— Вы знали?! — Линетта запнулась, задохнувшись от возмущения. Шелковый шарфик, скрывавший синяки от демонских пальцев, вдруг стал казаться тугим, как удавка.
— Когда мы с вами встретились, вы уже знали об этом, хеленд Бранд? Вы знали и ничего мне не сказали?
— Вы не спрашивали, — глухо ответил Бранд, не глядя на неё, — И я решил не омрачать…
— Не омрачать?! Вы выставили меня дурой перед всем двором!
От необходимости отвечать его спас эдлинг Эддиф:
— Прошу вас соблюдать приличия во дворце, Ваше Высочество. Вы уже не в Данаане, и здесь подобное поведение неприемлемо.
В этот момент как никогда прежде принцесса Вин’Линетта почувствовала себя одинокой. Одна… Одна в чужой стране. Там, где ей не на кого положиться. Не на кого рассчитывать. Даже данаанских слуг очень скоро у неё отнимут, заменив людьми кесера. После нападения демона она подумала было, что может положиться на Бранда.
Но это было ошибкой.
Полагаться можно только на себя.
— Уйдите с глаз моих, хеленд Бранд, — изменившимся голосом сказала она.
— Но миледи…
— Я сказала, вон! Вы выполнили приказ своего короля: доставили меня во дворец. Дальше это не ваша забота. Я больше не желаю вас видеть.
Не дожидаясь ответа, принцесса рывком обернулась к Голосу Короля:
— Эдлинг Эддиф. Выделите мне провожатого в гостевые покои. По крайней мере, на это я имею право.
Асканиец вежливо кивнул, и в глазах его мелькнуло холодное удовлетворение:
— Да, Ваше Высочество. Вы имеете на это право. Как гостья этого дворца.
И хоть он оставил последнее слово за собой, Линетте было плевать. Она просто хотела скрыться от унижения, от насмешливых взглядов. Идя коридорами дворца, она не обращала внимания ни на великолепные гобелены, ни на бархатные портьеры, ни на батальные полотна. Не интересовали её золоченые светильники и золоченые доспехи стражи. Прошла она не глядя мимо портрета нынешнего короля, — жениха, что поставил её на кон. И даже вполне приемлемую роскошь гостевых покоев Линетта отметила лишь самым краешком сознания.
Едва за ней закрылись двери, она бросилась на кровать и в голос разрыдалась.
К моменту церемонии определенная торжественность все-таки появилась. С утра в покои Линетты доставили свадебное платье, — пышное, роскошное, из золотой парчи и шелка банановых пауков. Несмотря на то, что в той спешке, в какой проходила подготовка к свадьбе, портной никак не мог снять с неё мерки, платье пришлось практически идеально впору. В первый момент её это обрадовало. Во второй — обеспокоило.
Как-то не очень уютно было думать о том, откуда незнакомый мужчина в точности знал её параметры.
К собору невесту доставили в закрытой карете, не демонстрируя её простонародью. Однако когда ворота открылись, она смогла позволить себе свои пять минут славы, о каких мечтает каждая женщина.
Собор был огромен. Линетта знала, что главный эормингский собор в Аскании превосходит размером иные замки. Сводчатый, расписной потолок терялся в вышине, и казалось, был настолько высок, что не всякий лучник смог бы поразить его стрелой. В узорах на потолке преобладали бело-голубые тона, и глядя на него, несложно было представить, что находишься под открытым небом.
Ниже располагались витражные стекла, сквозь которые, красиво преломляясь, наполнял залу солнечный свет. Как-то странно дисгармонировали с общей светлой атмосферой храма сюжеты витражей, — любимая эормингами история того, как их бог освободил человечества от рабства у Седьмого. Изображали витражи страдания вторых сыновей, нагруженных непосильной работой; кажущееся счастье третьих, что должны были окончить жизнь ради могущества первых. Изображали они и ужасных демонов, пожиравших непокорных, и восстание, кровопролитные сражения, в которых был свергнут Зверь.
Никогда не думала Линетта, что будет выходить замуж под изображениями чьей-то смерти. В Данаане традиции были иными. Там свадьба всегда проходила на открытом воздухе. У священного ручья разжигался ритуальный костер; босыми ногами ступали жених и невеста на землю, открывая свои тела всем ветрам. Четыре стихии — четыре бога — становились свидетелями того, как двое вручают себя Встречающему, чтобы привести новую жизнь, и Провожающей, чтобы уйти бок о бок.
Линетта вновь перевела взгляд на потолок, расписанный в бело-голубых цветах, и постаралась убедить себя, что это небо.
Почти получилось.
Робея против своей воли, ступила она на ковровую дорожку насыщенного цвета индиго, ведшую от ворот к алтарю. Сейчас она могла рассмотреть собравшихся, и несмотря на простор головного собора, осознала со всей отчетливостью, что здесь собрался весь цвет асканийской знати. Хеленды, эдлинги и кесеры, а также их свита, без которой не мог обойтись ни один уважающий себя дворянин.
Издалека увидела Линетта и своего несостоявшегося жениха — короля Аскании Бей’Этельберта. Она опознала его сразу; не только потому что видела ранее на портрете, но и потому что кроме первосвященника, он был единственный с покрытой головой.
Носить шляпу в присутствии короля было редкой привилегией, даруемой лишь за особые заслуги.
Король Этельберт был высок, статен и тонок в кости. У него были мягкие, приятные черты лица, из тех, что сразу делают человека располагающим к себе. Глаза его были светло-зелеными, а выбивавшиеся из-под короны волосы — пепельно-русыми. Синий с золотом камзол был идеально подогнан по фигуре, и в целом, посмотрев на красавца-короля, Линетта почувствовала легкое сожаление. А надменная усмешка стоявшего рядом с ним Эддифа и вовсе испортила настроение.
Почти достигнув алтаря, увидела Линетта и еще одно знакомое лицо в толпе. Почему-то показалось ей, что в ореховых глазах хеленда Бранда отражается печаль и сожаление. Из-за того, что она выходит замуж? Из-за того, ЗА КОГО она выходит замуж? Или просто потому что в последний раз они расстались на такой неприятной ноте, и больше уже никогда не смогут объясниться и все исправить?
Неважно. Ничто не важно.
Принцесса перевела взгляд на своего жениха.
Перевела — и тут же почувствовала, как холод страха сковывает её тело. Синие глаза едва заметно мерцали, воскрешая в памяти кошмарную ночь возле замка Мозаль.
«Это не человек!» — стучала в голове паническая мысль.
«Чудовище! Демон! Нечисть лесная! Гость холодный!»
Кесер Ар’Ингвар не уступал ростом брату, но в отличие от него, был жилистым и поджарым, как гончая. Острые скулы оттеняли выбритые до синевы щеки. Синевой же отливала и вороная распущенная грива до лопаток, и каким-то шестым чувством Линетта поняла, что это не краска.
Одет он был, как и подобало жениху в традициях Аскании, в белый камзол, который ему совершенно не шел. Даже более того, казалось, что сама идея одеть в белое этого человека отдавала насмешкой на грани святотатства.
— Вы обворожительны, миледи, — заверил кесер, и глубокий голос его как будто гипнотизировал, обволакивая и сковывая волю.
Как в кошмарном сне Линетта смотрела, как он берет её руку в свою и чувственно прикасается губами к запястью.
Выдавить из себя поощрительную улыбку, подобающую леди, ей не удалось.
— Отец Бернар, — не отрывая взгляда от принцессы, сказал кесер, — Обвенчайте нас.
Он даже не пытался сделать вид, что говорит с почтительности, какую подобает проявлять перед человеком бога. Он не пытался делать вид, что просит.
Он приказывал.
Первосвященник, крепкий старик лет шестидесяти, одетый в алую мантию и округлую шапочку, не стал возражать по поводу обращения. Спокойным голосом со сдержанной торжественностью он объявил:
— Да будет явлен знак всем людям и богам! В этот час, под небесами Божьими и на земле Людской, мы собрались, чтобы свидетельствовать союз двух сердец.
По его знаку один из служителей вложил в его руку серебряный скипетр с навершием в виде треугольника. Линетта знала, что по традиции эормингов в церемониях должно использоваться копье, символизирующее любимое оружие самого Эормуна. Но высшее духовенство понятие копья трактует очень вольно, и им достаточно, чтобы у церемониального оружия были древко и наконечник.