Я слышу визг шин, когда ответственные за это монстры исчезают за углом в своем ничем не примечательном черном внедорожнике. Они не стали задерживаться, чтобы проверить, удалось ли им убить его. С тем количеством пуль, которыми они его изрешетили, им бы этого не пришлось делать. Глубокая, всепоглощающая ненависть наполняет меня, когда я думаю об этих людях и о том, что они отняли у меня. Но сейчас у меня нет времени думать об этом. Даже когда я цепляюсь за своего храброго, упрямого русского, я боюсь, что уже потеряла его.

— Помогите! — Воплю я, прижимая безвольное тело Ильи к своей груди. Его большие, мускулистые руки бесполезно висят по бокам. — Помогите нам! — Снова кричу я, хотя не знаю, что кто-то сможет сделать.

В одно мгновение меня окружает лужа его крови, которая льется из бесчисленных ран. Мои руки скользкие от нее, но мне все равно. Я прижимаю ладони к сочащимся пулевым отверстиям, усеивающим его спину, мои пальцы широко расставлены в детской попытке не дать ему ускользнуть. Смутно, на заднем плане, я думаю, что слышу, как кто-то вызывает скорую помощь.

— Пожалуйста, не покидай меня, Илья. Пожалуйста, пожалуйста, Боже, не покидай меня! — Умоляю я, отчаянно обнимая его, прижав ухо к его крепкой груди. Но я ничего не слышу из-за рева собственного пульса. Мое сердце разрывается, когда я понимаю, что мы наконец нашли друг друга, только для того, чтобы Илья оставил меня совершенно одну в этом мире.

Глубокие мучительные рыдания сотрясают мое тело, и я сильнее прижимаюсь к нему, не желая отпускать.

— Пожалуйста, Илья. Я люблю тебя. Пожалуйста, не уходи. — Я прижимаюсь лбом к его лбу и закрываю глаза, мои руки ищут самое сильное кровотечение, пытаясь остановить кровь, льющуюся из его ран. Но я просто не знаю, какие из них прикрыть. Их слишком много на его широкой спине. Я чувствую, как его жизнь ускользает из моих пальцев, поскольку я боюсь, что моей жалкой попытки помочь ему недостаточно. Он уходит от меня.

Я не знаю, как долго я так остаюсь, цепляясь за Илью так сильно, как только могу, закрыв глаза и умоляя его остаться со мной. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем сквозь мои веки пронзительно… тихо текут слезы по моему лицу, и мне требуется вся моя сила, чтобы отпустить моего любимого русского защитника.

Скорая помощь немедленно приступает к работе, поднимая его на каталку, пока один из них одновременно проверяет жизненные показатели. Я наблюдаю, как женщина хмурится в глубокой сосредоточенности. Ее пальцы перемещаются от его запястья к горлу, поскольку она не может нащупать пульс. Ее хмурое лицо становится еще серьезнее, и меня охватывает ужас, когда я готовлюсь к подтверждению того, что он уже умер.

— У меня есть пульс! — Внезапно кричит она, возвращая мое сердце к жизни. — Давайте его в больницу. Сейчас же!

Я поднимаюсь вместе с ними, пока врачи скорой помощи мчатся к машине скорой помощи. Один из них направляется к водительской двери, когда первый врач скорой помощи и женщина-врач кладут Илью в багажник. Я забираюсь вместе с ним, и ни один из фельдшеров не возражает, когда они захлопывают за нами дверь.

— Что случилось? — Спрашивает женщина-фельдшер, умело разрезая сшитый на заказ костюм и рубашку Ильи.

Белая ткань больше похожа на винно-красную, она так пропитана кровью, что мне приходится оторвать от нее взгляд, чтобы ответить ей.

— Они просто приехали из ниоткуда, и он повернулся, чтобы защитить меня. Я не знаю, сколько раз в него стреляли…

— Помоги мне перевернуть его, — командует женщина своему партнеру, и они вместе перекатывают его, укладывая крупное тело Ильи ему на грудь и впервые обнажая степень его ран.

Я закрываю рот, когда внутри меня нарастает ужас. Восемь пулевых ранений пронзают его крепкую спину, и ни одна из пуль не вышла за пределы его тела, насколько я могла видеть. Женщина немедленно принимается за работу, затыкая раны, чтобы замедлить кровотечение, пока мужчина устанавливает капельницу и ЭКГ.

Первые звуки, которые говорят мне, что Илья жив, наполняют меня головокружительным чувством облегчения, и я покачиваюсь на сиденье.

— Ого, — говорит мужчина-фельдшер, заметив мое покачивание. Его внимание переключается на меня, и он переходит на мою сторону машины, пока его напарница продолжает работать с Ильей. — С тобой все в порядке? Ты выглядишь очень бледной. Тебя ударили?

— Нет, я в порядке. Помогите Илье, — настаиваю я, пытаясь перенаправить его.

— Мэм, он в надежных руках. И я уверен, что он не хотел бы, чтобы я пренебрегал вами, когда Энни прикрывает его, пока мы не доберемся до больницы. Давайте осмотрим вас.

Я слишком слаба и дрожу, чтобы спорить, поэтому вместо этого я стаскиваю с себя пальто, чтобы доказать, что вся кровь, которой я покрыта, принадлежит Илье. А не мне.

— Видите? Я в порядке. — Мое откровенное платье быстро показывает, что быстрое мышление и защитный маневр Ильи спасли меня от любого вреда. Я протягиваю руки, пока фельдшер сканирует меня на предмет пулевых отверстий, и острая боль пронзает мое левое плечо. — Ой, — говорю я удивленно, поворачиваясь, чтобы посмотреть, что я, должно быть, ударилась.

Рана, которую я нахожу, обильно кровоточащей в нескольких дюймах под моим плечом, шокирует меня. Должно быть, в меня действительно стреляли.

— Похоже, это просто царапина. — Говорит фельдшер, хватая марлю и плотно обматывая рану. — Ничего, что не исправили бы несколько швов.

Я молча киваю и снова перевожу взгляд на бессознательное тело Ильи. Мое сердце резко падает, когда ЭКГ внезапно выравнивается, выпуская настойчивое гудение.

— Мы теряем его! — Рявкает Энни, переключая свое внимание с зашивания пулевых ранений на более насущную проблему. — Блядь, Ронни, помоги мне перевернуть его!

Мужчина из скорой помощи поворачивается, чтобы помочь ей, а я беспомощно смотрю, как они снова кладут Илью на спину, прежде чем прижать дефибриллятор к его груди и чуть ниже подмышки.

— Чисто!

Мышцы Ильи напрягаются, отрывая его спину от каталки, и я снова начинаю неудержимо плакать. Я почти жалею, что он просто не дал мне умереть рядом с ним на улице, потому что я уверена, что теряю его. Он и так потерял слишком много крови. Я не представляю, как он доберется до больницы живым.

— Чисто! — Снова кричит Энни.

И затем в третий раз, каждая неудачная попытка перезапустить сердце Ильи отправляет меня дальше по спирали моих страданий. Энни готовится к четвертому удару, и я задаюсь вопросом, сколько раз тело может выдержать такой электрический разряд, прежде чем внутренности превратятся в кашу. Полагаю, ответ — столько раз, сколько потребуется, когда альтернативой является смерть.

Прижавшись к своему окровавленному пальто, как к защитному одеялу, я молча умоляю Илью, желая, чтобы он услышал меня, вернулся ко мне. Настойчивый вой кардиомонитора прекращается, и я хмурюсь, гадая, решила ли технология объявить время смерти. Затем тихий сигнал объявляет о самом слабом ударе сердца.

— Вот и все, большой парень. — Говорит Энни, откладывая дефибриллятор в сторону. — Тебе пока не пора выписываться. — Она касается его запястья, чтобы отследить пульс, и ее глаза встречаются с глазами Ронни. — Он нитевидный. Нам нужно закончить его латать, пока он не потерял еще больше крови.

Ронни кивает, и они вместе поднимают его обратно на грудь. Кровь уже просочилась через несколько повязок, и свежая алая жидкость потемнела на его коже вокруг двух оставшихся открытых ран. Как один человек может выдержать все это и остаться в живых, я не понимаю. Но если кто-то достаточно силен, чтобы пережить это, так это Илья.

В этот момент мой разум возвращается к той ночи, когда я пришла к нему домой несколько недель назад, когда я обнаружила его кабинет в беспорядке. Одно единственное воспоминание выделяется для меня, наполняя меня сильными эмоциями, когда я вспоминаю, как рухнула на грудь Ильи в конце нашего первого оргазмического раунда грубого секса. В то время я была настолько потеряна в дымке собственной эйфории, что на самом деле не думала о том, насколько сильно бьется его сердце. Но сейчас это возвращается ко мне так ярко. Сильный гул жизни, наполняющий мое ухо, когда я наслаждался простой, но значимой связью.