— Я теперь понимаю, зачем Тобу создал женщину, — с философским глубокомыслием произнёс Болтун. — Женщина нужна для продолжения рода и для любви… Я не сомневаюсь, что ваша невеста прекрасна, как восход звезды Окулея на священным озером Пу-ту. У такого хозяина, образцового во всех отношениях, и женщина должна быть исключительной. Но когда я увидел это чудище, — Болтун передёрнуло от отвращения, — то возблагодарил Тобу за то, что создал нас, тугов, другими.

— Какими другими?

— Бесполыми.

— Да ну?.. А как же вы делаете… ну, заводите потомство?

— О, хозяин, это сугубо интимный вопрос, я бы не хотел обсуждать его в такой обстановке. Но если вы настаиваете…

— Нет-нет, не хочешь — не говори.

— В общих чертах объясню. Туги делятся на две группы. Одни занимаются продолжением рода. Другие посвящают себя служению хозяину. Я выбрал второй путь.

— Не жалеешь?

— Как можно! Если бы вы знали, как я вас люблю! Если нам суждено оказаться в желудке монстра, то пусть первым буду я.

— Брось. Циклоп нам поможет.

— Знаете, Лохматый не такой уж конченный дурак. Туповатый, правда, но исправляется. При моём участии, конечно. Ведь туги — это ого-го какие учителя! Равных им нет…

Его перебил разорвавший тишину дикий вой, такой длинный и тягучий, как будто зевнула стая кашалотов.

— Всё, проснулась. Нам кранты! — обречённо произнёс Болтун.

По стенам пещеры заметались багровые отблески, зазвучала гортанная речь. Выглянув из укрытия, Рэм увидел, как отступает под натиском огня мрак и открывается проход в соседнюю пещеру, меньшего размера. Сначала Рэм принял существо, занимавшее всё её пространство, за гигантского кальмара, но, когда дикарей с факелами прибавилось, кальмар принял облик женщины. Рэм видел таких по телевизору. Археологи показывали костяные женские фигурки, которые находили на раскопках становищ первобытных охотников. Только эта «фигурка» была размером с пятиэтажный дом и живая. Круглая, точно шар, с плоскими длинными грудями, ниспадающими до колен двумя пожарными шлангами, с чёрной лоснящейся кожей. Женщина-великан сидела, скрестив ноги, на циновке, устланной обглоданными костями. Её огромный круглый живот, с торчащим, как у беременных, пупком, жил, казалось, отдельной жизнью. Движения рук и повороты корпуса не отражались на его положении, но живот независимо от тела мог вдруг отклониться влево, вправо, подняться или плюхнуться обратно на циновку.

Людоедка сладко потянулась и снова раскатисто зевнула, обнажив два ряда зубов, крупных и острых, как частокол. Несколько десятков дикарей суетились вокруг и горланили наперебой. Вот четверо из них сгребли с кучи мёртвых тел здоровенного барана. Поволокли, остановились на порядочном расстоянии и, раскачав тушу, швырнули к ногам великанши. Держать дистанцию их вынуждали не столько строгие правила этикета, сколько чувство самосохранения, поскольку их самих, чего доброго, могли прихватить вместе с пищей. С бараном великанша разделалась в два счёта, разорвала на половинки и тотчас проглотила. Вслед за бараном отправились кабан и лось. Великанша ела с зверским аппетитом, сопя и мыча от удовольствия. Рэм с отвращением наблюдал, как по её мясистому подбородку стекает слюна, смешанная с кровью. Не трудно было догадаться, какое место в иерархии государства дикарей занимала эта женщина: она была маткой, продолжателем рода. Её кормили, ей прислуживали, её охраняли как королеву.

Четвёртым блюдом на завтрак «муравьиной королеве» был подан Мотс. Пирата вели шестеро дикарей, ещё трое подгоняли его сзади палками и копьями. Мотс вырывался и извергал проклятия. Он был выше, крупней и сильней любого из дикарей, но их было много.

Рэм хотел кинуться на помощь, однако Болтун обхватил его за колени и повис гирей.

— Это безумие! Опомнитесь! Что вы делаете!..

Разум подсказывал Рэму, что спасти Мотса невозможно, а терять жизнь в порыве безотчётного поступка глупо, но внутренний голос упрекал: неужели ты будешь спокойно смотреть, как пожирают члена твоей команды? Мотс был пиратом до мозга костей со всем набором далеко не идеальных черт. Но из этого никак не следовало, что его можно было принести в жертву.

Рэм колебался всего секунду и принял нерациональное решение — себя не переделать. Возможно, его путешествие на этом бы и завершилось. Но внезапно пирамиду качнуло, раздался треск, сотни брёвен, сучьев, веток, пней, поленьев посыпались с потолка. Взметнулась пыль, копившаяся годами, расползлось облако свинцового дыма, а за всем этим хлынул свет. Рэм обнял Болтуна и вместе с ним перекатился к стене — помогли уроки упция. Болтун чихал, отплёвывался и натужно хрипел:

— Лохматый! Остолопина! Надо было закладывать половину заряда! Чуть всех нас не угробил!..

Пыль ещё оседала, перекрытия обламывались кусками и падали, а Рэм уже тянул Болтуна за собой. Скорее! Скорее! Они карабкались по куче брёвен и мёртвых тел, рискуя угодить под очередной обвал. Нужно было раньше дикарей добраться до вершины, где в редеющем дыму проступало клочками предрассветное небо.

Болтун взвизгнул от радости — где-то за стеной пыли и дыма гремели выстрелы. Это Циклоп с Обулком! Они уже внутри пирамиды!

Зацепившись за толстый сук и подтянувшись, Рэм увидел трос подъёмника. В круглой бреши висел КС-12. Рифлёное днище загораживало половину пролома. Циклоп одной рукой вцепился в трос, другой равномерно поводил из стороны в сторону лазерной винтовкой. Шерсть широких покатых плечах вздымалась в такт каждому выстрелу.

— Лохматушка! Мы здесь! Здесь, родненький! — заверещал Болтун, первым преодолев подъём.

Взрывчатка разрушила пирамиду, но не сильно напугала дикарей. Опомнившись, аборигены хлынули бурными потоками из двух коридоров. Демонстрируя удивительную организованность, они атаковали Циклопа шеренгами. Лазерная винтовка кромсала их тела, раскидывая ошмётки мяса и заливая всё кровью. Шеренга распадалась, но на её место заступала новая. Дикари лезли остервенело, невзирая на потери. Задние ряды, как только открывалось пространство, пускали стрелы, бросали камни и метали короткие дротики.

Рэм мельком взглянул туда, где пять минут назад матка-королева уплетала завтрак, особенно разнообразный в это страшное утро. Взрывчатка и лазерная винтовки сделали своё дело. Рэм увидел вспоротый живот с сизыми внутренностями и толстую ляжку, дёргающуюся в конвульсиях.

— Скорее! Скорее! — звал Циклоп. Лишь на секунду он отпустил трос подъёмника, как тот метнулся вверх. Будто в замедленной съёмке Рэм и Болтун с ужасом наблюдали, как у них на глазах исчезает единственный путь к спасению — КС-12 набирал высоту.

— Назад! Назад, Обулк! — возмущение гриза было таким всеобъемлющим, таким оглушительным, что даже дикари на секунду прекратили атаковать. Никогда прежде Рэм не видел Циклопа в таком бешенстве. Но уже в следующую минуту, взяв себя в руки, словно произошедшее не имело никакого значения, лучший пилот Бериана стал раздавать оружие: Рэму — пистолет, Болтуну — гранату. — Больше ничего нет! Держитесь, ребята!

— О всемогущий Тобу! Не дай бесславно сгинуть моему хозяину и всем нам, когда спасение так близко! — Болтун тут же преобразился — глаза засверкали, щёки запылали, хохолок распушился по-боевому — и вскинул над головой гранату, так что никто не сомневался, что туг не струсит и сделает всё, как должно.

Винтовка Циклопа замолчала, новая шеренга дикарей ещё не сменила выбывшую, как в этот короткий миг передышки перед друзьями медленно опустился трос.

— Обулк! Обулк! Да что там у тебя творится!

Болтун зубами вцепился в подъёмник, выпучил глаза и принялся дубасить ногой Рэма. Но подгонять хозяина было бессмысленно: он понимал цену каждой секунды и всё равно предложил Циклопу с Болтуном подняться первыми. Гриз замотал головой, отказываясь, и снова открыл стрельбу. Рэм и туг поднялись на борт. Через минуту подъёмник вернулся за Циклопом.

Оказавшись на борту, тот грузно повалился на палубу: из шерсти торчали три стрелы и древко копья, застрявшее в правой лодыжке. Болтун сперва осмотрел хозяина. Только убедившись, что с ним всё в порядке, занялся Циклопом.