Я кипел. Полина не щадила меня. Унижала каждую встречу. С ней я был беззубым мальчишкой, который и ответить стерве достойно не мог! А еще адвокат!
— Всего доброго, — надавила голосом. Мне, блядь, ничего не оставалось, как послушно ждать под дверью окончания приема.
Сидел в кресле: нога на ногу, пальцы отбивают дробь, в голове призывы к насильному принуждению к счастью. Эта женщина будет счастлива только со мной! Она это знает. Я это знаю. Мы столько лет хорошо жили. Не разводятся из-за косяка. Если бы я реально полюбил другую, тогда да — это предательство, тут без вариантов. Но я Полину люблю, просто поскользнулся на банановой кожуре и отбил себе копчик. Меня пожалеть нужно, а не добивать. Надо объяснить, что это не повторится. Если поначалу были шальные мыслишки продолжить блядствовать, то сейчас от них и следа не осталось. Я же поседел во всех местах за эти полгода! Удовольствие спорное и сомнительное, а геморрой не только в заднице, но и в голове. А сын… Что-нибудь придумаем. Я физически уже не мог избавиться от него, сейчас это уже убийство, для меня так. Мы с Полюшкой обсудим, и сделаю все, чтобы она о нем и не услышала никогда. Не знаю как, но сделаю. С Камиллой мальчонку оставлять точно нельзя, к себе тоже, но в диаспоре есть бездетные семьи… Я бы помогал финансово и в воспитании участвовал. У нас нет понятия крестных родителей, но я стал бы кем-то вроде. Это очень сложное решение, но я готов принять его, чтобы вернуть жену и расположение детей. Это компромисс. Тоже плохо, но лучше, чем убийство отцом сына.
Полина с пациенткой вышли через пятнадцать минут. Я успел и вспыхнуть, и погаснуть. Вроде успокоился, даже решил не орать, что подала на развод и сообщила через Небесного. Не лично, а по почте! Еще бы сову прислала, ей-богу!
— Примете, Полина Сергеевна? — поднялся, без слов показывая, что второй раз меня точно не послать. Не уйду.
— У вас назначено? — приподняла бровь.
— Да. По почте приглашение получил.
Полина вошла, я запер дверь изнутри. Теперь моя королева тоже не убежит. Мы поговорим. КОНСТРУКТИВНО.
— Ты все-таки подала на развод?
— Тебя это удивляет? — Полина остановилась у стола и оперлась о крышку, сложив руки на груди. Ей чертовски шла форма: такая строгая, такая сексуальная.
— Поля, ну какой развод? — я сдерживал животные порывы и пытался апеллировать к мудрости и рациональности. — Мы связаны крепче самых близких родственников. У нас двое детей.
— А с любительницей глубоких погружений скоро один будет. Где первый, там и второй, Марат. Тем более, в твоей семье есть предрасположенность к двойням и близнецам. Нет-нет, — демонстративно подняла руки. — Ты как порядочный татарин просто обязан на ней жениться. А я как порядочная русская обязана послать тебя нахер. Точнее к адвокату.
Я сделал шаг ближе и отзеркалил ее позу. Полина злилась и обижена, это защитная реакция, нужно просто перетерпеть. Когда-нибудь и у нее закончатся остроты.
— Поль, я люблю тебя. Не хочу терять. Виноват, Полюш…
Она зыркнула грозно, и я осекся. Хорошо, не буду Полюшкой звать.
— Поля, мы переживем это. Мы ведь столько прошли вместе.
— Марат, ты ведь адвокат, — она сбавила градус напряжения. — Когда к тебе приходят и рассказывают такие истории, ты сомневаешься, что людям нужно расстаться? — вопрос не в бровь, а в глаз.
— То работа, Полина. А это наша жизнь. Если бы я мог без тебя, то не стоял бы сейчас здесь. Я не могу без тебя, моя королева. Мужчины порой совершают ошибки. Не все жалеют, но я раскаиваюсь. Время не отмотать, увы, но зачем рубить? Мы ведь любим друг друга.
— Когда любят, Марат, берегут человека. А ты разучился. Тебе нужно подчинение, чтобы по-твоему было, чтобы в диаспоре не болтали…
— Это не так! — возразил я.
— Так, именно так.
Полина оттолкнулась от стола и обошла его, выставляя преграду.
— Если бы я полгода спала с мужчиной, присылала ему свои эротические нюдсы, давала так, что до залета дошло, а потом заявила: ой, я ж тебя люблю, прости и прими, — развела руками. — Простил бы?
Я молчал. Чувствовал, как пятнами гнева покрываюсь. Тело жаром обдало. Не простил бы. Для меня женщина автоматически станет чужой. Грязной. Я не смог бы есть ее еду, дотрагиваться, не убедившись, что сто процентов чистая, спать в одной постели и просыпаться рядом.
— Уходи, Загитов, — устало присела в кресло. — Единственное, что нас связывает — дети.
— Нет, Полина, — ровно парировал. — Есть еще моя доля этой чудесной клиники.
— Что ты за нее хочешь? Мой адвокат подготовит достойное предложение.
— Я хочу тебя, Поля, — и посмотрел на нее остро, потом взгляд тяжелеть начал, к сочной груди под формой приклеился. У нее красивые нежно-розовые соски в форме пик, так во рту приятно держать. Никогда не любил квадратные кнопки. Вожделение поплыло по кабинету, дверь закрыта, и у меня к моей красавице-жене было предложение. Оно многое мне расскажет. — Я хочу тебя сейчас, — в паху болезненно тянуло. Мы давно не занимались сексом, да и не до него совсем, но чисто объективно — охота трахаться. С Полькой. — Дай мне сейчас, и я сразу перепишу на тебя долю клиники. Слово даю.
— Слово пацана? — нервно бросила.
— Слово мужика.
Да, я готов поставить на кон огромные деньги и влияние, только бы снова обнять ее, быть в ней, касаться и любить отчаянно.
Полина смотрела на меня долго и пристально. Словно заново изучала. Взвешивала и сопоставляла.
— Я больше не хочу тебя, — прямо в глаза. Очень ровно, очень спокойно, очень честно. — Нет таких денег, чтобы ради них позволить насиловать себя.
Это был удар под дых. Эта женщина меня больше не хочет, а я, сорокалетний лоб, не знал, как таких завоевывать. Это не двадцатилетняя девушка, это женщина, у которой все есть. Что я ей мог дать с учетом, что обосрался по всем фронтам?..
— У меня пациенты, — услышал сухое. Слишком задумался. — Более реальное предложение рассмотрю.
Я ушел. Без ставших обыденными ссор и скандалов. Думал. Вариант, где Полина меня разлюбила, как-то вообще не рассматривал. Что делать? Как быть? Я не знал. Совсем не знал. Я не готов к этому.
Отец с мамой требовали меня к себе. Они тоже уже не первую неделю в подвешенном состоянии. Внуков не видели, новостей тоже нет. Нужно дать какую-то информацию. Я и сам с двойняшками проводил мало времени. Когда все вместе жили — это одна история, а в таком формате выкроить время сложнее, особенно в будние дни. На выходных тоже засада: Лиана категорически отказывалась идти со мной гулять, что бы ни предложил. Ильдар был мягче. Как итог, мы смотрели мультики и играли в приставку, которую привез из дома. Дочь просто присутствовала. На контакт практически не шла, но уже не плакала. Полина сначала контролировала — вероятно, боялась, что украду детей (дожил!), но потом стала уходить на время моих визитов. Тоже плохо. Жена отдалялась от меня ежеминутно.
— Привет, мама, — зашел в гостиную. Меня встречал щенок корги, товарищ Сталин. Мать в кресле вязала. Она вскинула голову и слабо улыбнулась, и я поцеловал напудренную щеку. Я ее единственный сын, и она меня любила, но последние события ее шокировали. Мама не говорила со мной об этом, пока не было возможности. Я не приезжал к ним после того, как детей забрал в последний раз. После этого мы все не виделись. Только по телефону говорили.
— Марат, как Лианочка с Илем? Ты не привез их?
— Нет, они уроками заняты, третья четверть самая сложная…
Дети сами не просятся к бабушке и дедушке, а Полина вообще выдала, что я должен предоставить ей гарантии, что мои родители не попытаются забрать их. Она стала очень осторожной, даже мнительной! Будто бы у меня отец не глава диаспоры, а мафиози!
— Я Полине звонила… — тяжело вздохнула. — Мы с ней наконец поговорили.
— О чем?
— Да обо всем, — села обратно в кресло. — Ох, сынок, что же это? Кого ты встретил? С кем ребеночка рожать собрался?
Я мысленно скривился. Маме точно не нужно знать о Камилле и ее внутреннем содержании. Вообще обо всем этом как-то стыдно с матерью. Наверное, она не думала, что мальчик, которого рожала в муках, вырос в такого мудака.