— Это все равно как если бы я чужих гусей пас, а своих без призора оставил.

— Ты, народный сказитель, хромай живее в вагончик, — поднял голову Виктор, — а то зазвенишь сосулькой.

— Не зазвеню. Скорей монитор запускай, трубы порвет, механик.

Однако все старания Виктора были напрасны — монитор не работал: пока они возились со штуцером, в одной из труб замерзла вода.

Газовщики зашумели.

— Надо немедленно спускать из дюкера воду, — говорили одни. Другие выражали сомнение — можно ли ее спустить. При таком морозе вода может замерзнуть в трубах, и если не порвет их, то как оттуда выковыряешь лед? Тут всю тайгу поджигать нужно будет.

— С нашим морозом шутки плохи, — хрипел Арсентий. — Все порвет к черту…

Он так и не ушел в вагончик. Только натянул снятый кем-то с себя свитер и, даже не застегивая полушубка, метался с гаечным ключом вдоль трубопровода, стараясь по звуку определить, нет ли ледяных пробок.

— Решай, начальник, — обступили Лозневого газовики. — Только скорей! Дорога каждая минута, — сыпались со всех сторон голоса, возбужденные, тревожные, требующие немедленного ответа.

Олег Иванович молчал. Его обожженное морозом лицо выражало крайнее напряжение. Вдруг он сорвался с места и, громыхая обледенелыми рукавами и полами своего плаща, натянутого поверх телогрейки, наддал за Арсентием. Он прислушивался к ударам его ключа по стальной трубе, видимо стараясь определить, как скоро вода в дюкере может превратиться в лед…

Все поспешили за ним. Когда Олег Иванович, замедляя шаг, нагибался над дюкером, затихая, останавливалась и толпа. Смотрели только на Лозневого. Вася и Сашка в обледеневшей одежде стояли здесь же и напряженно ждали. А Олег Иванович медлил. Еще когда Арсентий заворачивал штуцер, он отправил Миронова в лагерь связаться с синоптиками. И теперь тревожно поглядывал в сторону голубых вагончиков, которые проступали сквозь молодой ельник.

Наконец из-за приземистых, опустивших в глубокий снег лапы елок вынырнула крепкая фигура Миронова. На ходу застегивая полушубок, он кричал:

— Мороз жмет. Уже двадцать четыре! Синоптики обещают до тридцати.

И тут Лозневой, словно очнувшись, подал команду:

— Костры, ребята! По всему дюкеру разводи костры.

— Да сколько же их надо? — взмолился Арсентий.

— На целый километр никакого огня не напасешься, — усомнился еще кто-то.

— Ребята! Вали сушняк! — зашумел Виктор и первый бросился к дощатой будке лагеря, где хранился инструмент. За ним, не раздумывая, повалили все. В отряде были две мотопилы «Дружба», и дело пошло споро. Арсентий, Сашка Шуба и Николай Перегудов, вспомнив свои старые профессии лесорубов, ловко валили сухие деревья. Здесь же их в десятки рук рубили на дрова и таскали к дюкеру. В работу включились все, кто был в лагере. Тайга застонала от грохота и треска падающих деревьев, голосов людей, перестука топоров.

— Наддай, наддай, братва! — стараясь перекрыть шум своей мотопилы, горланил Сашка Шуба. — Наддай…

Все работали как на пожаре. Приволокут из лесу дерево и тут же бегом за другим. Вася в этой беготне согрелся так, что у него липла рубаха к спине. Руки, которые еще полчаса назад нестерпимо ломило, теперь горели. Он не чувствовал только кончиков среднего и безымянного пальцев на правой, но сейчас не до них. Надо таскать и таскать сучья из леса. Через час вдоль дюкера уже пылало десятка три костров.

Швыряя в огонь куски битума, Сашка кричал Васе:

— Если хочешь научить лягушку плавать, не кидай ее в кипяток! Слыхал такую?

— Нет.

— Наверно, японцы придумали.

— Почему японцы?

— А они лягушек любят, и даже специально разводят их в парковых прудах, и вечерами слушают лягушечье кваканье. Для японца лягушка как для нас соловьи. Это ж надо!

Плотников даже перестал орудовать топором и удивленно поглядел на Шубу.

— Откуда у тебя эти энциклопедические познания, Сашок?

— Читал. Я люблю читать, как люди в других странах живут. «Вокруг света» выписываю.

— А чего ж учиться бросил?

— А так, по дурости. — И вдруг громко расхохотался. — Знаешь, мне отец сказал: бросай, Санька, ты эту школу, а то лентяем растешь. Ты учишь только предметы, придуманные для лодырей. А у меня и правда пятерки были лишь по пению, физкультуре, рисованию и чтению. Дотянул я до восьмого, и забрал меня батя валить лес…

Вася и Сашка уже дважды сходили за сушняком, а он все говорил и говорил о себе: и о том, как они встретились с Арсентием на лесозаготовках, и как потом вместе учились в леспромхозовской школе механизаторов, и почему они подались сюда, на газопровод. Плотников слушал Шубу рассеянно и думал: в жизни каждого человека, наверно, бывают такие минуты, когда вдруг нестерпимо захочется рассказать о себе. С ним такое тоже бывало не раз. Иногда так подступит, а выговориться не перед кем. И тогда Вася тянется к своему другу-дневнику. Выговоришься, изольешь душу, и вроде бы жизнь светлее. Вот так и у Сашки сейчас.

— Давай трави, Саша, так и работается легче.

Они сбросили с плеч у костра засохшую березу и присели на нее перевести дух.

Теперь, когда огонь вошел в силу, в костры валили и сырые деревья. Их подтаскивал сюда из леса Арсентий на своем тракторе. Огонь разведен почти по всей длине дюкера, и опасность заморозить его миновала.

Первое напряжение прошло, можно было передохнуть у огня. Лозневой понял, что дюкер отстояли, но отстояли пока. За него еще надо бороться, и он тут же выделил группу для ремонта гидромонитора.

Уже давно стемнело. Небо засеребрилось звездами, от людей на голубоватый снег до самого леса падали причудливые длинные тени. Тени то появлялись, то исчезали, как привидения. Шагнет человек в полосу отсвета костра, и тень побежит до самого леса.

Плотников и Шуба развели такой костер, что языки пламени взлетали чуть не до верхушек деревьев. У Сашки блестели только белки глаз да зубы. Телогрейка в нескольких местах была прожжена.

— Видал, раскочегарили? — кричал он. — Небу жарко.

— Посмотри, на кого ты похож? — подтолкнул его плечом Вася.

— А ты? — засмеялся Сашка. — Прямо как из трубы вылез. Анчутка, да и только.

Сашка неожиданно вскочил и, отбежав от костра, стал смотреть на просеку. Со стороны дороги, которая уходила от лагеря в сторону Ивделя, вдруг послышался рокот. Все высыпали на просеку, прислушиваясь к гулу. Где-то за лесом замелькали, зашарили полосы света, и скоро на просеку выкатили машины.

— Ба! Пожарные пожаловали! — обрадованно зашумели газовики.

Через несколько минут на опушке леса стояли три машины. В отблесках костров они были зловеще красными. Словно горох, посыпали из машин люди.

— Давай, братцы, помогай кочегарить! — выскочив из кабины своего трактора, ошалело кричал Арсентий. — Выручай!

Среди пожарных у него сразу нашлись дружки. Дурачась, толкая их, Арсентий выкрикивал:

— Тушить вы никогда не успеваете. Давайте жгите! Ну, беритесь за свои топоры.

Лозневой быстро пошел навстречу командиру пожарных и, осторожно взяв его под руку, повел от машины.

— Чтобы мы вам помогли поджечь тайгу?! — вырывая руку, протестовал молоденький лейтенант. — Да вы в своем уме?

— Без вашей помощи мы заморозим дюкер. Люди валятся с ног. Через пару часов догорят костры, и все полетит в тартарары… — теснил лейтенанта Олег Иванович. — Вы понимаете, что будет?

А Арсентий и Сашка Шуба уже увели в лес за дровами первую группу пожарных.

Через четверть часа работали все пожарные во главе со своим командиром. В темном лесу зашарили их фонарики.

Тайга гудела, охала от ударов топоров и треска ломающихся сучьев. Ярче вспыхнули костры под закопченной плетью трубопровода.

Только теперь, когда в работу включились пожарные, валившемуся с ног Лозневому пришла мысль: послать за людьми в леспромхоз. Надо это сделать сейчас же. Ведь в его отряде еще никто не отдыхал с утра. И он пошел разыскивать Миронова.

— До ближайшей бригады лесорубов километров тридцать, — устало рассуждал Миронов. — Если махнуть на танке, то можно спрямить. Все равно езды не меньше часа. Да сборы, да обратная дорога: клади три часа — не меньше.