Я взглянул на пустую бутылку коньяка, затем на часы. Четыре утра, хорошо посидел. Проветриться, покурить и в люлю. Возможно, просто быть рядом, молчаливо поддерживать, за руку держать — зачтется мне. Честно, надеялся на это мало, но куда без нашего земного компаса и удачи для упорных. А я козерог. Я такой.

Пошатываясь, спустился в лобби, в ночь летнюю вышел. Вокруг все дышало прохладой, солнце уже маячило на горизонте, в лицо бил соленый бриз с ароматом йода и соли.

Я выкурил сигаретку. Мне очень повезло, что даже персонал еще не начал готовить территорию к новому дню. Так бы уже замечание сделали бы.

Я широко зевнул и смотрел, как лифт спускается. Кому-то тоже не спится. Когда створки разъехались, я встретился с шальными светлыми глазами моей жены. Я Полину знал до самой мелкой поры и прекрасно помнил, как она выглядела после секса. Хорошего, добротного, долгого. Оргазмического траха.

Волосы в беспорядке, губы запеклись, глаза блестят. И этот запах: медово-вишневые духи смешались с невесомым ароматом женского оргазма. Она была с ним. Вот сейчас моя жена очень хорошо давала чужому мужику. Сожгла мосты. Она, не я.

— Скорбная ночка, да? — выдавил, хищно скалясь. Полина явно нервничала.

— Пропусти, — пыталась меня обойти, но я не давал, не выпускал из лифта. — Марат, ты пьян, — нервно заметила, пытаясь нажать на кнопку «открыть двери».

Я схватил ее за руку и ударил по кнопке седьмого этажа.

— Отпусти, — пыталась вырваться, но я молчал. Я кипел. Я все мог представить, но не это. Хуже только, если подглядывать, как ее Реутов натягивает. Лифт открылся, и я потащил жену в свой номер. Толкнул внутрь и захлопнул в дверь.

— Это вот так ты отца родного оплакиваешь, да?

Полина

Время перевалило за полночь, а я все сидела на кухне: смотрела в стену и сжимала кружку с давно остывшим чаем. Рядом мама Жанна: ей тоже не спалось. Мы не говорили, просто вместе провожали сложный день: каждая молчала о своем.

Моя мама уснула только после успокоительного и снотворного, хорошо, что дети легли без привычного бурного нежелания. Наоборот, притихшие и в полном смятении. Это первая потеря близкого человека.

— Поля, иди уже ложись, — свекровь сжала мою руку. — Столько дней бегаешь, занимаешься… Хватит, дай себе отдых. Поплачь…

Я слабо улыбнулась и моргнула, смазывая сухие красные глаза. С тех пор как попрощалась с папой в морге — я не плакала. Я должна была быть сильной, заниматься организацией, достойно держаться. На меня смотрели и ориентировались мои дети. Если я сломаюсь, они тоже не выстоят.

— Скоро пойду. Вы тоже ложитесь. Поздно уже.

Мама Жанна тяжело поднялась. Я успела погладить ее руку и сказать спасибо. Она мне очень помогла. Всем нам. Бывают же люди с большим сердцем, только это не всегда ценят по достоинству, а иногда эгоистично используют в своих целях.

Оставшись одна, дала волю заледеневшим в груди слезам, тихому и горькому рыданию. Плакала, пока тугой комок в горле не ослабил давление. Один год. Всего один! А столько потерь, разочарований, изменений.

Я достала телефон и смахнула звонки, только один номер меня интересовал. Я должна поблагодарить Пашу. Он поддержал. Это было совсем не обязательно, но приятно, что есть люди, ничего тебе не должные, которым не все равно. Для которых ты имеешь значение. Я важна. Именно я.

Я: Спасибо…

Я не ждала ответа, поздно уже, но он пришел:

Паша: Не спится?

Я: Ага

Паша: Мне тоже

Я: Что делаешь?

Паша: Думаю

Паша: О тебе

Я молчала. Несколько раз порывалась написать или даже набрать его номер. Писала, затем стиралась. Звонила и тут же сбрасывала. Я ведь тоже думала: обо всем и о нем тоже…

Паша: Я тебе нужен?

Он ведь прилетел ради меня: чтобы мне подставить плечо, если оно понадобится, а если нет, то это мой выбор. Сейчас я могла решить, что мне действительно нужно. Кто необходим моему застывшему сердцу. Чье тепло отогреет.

Я не ответила на сообщение, но вызвала такси. Внутри все такое черствое, сухое, стылое, а я живой быть хочу! Любить хочу! Нужной быть хочу! Как женщина. Просто женщина без титулов и регалий. Может плохая, может не такая, не оправдывающая чужих ожиданий, но я должна себе нравится в зеркале. В первую очередь себе!

До Хилтона по ночным дорогам такси домчало за двадцать минут. Мой телефон молчал: Паша больше не спрашивал, а я… Все, что хотелось сказать, скажу лично.

Я постучала в 507 номер. Это Пашин. Он говорил, что если понадобится, то могу приходить в любое время. Мне нужно. Теперь да.

— Да, — ответила, как только открылась дверь. — Нужен.

Я абсолютно не готовилась к встрече с мужчиной: заплаканное лицо, блузка и джинсы, обычное белье. Первый раз после долгого перерыва виделся как-то иначе, но сегодня мне хотелось больше раствориться в мужчине, нежели восхитить и поразить его. Хотелось взять, е на отдать. Отдам потом, когда ресурс восполнится.

— Точно? — спросил серьезно, затаскивая меня в номер.

— Я хочу тебя, Паш… Очень хочу, — обняла за шею, становясь на носочки, теряясь в аромате горького апельсина и острого ладана. Губами поймала бешенный пульс на его шее, позволяя подхватить под ягодицы и забросить мои ноги себе на пояс.

Паша вжал меня спиной в стену, целовал жадно, вздохнуть не давал. Он в одних шортах, а на мне слишком много одежды. Я пыталась расстегнуть пуговицы блузки, но на третьей сбилась и позволила сорвать ее через голову вместе с бюстгальтером.

Паша впечатался в меня бедрами, жестко фиксируя, а сам мял груди, сжимал, гладил, дразнил соски, грел и кусал. Внизу живота ныло и горело, просило свой кусочек блаженства. Паша толкался в меня через ткань, но наши игры стали уже не актуальны. Я хотела до конца, до предела, на всю длину: с всхлипами, стонами и порочной сладостью. Чтобы себя прежнюю потерять. Чтобы себя новую найти.

— Поль, у меня нет защиты… — хрипло предупредил.

— Не готовился? — рвано спросила, не хотела оставаться без его губ. — Это Европа, Паш, — зарылась пальцами в короткие кудри. Для меня это стало уже половиной оргазма, — вместе с шампунями и кондиционерами должна парочка лежать…

Мы не нашли. Кажется, Европа уже не та. Но я не могла и не хотела останавливаться. Я точно не забеременею, а Паша — сто процентов чистый ниже пояса. И не только там. После купания в Москва-реке приходил ко мне на чек-ап: я теперь знала о нем все — здоровый породистый жеребец. Таким можно и нужно оставлять потомство.

— Поленька, ты мне доверяешь? — спросил, стягивая джинсы, с агрессивной жадностью оглаживая мои бедра, задевая возбужденные складки внизу. Я стонала свое согласие, особенно громко, когда губами начал ласкать внизу. — Я хочу услышать, девочка. Скажи мне, — Паша полностью обнаженный накрыл мое тело, дрожал от едва контролируемого возбуждения. Руки перетянуты жесткими напряженными мышцами. Я могла сейчас сказать «нет», и он бы остановился. Не стал бы заставлять или брать силой, с трудом, но сдержался бы. Но я этого не хотела. Я хочу жить, а с ним я живая.

— Доверяю… — вцепилась в его плечи, ногами обвила поясницу и выгнулась на встречу мощной наполненности. Его руки были везде, его губы были везде, он был во мне, абсолютно и полностью, без полумер и неуверенности. В моей жизни сейчас эпоха перемен и неясности, но я точно знала, что хочу быть здесь, с этим мужчиной, под этим мужчиной.

Оргазм прошиб тело, вырывая глубокий грудной стон. Все, чем баловались последние несколько недель, по ощущениям взрыв маленькой петарды, а сейчас мощный фейерверк. Как в ночь Алых парусов над Санкт-Петербургом.

— Поля… — Паша не выходил из меня, хотя тоже закончил. Что-то шептал: едва уловимое, но уже по звукам приятное. Целовал, ласкал, баловал мое тело. Боготворил женщину во мне. Совершенно обычную, земную. До раннего утра боготворил…