- Да помолчи ты, невежа… пред самим царем опозоримся!

Я всмотрелась в толпу – девки и женщины в ярких сарафанах, цветных платках и бусах, парни и мужчины в широких штанах и длинных рубахах, подпоясанных тонкими веревочными поясами. Лица – добрые, светлые, со смешинкой в глазах. Именно так я и представляла себе народ, которому повезло родиться в сказочном мире из наших древних преданий. И не сильно они от нас отличаются, просто еще не знакомы с техногенными цивилизациями, убивающими в человеке любовь к чистой красоте природы. В душе зародилась робкая надежда – кажется, народ тут не злой, может и примут как царицу, без зла и насмешек. А что стати во мне нет, так потом появится. На Милославу вон посмотрю, да тоже научусь, почему нет. От таких мыслей я улыбнулась, поклонившись собравшимся. Они тоже поклонились в ответ. Баюн, подойдя ближе, взял меня за руку.

- Поприветствуйте, люди добрые, и невесту мою, будущую вашу царицу – Зарю вечернюю!

На сей раз люди попадали на колени, и я осуждающе посмотрела на Баюна. Ну вот не мог не похвастаться. Зачем простых граждан пугать – они ведь тоже к таким новостям не привыкшие. Для них звание Вечёрки – часть легенд и преданий. И хоть тут тоже явно знали про волшебство, прям так воочию, как в тридесятом царстве, его явно не видели.

- Здрав будь, люд честной. – пролепетала я, вспомнив единственное сказочное приветствие, которое пришло мне в голову.

Но этого, к счастью, хватило. Люди поднялись на ноги, в воздух полетели шапки, и все вокруг загудело от приветствий и поздравлений. Кое-как оделив всех вниманием, мы пошли вслед за Добрыней в царские палаты. Избушку оставили во дворе, на мягкой травке, а маму и Зорьку увели отдыхать две симпатичные девушки в ярких кокошниках. Видимо, они прислуживали во дворце. Улыбчивые, ясноглазые – они мне сразу понравились, но от бесед пришлось воздержаться, потому что Добрыня вел нас к боярам.

- Опять загрустила? Говорил же тебе – брось эти думы, ты у меня всех лучше. – Баюн легонько сжал мои пальцы.

Я хотела ответить, но Добрыня вдруг остановился и повернулся к нам.

- Слыхал я, что волхвы болтали… мол, когда тебя с престола свергли, ты вместо того, чтобы все исправить, в реку огненную бросился. Отвечай, как на духу – лгут они, али правду молвят?

Баюн, вскинув голову, сердито посмотрел на седого воина.

- Отчасти лгут, отчасти правду молвят. Не сам бросился, толкнули. Зато сам туда пришел, и с какими мыслями – лучше тебе, воевода, не знать. Но прощения просить не стану, я свои решения тоже не с пустого места беру. Да, неправ был, но я за то уже ответил.

Добрыня, резко шагнув к Баюну, отвесил ему отеческий подзатыльник.

- Хоть в поруб меня за это сажай, а я извиняться тоже не стану. Решения свои не с пустого места беру, прямо как некоторые.

Баюн оглянулся на меня, но я сделала вид, что очень заинтересовалась браслетом на своей левой руке. Ничего не слышу, ничего не вижу, и вообще – нет меня тут.

- Ну, дядька… хорошо хоть не при боярах, а то ведь и правда пришлось бы в поруб сажать. Не делай так более!

- А ты более жизнь свою не отдавай почем зря, и людям зла не твори! – в глазах Добрыни блеснули слезы. – Знал бы ты, дурень, что со мной было, когда мне сказали, что тебя не стало! Я ж тебя с пеленок растил, как родного – батюшка твой завещал заботиться! Извиняться он не будет – ишь, гордец, а как дядьку обидеть – это запросто!

- Ну, все, будет! Прости, Добрыня, не хотел я обиду тебе учинить.

- То-то же. Ладно, пошли к боярам. Они там все решить пытаются, кому твой престол передать. Набьются каждый вечер в залу, как сельди в бочку, и сидят бормочут. Тьху на них. Хорошо хоть волхвы сказали, что ты жив, иначе они уже сами бы за твой трон передрались, окаянные.

Баюн тяжело вздохнул, глаза потемнели от гнева.

- Ну так пошли к ним скорее, уж я им покажу, как на чужой медок разевать роток.

- Скоро пойдем, только для начала вот сюда заглянем. Приодеть тебя надо.

Я тихо фыркнула. Да куда уж еще-то?! Но Баюн спорить не стал и шагнул вслед за Добрыней в горницу. Я скромно осталась ждать в коридоре, любуясь архитектурой. Деревянные колонны, расписанные виноградными гроздьями, листьями и цветами, ладные стены из ровных бревен, уютные башенки с золотыми маковками – какая же, все-таки, красота!

Крытая галерея, в которой я находилась, с одной стороны была ограждена невысоким, по пояс, портиком. Сев на него, я смотрела на широкую серебряную ленту реки, текущей рядом с городом, и тянувшиеся за ней луга. Пели птицы, порхали стрекозы и бабочки… ох, хорошо.

Баюн с Добрыней вернулись через несколько минут, и я с трудом удержала готовую отвалиться челюсть. На моем суженом был парчовый кафтан, украшенный сложным узором со вставками из драгоценных камней. Плечи покрывал тяжелый алый плащ, подбитый соболиным мехом. На голове у Баюна красовалось что-то типа шапки Мономаха, и только меч и скороходные сапоги остались от прежнего образа.Ну… и впрямь – царь. Мне, невзирая на все попытки отказаться, Добрыня вынес такой же плащ, дюжину золотых колец, серьги с яхонтами и янтарное колье, сам их на меня нахлобучил, и чуть не за руки потащил нас за собой.

Толкнув высокую дверь, украшенную замысловатой резьбой, Добрыня поманил нас внутрь. Стражи, стоявшие по обе стороны от двери, даже не шелохнулись, только смерили нас удивленным взглядом. Войдя внутрь, мы оказались в длинном, огромном зале. Своды подпирали все те же деревянные колонны, только рисунок уже был другим – огненные птицы словно порхали по потолку и стенам, между диковинными цветами и звездами. По центру зала стояли столы и скамьи, покрытые уже знакомыми мне скатертями-самобранками. За всеми столами сидели важные, богато одетые мужчины, в большинстве своем – лет сорока и больше на вид. Тут-то я и поняла, почему Добрыня потащил Баюна переодеваться. Каждый из бояр словно надел на себя все лучшее, что только смог достать. Царя они, что ли, перещеголять хотели? Или у них тут так принято?

Завидев нас, бояре отвлеклись от еды и питья, повернувшись ко входу. Тихие разговоры, заполнявшие зал, резко стихли. Баюн, не глядя ни на кого их них, подал мне руку, и мы вдвоем прошли мимо столов, прямо к тому месту, где возвышался царский престол. Рядом с ним стоял трон поменьше. Видимо, туда должна была сесть я. С пылающими от смущения щеками, я шла, стараясь не опускать голову – этим людям явно нельзя было показывать свою слабость. И все же, в голове неустанно крутилась мысль – «да когда уже все это кончится, и мы с Баюном останемся одни?!»

Подведя меня к креслу, Баюн дождался, пока я сяду, и занял свой трон. Глубоко, с удовольствием, вздохнул, и наконец-то взглянул на бояр. В его взгляде проскользнула легкая заинтересованность, когда он заметил нескольких из них, одетых беднее прочих, и скромно державшихся поодаль от трона.

- Здравы будьте, мужи думающие. – голос Баюна разнесся по залу, и мало кто смог бы не расслышать в нем явную насмешку.

Уж Баюну-то точно было известно, о чем они тут думали.

И тут с собравшихся словно спало заклятье немоты – загудели, забушевали, с мест повскакивали. Некоторые, путаясь в золоте и мехах, подбирались поближе к трону, бухаясь Баюну в ноги. Другие, с явным ужасом на оплывших лицах, стаскивали с пальцев драгоценные кольца, рассовывая их по карманам. А те, что сидели изначально ближе всего к царскому престолу, бросая на него алчные взгляды, теперь и вовсе попытались покинуть зал, надеясь сбежать во всеобщей суматохе.

- Задержать! – крикнул Добрыня, с удовольствием наблюдая за происходящим.

Стража тут же скрестила копья, не выпуская подвывающих от страха бояр.

- Тихо! – снова возвысил голос Баюн, и в зале тут же наступила мертвая тишина.

Я услышала, как стучит мое сердце, и как скрипят зубы «думающих мужей». Баюн, видимо, тоже на слух не жаловался.

- Что вы тут без меня учинить вздумали – уже знаю. И без справедливого наказания никто не останется. Народ мой объедать вздумали? Казну мою разорять вздумали? Говорили вам, что не вернусь, так вы и трон мой занять вздумали? За все ответите, ибо бысть при мне порядку! А теперь – пшли вон!