Лаз оказался достаточно широким, чтобы я мог идти в нем, согнувшись вполовину. Вонь становилась все сильнее, а вскоре и звуки появились – впереди кто-то шипел и рычал, едва выговаривая человеческие слова.

- Мне, мне оставь! Я ее первая заприметила!

Я прислушался, продолжая красться на звук. То, что Аду пока не убили, было очевидно, иначе Мусий тоже давно был бы мертв. И, кажется, я успел как раз вовремя. Те, кто украл мою невесту, спорили, деля добычу между собой.

- Вон пошла, проклятая! Моя она, ни кусочка тебе не отдам!

Вой, рычание и странные шорохи были совсем близко. Я увидел, что лаз впереди поворачивает и убрал свет, чтобы враги не заметили мое приближение. На стенах росли осклизлые грибы, издававшие зеленоватое сияние, так что хоть и с трудом, но я видел, что меня окружает. Шагнув вперед, притаился, осматривая небольшую нору. И тут же понял, что мне придется тяжко.

В углу, на утоптанном земляном полу, лежала Ада. Она не шевелилась и не подавала признаков жизни. А рядом с ней стояли два отвратительных существа, словно пришедших из кошмарного сна. Выглядели они так, что повстречай я их в любой другой ситуации, бросился бы бежать, и не винил бы себя за трусость.У этих тварей были толстые паучьи тела с множеством длинных мохнатых лап, а сверху – женские туловища и головы, со спутанными грязными волосами. Изо ртов у них торчали паучьи жвальца, а в руках мерзкие твари держали длинные косы. К несчастью, я знал их по рассказам Яги… передо мной были Жницы. Увлеченные дележом, меня они пока не замечали.

Проверив веревку, понял, что ее хватит еще буквально на несколько шагов. Ну да мне больше и не надобно. Чуть отступив, я приказал ивнику слезть, оставив на мне броню, и ползти по веревке назад. К нему, как к существу, изначально лишенному крови, трава интереса не проявляла.Уговорились на том, что как только я дерну веревку, избушка должна была побежать по полю строго на запад, таща нас с Адой за собой. Мусий потянулся к фляжке, и я дал ему попить целебной воды. Он сразу подрос и бросился к выходу из норы. Когда он исчез за поворотом, я подождал немного, давая ему время вернуться к тропе, и снова создал волшебный огонь. Только на сей раз обратился к Даждьбогу, чтобы свет вышел ярче и теплее. Я знал, что Жницы обитают только в темноте, не перенося солнечных лучей.

Направив свет в пещеру, я сделал его ярким настолько, что он ослеплял даже меня самого, и рванулся внутрь, по памяти определяя, где конкретно лежит Ада. Вой и шипение застигнутых врасплох Жниц наполнил пещеру. Они пытались спрятаться от жгучего света, отползая к дальней стене, но укрыться было негде. Пользуясь этим, я схватил Аду и связал нас обоих, чтобы не потерять ее по дороге. После этого я изо всех сил дернул веревку.

Буквально через секунду она натянулась, и я упал на спину, прижимая Аду к груди. Нас поволокло по земле, ударяя о стены, и я поворачивался, отталкиваясь ногами, чтобы девушка не пострадала. Свои синяки и раны меня не пугали – не впервой оказывался в передряге, заживет. Куда больше я переживал о том, не пожалит ли нас кровь-трава, когда избушка будет тянуть нас по полю.

К счастью, обошлось. Побеги цеплялись, но жалить не успевали – слишком быстро нас волокли. И все же, приятным это путешествие назвать было нельзя – рубаха быстро изорвалась, кожа на спине и боках стесалась о землю. Стиснув зубы, терпел, тем более, что отвлечься было на что – оставленный без присмотра свет погас, и Жницы ринулись за нами в погоню.

Ударившись в очередной раз о землю, понял, что поле кончилось – приложило меня хребтом прямо о камни, но сквозь боль почуял радость – спасены! Жницы не покидают пределов поля, в котором родились, а значит – на тропу за нами не последуют.

- Стой, родимая, стой!

Избушка резко остановилась, и я, скользя по гладким камням, оказался прямо у нее под ногами. Шатаясь, встал, держа Аду на руках. Затащил в избу и положил на пол. С горечью убедился, что хоть и принял основной урон на себя, ей все же досталось – на лице и руках наливались лиловые синяки, из ссадины на лбу сочилась кровь. К счастью, фляга, которую я положил между нами, не потерялась и не разбилась. Не обращая внимания на злобно воющих Жниц, стоящих на краю поля, я развязал веревку и влил Аде в рот изрядную порцию лекарства. Ивник бросился к хозяйке, преданно заглянул в глаза, прижался к руке и уцепился побегами – не оторвешь, даже если сильно захочешь.

Ада закашлялась и приподнялась на локтях, глядя на меня. Синяки медленно пропадали, ссадина тоже исчезла, будто ее и не было. Только после этого сам приложился к фляге, чтобы унять боль, грызущую все тело. Подошел к двери, хотел уж захлопнуть ее и ехать дальше, но вдруг замер.

На краю поля стояла моя мать. Точно такая, какой я видел ее в последний раз – в нарядном сарафане и венке из живых цветов, с косой до пояса, да улыбчивым взглядом.

- Баюшка, сыночек… поди-ка, я тебе коника принесла. – в руках матери появилась резная деревянная лошадка, украшенная яркими узорами.

- Матушка… - прошептал, не в силах оторвать взгляд от ее лица, и невольно сделал шаг вперед.Мать улыбнулась, знакомым движением поправив ленту в косе. Мое сердце глухо стукнулось о ребра, и замерло, пропуская удар...

Все внутри меня мучительно сжалось. Титаническим усилием воли заставил себя остановиться, от окутавшей тело слабости упал на одно колено. Так вот почему Ада ушла в поле… Жницы поманили ее видениями, обещанием счастья от встречи с потерянными близкими. Шатаясь, встал, опираясь на меч, и ощутил, как по венам струится боль и ненависть одновременно.

- Гореть вам в черном огне, да до скончания веков не сгорать… и бысть слово мое крепко. - одними губами выговорил я, сделав то, чего когда-то поклялся не творить ни под каким предлогом.

От матери у меня было чистое, доброе волшебство – свет, который грел, лечил и отгонял страхи ночные. От отца же мне досталась иная магия. Проклятая, темная, разрушающая все живое. Жницы были живыми лишь отчасти, но я выбрал для них заклятье, которое они прочувствуют сполна…

Ада, стоя у меня за спиной, с ужасом наблюдала, как тело моей матери вдруг охватило черное пламя. Жница тут же скинула обманную личину, представ в своем истинном виде. А за ней и вторая, стоявшая у товарки за спиной. Вопли горящих заживо чудовищ разносились по всей округе, но мне было все равно.

- Едем. – тяжело обронил, не смотря Аде в глаза.

- Кто они такие? – в ее голосе явственно прозвучал страх.

- Чудовища из древних сказаний. Ты о них не ведаешь, потому что те, кто с ними столкнулся, никогда не возвращались живыми. Только их хозяин и Яга знают, что это за твари…

- Хозяин? – она поморщилась.

- Лихо. – скупо ответил я, не желая продолжать разговор.

Ада все поняла, и подойдя ближе, обняла меня, уткнувшись лбом в плечо. Баюкая девушку, я вдыхал запах ее волос и был счастлив просто от того, что Боги послали мне это счастье. Любая моя… скорее бы уже забрать тебя из этих жутких мест, туда, где солнце светит. Туда, где стану тебе добрым мужем, окружу заботой и лаской до скончания наших дней.

Через некоторое время Ада задремала, а я все смотрел в темноту за окном, надеясь, что скоро уже доберемся до места. Но вместо этого равнина вдруг кончилась, и перед удивленно замершей избушкой возник мрачный, пугающий лес. Тени, сгустившиеся на тропе, приняли форму – на тропе, бесстрастно глядя на меня, стоял Ночь.

Я вышел, оставив Аду внутри. Пусть спит, ни к чему ей с ним беседовать.

- Поздорову тебе, сын Нави. – оставалось только надеяться, что мой тон прозвучал не слишком грубо.

Ночь я не любил. Если Солнце и День были все же своими, ходящими в свете Даждьбога, то Ночь, хоть и стал мужем Зорьки, держался особняком. И было в нем что-то пугающее, недоброе… не живое.

- И тебе поздорову, царь Баюн, Кощеев сын. Вести у меня от Бабы Яги. И совет… от меня самого.

- Ну, говори коли пришел. Что за вести?

Я намеренно не обратил внимания на слова про совет – зачем нам с Адой это надобно? Ночь заметил и усмехнулся.