Рука невольно потянулась к сумке, где лежал подарок Шрама. Холод пробежал по позвоночнику, губы задрожали. Это он? Или кто-то другой залез в его оболочку, лишив памяти и веры? Стыд — жгучий, мучительный — ударил в грудь, как пуля. Рэм трижды крепко хлестнул себя по лицу, так что щёки загорелись, и наконец очнулся.
Он стоял на холме, поросшем низко стелющейся травой, и глядел на две уцелевшие башни крепости — в мутной дымке горизонта они казались миражом. В небе нещадно палило солнце. Бугристая, раскалённая полуденным зноем степь лежало всюду, куда хватало глаз. Рэм побежал. Всё быстрее и быстрее. Пот заливал лицо, дыхание тяжко вырывалось из груди, тело словно прибавило в весе. Но он бежал, хотя до лагеря было ещё очень далеко. Рэм чувствовал, как вместе с потом и силами из него выходит нечто скользкое, мерзкое, чужое, то, что на время завладело его сознанием, заставило жалеть себя и быть слабым.
Болтун увидел хозяина первым: Рэм спотыкался и едва не падал. У него подгибались ноги.
— Лохматый! Карау-у-ул! — завопил туг. — Спасай хозяина! — и бросился навстречу Рэму.
Циклоп, проявив удивительную при его габаритах ловкость, нырнул в кабину «Ласточки» и включил сканер. Но ничего, кроме сухого кустарника, рыжих камней, да пары длиннохвостых ящериц, гревших пузо на солнцепёке, не увидел. Хозяина никто не преследовал.
Переломившись пополам и уперев руки в бока, Рэм стоял посреди лагеря, хрипло дышал и сплёвывал тугую слюну.
— Хозяин, с вами всё в порядке? — спросил Циклоп, который успел вылезти из QR-4 и присоединиться к Болтуну. Туг наседкой бегал вокруг Рэма, озабоченно выискивая следы укусов или порезов.
— Лохматый, что за глупость ты спрашиваешь? Разве не видишь, хозяин задыхается!
Прошло минут пять. Рэм выпрямился, на раскрасневшемся лице глаза блестели здоровым, молодым блеском.
— Друзья, у нас всё готово к вылету?
Гриз и туг переглянулись и ответили хором:
— Давно.
— Ну так, летим!
— Летим? — переспросили оба.
— Конечно. К Жёлтому Закату!
* * *
«Летите, листья, шурша и кувыркаясь, гонимые ветрами, и донесите мою песнь! Летите, птицы, могучими крылами прокладывая путь туда, куда не долетят листья, и донесите мою песнь! Летите, звёзды, сверкая и лучась, по бескрайнему Бериану туда, куда не долетят птицы, и донесите мою песнь! О Великий Тобу! Даруй вдохновение рабу твоему, Торэнею Боти По, взявшему на себя благородный труд воспеть подвиги хозяина — беспримерного сдохнина и великого гимиди, покорителя Харда и верного рыцаря несравненной принцессы Ангелии с планеты Земля… А начну я песнь свою с истории о маленьком благородном сердце, избранном в верные помощники и спутники на великом пути. Истории о честном и преданном до последнего вздоха туге, прозванного Болтуном…»
Прочитав отрывок, Болтун облизал губы и закатил от удовольствия глаза. Быстрым движением взъерошил ладонью хохолок и вновь углубился в работу.
Идею туга заняться литературным творчеством по дороге к Жёлтому Закату все единодушно поддержали. Это обеспечивало некоторое время покоя. Когда нечем было заняться, у туга просыпался материнский инстинкт, который в отношении к Рэму приобретал какие-то запредельные формы. Рэм раздражался, прогонял Болтуна, и тот вымещал своё неудовольствие на Циклопе.
Пока «Ласточка» преодолевала расстояние до галактики Звёздного Оракула, каждый искал себе занятие по душе, чтобы заполнить медленно текущее время. Рэм увлёкся учёбой. Он продолжал осваивать секреты «грула», несмотря на то, что в отсеках QR-4 для этого было маловато места. Но большую часть времени он посвятил изучению навигации и управлению кораблём. Погрузившись с головой в занятия (Циклоп, как всегда, терпеливо и методично излагал сложный материал), Рэм не давал себе поблажек. Он всё ещё корил себя за слабость, которую считал предательством, ни больше ни меньше, и теперь наказывал себя работой. Когда голова пухла от избытка информации, Рэм делал перерыв, чтобы фехтовать или заниматься спортом. Он качал мышцы, поднимая тяжести или боксировал, для чего соорудил из тряпок спортивную грушу.
Пару раз за день из трюма вылезал Болтун. Его глаза блестели от возбуждения, а с лица не сходила блаженная улыбка. Туг спешил поделиться с друзьями новыми главами своей поэмы. Рэм не разбирался в поэзии, но, чтобы не обидеть Болтуна, говорил, что ему нравится. Только просил поубавить эпитетов в свой адрес и больше описывать не достоинства героя, а его поступки.
Как обычно, команда QR-4 собиралась полным составом во время приёма пищи. Болтун хвастался своей поэмой, рассказывал, что уже значительно продвинулся в работе и скоро приступит к описанию поединка Рэма с Барминстоном.
— Это будет кульминационная часть моего творения, где ваш образ, хозяин, предстанет перед читателем во всём своём неотразимом блеске и величии… Нет-нет, даже не спорьте со мной. Я лучше знаю, чем привлечь современного читателя. В чём, в чём, а в поэзии тугам нет равных.
— Ты что же, собираешься издать поэму? — спросил Рэм с недоверием.
— А как же! На Токи есть пара издательств, владельцы которых мои дальние родственники. Они мне не откажут.
— А ты когда-нибудь печатался?
— Нет ещё. Когда поэма ляжет на редакторский стол, ни у кого не возникнет сомнения, что сей гениальный труд должен увидеть свет и выйти огромным тиражом. Хозяин, вы когда-то упрекали меня в нечестном способе зарабатывания денег. Надеюсь, литературное творчество не попадает в запрещённый список?
Рэм, совершенно сбитый с толку, пожал плечами. Он чувствовал себя неловко: туг зашёл слишком далеко в восхвалении любимого хозяина. Одно дело, когда параноидальная привязанность Болтуна известна только узкому кругу посвящённых, другое — когда о ней узнает весь Бериан. Больше всего Рэм боялся выглядеть смешным. Пока Болтун жевал пластинку кронорта со вкусом свиного мяса, воздев глаза к потолку и, видимо, сочиняя новые строфы гениальной поэмы, Рэм соображал, как удержать туга от встречи с издателями. Тишину прервал Циклоп.
— Кромены и гомены враждовали тысячу лет, — медленно выговаривая каждое слово, глухо пробасил гриз.
Болтун икнул и, едва не подавившись, стал стучать себя кулаком в грудь.
— Да, тысячу лет, — продолжил Циклоп. — Эдинбор и маленькая Коли бессчётное число раз озаряли вечные льды Белого Камня. Но вражда не затухала. Великие воины обоих родов сходились в смертельных схватках, звенели тарталы и гудели барабаны, но никто не мог взять верх над противником. Победа переходила от одного враждующего рода к другому. Кровь лилась потоками, гибли дети, женщины, старики, горели деревни, разрушались города. И тогда собрались старейшины родов кроменов и гоменов, чтобы прекратить вражду. Сидели, спорили сутки, другие, третьи. И не могли договориться. И тогда самый уважаемый из старейшин сказал: «Коль скоро мы не можем найти согласия друг с другом, давайте обратимся к Звёздному Оракулу, пусть он решит судьбу родов. И как решит, так тому и быть!» Все согласились, мудрый совет старика ни у кого не вызвал возражений. Выбрали делегатов, посадили на корабль и отправили к Жёлтому Закату. Звёздный Оракул не заставил себя долго ждать. Он появился внезапно, как всегда. Выслушал обе стороны и провозгласил: «Мир наступит тогда, когда кромены и гомены истребят друг друга до последнего корня!» Сказал и исчез. Делегаты вернулись с печальной вестью. Им нечем было утешить соплеменников. Но реакция на приговор Оракула оказалась неожиданной. Кромены и гомены отказались поверить пророчеству и решили помириться, забыть обиды, кровную месть, а по случаю такого события закатить пир. Так и сделали. На пиру пили вино, обнимались с бывшими врагами, целовали в уста и ругали себя, что не додумались покончить с враждой раньше. Среди пирующих был купец, который возил товары и для кроменов, и для гоменов с южных провинций Белого Камня. Добирался он с караваном на этот раз долго. Пришлось огибать область, где свирепствовала гарра — страшная болезнь, которая выкашивала целые деревни и города. Купец был уверен, что ему удалось избежать опасной зоны. Но через три дня все, кто были на пиру, умерли в корчах: у гризов выпадала шерсть и на коже вздувались кровавые язвы. Ни один из кроменов и гоменов не выжил. Так сбылось пророчество Звёздного Оракула: вечный мир установился на землях Органии.
