Виктор. И только Арсентий, окатив ребят презрением, степенно сел. Все тяжело дышали, как загнанные кони. Дрожащей рукой Суханов достал из кармана помятую пачку «Примы», положил ее на колени, но вынимать сигарету не стал. То ли раздумал курить, то ли у него уже не было сил, чтобы поднести ее ко рту. Под нестихавшим дождем пачка сразу намокла, он шевельнул коленом, и она упала в грязь.