Болтун заливался соловьём, а Рэм соображал: как бы друзья ни старались увести его от опасного решения, всё опять сводилось к нему.

— А как по правилам объявляется эта самая карамола? — спросил он Хруста, прерывая словесный поток Болтуна.

— Претендент должен бросить какой-нибудь предмет между дерущимися. Перчатку, камень, веточку, цветок — всё равно что…

— Ладно. Мне всё понятно, — казал капитан «Ласточки» и окинул взглядом свою разросшуюся команду. — Сейчас объявляю отбой. А рано утром отбываем на место поединка. Сколько туда лёту?

— Если встанем до восхода, то успеем вовремя, — заверил Хруст.

— Хозяин, что вы задумали? — в голосе Болтуна звенела тревожная нота.

— Пока ещё не знаю…

Гривуз возлагал все надежды на перемену погоды. Может, наконец устанет палить солнце, подует холодный ветер, набегут разбухшие тучи, жахнет гром, а лучше ураган с градом и молниями, и зальёт всё кругом бурлящими потоками ливневой воды. Как на Тритоне, где ураганы бывают пятьсот пятьдесят восемь дней в году. Вот тогда поединок перенесут, это уж точно. Нет, Гривуз не боялся. Со стороны он выглядел даже более самоуверенным и жёлчным, чем обычно. Но внутри недоумевал: как и когда он допустил досадный промах, из-за которого теперь приходится подвергать свою драгоценную жизнь глупому, неоправданному риску?

Поначалу всё шло замечательно, и адмиральский жезл почти лежал у него в кармане. Но как будто кто-то навёл морок, и Гривуз напрочь забыл про помощника Головуна. Ему казалось — нет, он был уверен! — что Барминстона сожрала лихорадка или его убили в бою при штурме хардовских фортов. Какое жестокое заблуждение, которое может перечеркнуть всё, к чему он стремился. Конечно, Гривуз был моложе Барминстона и выносливей — но опыт! Опыт не отнять. Старый рубака, выигравший не дно сражение, известный своей изощрённой жестокостью, Барминстон представлял для Гривуза серьёзную угрозу, и лучше было бы её избежать.

Утро, как назло, выдалось ясным и прохладным: жара, несколько недель изводившая всё живое, отступила.

В том месте, где кончался лес и начинались горные отроги, на каменистой, потрескавшейся почве рос только сухой кустарник да выгоревшая трава. Найти удобную площадку для поединка было проще простого.

Уже в сумерках стали прибывать пиратские корабли, от маленьких посудин, потрёпанных временем, неказистых, латаных, до крупных тяжеловозов. Первым делом прибывшие разводили костры, чтобы готовить знаменитую пиратскую похлёбку из привезённых с собой особых трав, кореньев и специй. Рэм заметил, что многие расы в Бериане предпочитают обычную растительную или животную пищу и неохотно употребляют синтетические продукты, быстро утоляющие голод. Он сам с удовольствием ел то, что готовил Циклоп, или блюда собственного приготовления, когда упражнялся в поварском искусстве и варил нечто похожее на русский борщ или жарил отбивные. Такая пища не только утоляла голод, но и доставляла удовольствие.

Чем ближе подходило время поединка, тем больше заполнялось пространство вокруг небольшой площадки, находящейся на возвышении и видимой отовсюду.

Барминстон обладал резким трубным голосом, который разносился повсюду. Куда бы Гривуз не направлялся, он слышал рычание своего противника, его отвратительный хохот и ругань и чувствовал, что теряет остатки самообладания. Час икс неотвратимо приближался.

Секунданты стали обсуждать детали предстоящего поединка. Вокруг стелился ровный, непрерывный гул толпы. Неожиданно он притих, затем вдруг взорвался рёвом урагана. На площадке, куда не имел права выйти никто, кроме претендентов, стоял неизвестный — либо сумасшедший, не знающи законов пиратского братства и заслуживающий немедленной смерти, либо… Либо новый претендент! «Карамола! Карамола! Карамола!..»

Стоявшие близко к возвышению узнали в неизвестном капитана Пылвса, который убедил сход отказаться от возвращения на Х-15. Значит, Пылвс вернулся? Он хочет что-то сказать? Нет, он хочет объявить карамолу! «Карамола! Карамола!» — вновь и вновь звучало слово, подхваченное могучим многоголосным хором.

Рэм поднял руку, призывая к тишине, и когда толпа угомонилась, заговорил:

— Господа пираты! Это как же понимать вас? До недавнего времени я был уверен, что члены пиратского братства умеют держать слово. Я не сомневался, что за моей спиной три сотни бойцов, которые уважают и ценят пацанские понятия. Если бы кто-нибудь попробовал заставить меня в этом усомниться, я бы плюнул ему в лицо. А теперь что прикажете делать?.. Ну ладно, отбросим эмоции. Подойдём с другого бока. На Земле, откуда я родом, говорят: «Договор дороже денег». Мы договорились, и я вам поверил. А что теперь? С вами, господа хорошие, нельзя иметь дело. Я не знаю, как это называется у вас в Бериане, но знаю, как называется на Земле. Хотите, я произнесу это слово?

Толпа, внимательно слушавшая капитана, всколыхнулась, в сторону Рэма полетели угрозы:

— Эй, Пылвс, придержи язык! Ты слишком много на себя берёшь, человек! Мы тебя научим уважительному отношению к пиратскому братству!

— Великий Тобу! Помилуй и вразуми моего хозяина! Что он говорит! Что он говорит! Разве так можно общаться с этими ублюдками! — причитал Болтун, стоя на крыле «Ласточки». Отсюда он видел площадку и всё поле, заполненное пиратами и кораблями.

Циклоп стоял возле фюзеляжа, высокий рост позволял гризу смотреть поверх голов.

— Хозяин — воин, он говорит, как положено воину, — сказал гриз с удовлетворением.

— А язык дипломатии вы, воины, совсем не берёте в расчёт, а?

Рэм понимал, что рискует, перегибает палку в нападках на пиратов, но у него в запасе был козырь. Прежде чем его выложить, следовало подготовить почву, чтобы эффект получился на все сто.

— Вы мне угрожаете? Ну, понятно… Что ещё остаётся, когда вас обвиняют в бесчестии и припирают фактами. Мне жаль вас!

— Ха-ха-ха! Пожалей себя, Пылвс! Когда мы укоротим твой язык, ты уже не сможешь болтать! Это мы сделаем легко…

Кто-то размахивал палашом, кто-то уже наводил на Рэма карабин, и это означало, что тянуть больше нельзя.

— А знаете, что я вам скажу?.. Вы мне не нужны! Теперь уж точно. Не нужны. Я нашёл нору, в которой схоронился диктатор Хон. Он думал, что я его не найду. А я нашёл. И сделал подкопы под его столовую, спальню и сортир. Теперь мне ничего не мешает забрать золото без вашей помощи. Тех нескольких человек, что остались верными своему слову, мне хватит за глаза. Поэтому завтра на рассвете я сделаю вам ручкой, ребята. Пока!

И вновь, как по волшебству, толпа онемела и обездвижила. Две-три минуты, в течение которых Рэм поспешил нанести ещё один чувствительный удар.

— Но я человек слова, — сказал он. — Я обещал вернуться и вернулся, чтобы завершить задуманное мной. Я не крыса и не вор. Мне не всё равно, что обо мне подумают. Просто взять и улететь мне не позволяет совесть. Поэтому я здесь. Здесь, чтобы спросить. Может, кто передумал? Может быть, кто-то вспомнил, как голосовал на сходе, и осознав, ну, скажем, опрометчивость своего поведения, решил всё же примкнуть ко мне? Так вот, я не злопамятен. Я прощу…

Точно рябь по воде по толпе пробежали шум и шорох: «Пылвс — а он правильные вещи говорит… Всё верно, он нашёл Хона… Хона? Ну да, диктатора Хона… Не может быть!.. Он приведёт нас к сокровищам!..» Шорох перерос в гвалт, гвалт в неистовый грохот и скрежет:

— Да здравствует Пылвс! Капитан Пылвс! Мы всё помним! Бери нас с собой!.. И меня!.. И меня!.. И меня!..

Толпа рвалась вперёд, как пёс рвётся с цепи при виде давно не приходившего хозяина.

— Даёшь Пылвса!!! Пылвс — наш адмирал!!! Пусть ведёт нас к золоту Хона!

Гривуз, всю ночь накануне молившийся об урагане, вдруг понял, что услышан: хотя желание его воплотилось в необычной форме, буря разыгралась нешуточная. Нужно было только помочь стихии выбрать правильное, выгодное для него направление. Гривуз поднялся на возвышенность и, размахивая руками в такт орущей толпе, тем самым как бы выражая солидарность с ней, подошёл к Рэму и тихо сказал: