— В смысле уйти? — непонимающе свел брови. Я обреченно уронил голову. — Ну-ка, рассказывай.

— Да, все по классике. Решил гульнуть, пока ее в стране не было, и засосало. Понравилось и жену, и любовницу иметь. Разнообразие, бля… — скривился. — Девушка забеременела… — посмотрел на отца. Он молчал. Взгляд строгий, тяжелый.

— Я так понимаю, любовница из понаехавших молодых шлюх?

— С чего ты взял? — надменно бросил. Нехер меня стыдить и опытом давить, у меня у самого яйца седые!

— Ты не пыли, — осадил отец. — Я ж не дурак. Соображаю еще. Красивая успешная женщина у тебя уже есть, значит, что? — посмотрел саркастично. — На молодую пиздюшку потянуло, — сам ответил. — Я думал, только у Давы эта бедовость. Нет, и в тебе величие взыграло. Вседозволенность…

Отец Давида умер пять лет назад, и папа стал ответственен за него. Друг просил перед смертью. Мы с Давой оба отца не радовали…

— Полина узнала и взбрыкнула, верно? — продолжал папа.

— Я сам признался. Там без вариантов скрывать. Узнала бы в любом случае. Мы поругались сильно, и я в гневе бросил, что возьму Камиллу второй женой. — У отца глаза на лоб полезли. — Что на две семьи жить буду. Ну а дальше пиздец.

— Ты серьезно? — отец смотрел на меня нечитаемым взглядом. Видимо, не хотел в цвет меня бараном называть. — После десяти лет брака решил жену воспитать на наш манер?

— Но ты же мать решил прогнуть после сорока лет совместной жизни! — вспылил, чего раньше не делал, уважал старшего. Не я один сейчас не очень-то счастлив. Папе просто повезло, что мама проще, чем моя Полина.

— Не сравнивай их! — рявкнул он. — Полину нужно было воспитывать, когда молоденькой была, хотя… — резко махнул рукой. Да, ее не воспитать под себя, она не пластилин. — Твоя мама другая. Она наших кровей. Она за мужчиной. Твоя жена рядом идет, и никак ты ее не задвинешь. Никак! Женился бы на татарочке, сейчас бы не сидел с постной рожей!

Мы с отцом оба эмоционировали. Сейчас он меня бесил своими здравыми рассуждениями и тыканьем в мой выбор. Что на Полине женился, я никогда не жалел!

— Скажи, ты внуков любишь? — нашел брешь в логике и ударил.

— Конечно! Что за вопросы!

— Если бы я женился на татарочке, то этих детей не было бы.

— А, — раздраженно убрал волосы со лба, — это все болтология. Есть только здесь и сейчас. Что делать планируешь? На шлюхе не женишься. И не мечтай!

— Я и не собирался! — буркнул. Жениться на Камилле? Бред сивой кобылы!

— С Полиной ясно. А ты что делать будешь? Разводиться?

— Нет. — отрезал жестко. Это женщина принадлежит мне! — Заставлю вернуться. Если не хочет по-хорошему, значит, буду ломать. Детей заберу, клинику задавлю, но не отпущу! У нее просто не будет выхода.

Отец отвел глаза и покачал головой. Ощущение, что он что-то придумал, но пока молчал.

— Пап, я не знаю, как детям сказать. Если будем воевать с Полей, то они узнают… Как привлечь их на свою сторону? Чтобы поняли и не судили строго. Чтобы помогли маму свою вернуть?

В дверь постучали: мать звала, на стол уже накрыла. Отец поднялся. Взглядом показал, что попытается помочь.

Мы устроились в столовой. Я мрачно ковырял в тарелке плов. Дети играли со щенком. Папа смотрел в свой кофе, словно в гуще пытался найти ответы. Мама переводила с одного на другого непонимающий взгляд, но не спрашивала: скажем, когда нужно будет. Зачем ей волноваться раньше времени?

В четыре часа мы засобирались домой. Я все время смотрел на телефоны детей, боялся, что Полина позвонит и расскажет. Она сказала, что приедет вечером, значит, нужно сейчас решиться.

— Иль, Лиана, — я усадил их на диван. Они удивились моей серьезности и молчаливости дедушки. Шутливо толкались, пока не присел на их уровень. — Мне нужно сказать вам кое-что важное.

Бандиты замерли, но улыбались, подвоха не чуяли.

— Мы с мамой немного поссорились, — это чистая импровизация. Я прокручивал этот диалог битый час, но так и не нашел правильного безопасного объяснения.

— Почему? — нахмурилась Лиана.

— Вы помните, что наша религия позволяет мужчине брать несколько жен. Если мужчина будет справедлив и одинаково заботлив ко всем, м?

— Как у дедушки с Динарой? — уточнил Ильдар. Он нормально отнесся к ситуации. Если все счастливы — какие проблемы? А вот Лиана молчала.

— Да, именно.

— Ты больше не любишь маму? — спросила дочь потерянно.

— Люблю. Очень люблю. Просто… Так вышло, что Аллах осчастливил наш дом еще одним ребенком.

Мать тихо ахнула. Я бросил на нее короткий взгляд. Отец держал руки у нее на плечах. Она выглядела ошеломленной.

— Мама беременна? — воскликнул Ильдар. Он хотел брата. Все, мой выход. Тут либо пан, либо пропал.

— Нет, не мама. У вас будет брат или сестра по отцу…

Я пытался максимально избегать негативных маркеров. Другая женщина, вторая семья, чужой ребенок. Двойняшки одновременно замерли.

— Внуки, — папа пришел на помощь, — дети — это наивысшее счастье. Нужно любить и своих, и чужих. Аллах осчастливил нас всех. Ваш папа приведет в мир еще одного мальчика или девочку. Это большая радость.

— А мама почему обиделась? — так непосредственно спросил Ильдар. Лиана резко обернулась и бросила на него недружелюбный взгляд. Сын у меня более рациональный и менее эмоциональный. Он более склонен к нашей религии, чем его сестра.

— Ваша мама просто сильно удивлена. Это пройдет. Все будет по-прежнему. Я буду помогать этому ребенку, но ваша мама — моя единственная жена. А вы мои первенцы. Мы будем жить в нашем доме вчетвером. Ничего не изменится. Обещаю.

Сын посмотрел на меня, на дедушку с бабушкой, на сестру. Он не очень понимал, но благодаря или из-за женитьбы отца на Динаре начал воспринимать такие вещи как один из вариантов нормы, без однозначных штыков. Я перевел взгляд на дочь. Она на меня не смотрела. Сталин лизал ей пальцы — не замечала.

— Я хочу домой, — только и сказала. Мама подошла, обняла и увела ее. На меня посмотрела шокированно и потерянно. Я надеялся, что она поможет Лиане понять. Я ведь сын, даже если не прав.

Домой ехали молча. Так тяжело на душе было. Атмосфера в салоне напряженная, дышать невозможно. Дети даже от бургеров и картошки фри отказались. Ильдар просто сказал, что не хочет. Лиана со мной не разговаривала в принципе.

Машину Полины выхватил фарами на подъезде к дому. Матовый серый Рендж Ровер. В доме горел свет. Я только припарковался во дворе, а дочь буквально на ходу выпрыгнула из машины. Когда с Ильдаром вошли, тут же услышал:

— Мамочка, ты ведь не бросишь нас? Не уйдешь без нас?

— Нет, солнышко. Конечно, нет, — и на меня перевела взгляд. В нем была сплошная холодная ярость…

Полина

Я стояла у окна. Ждала, когда вернутся дети. Наши телефоны связаны, и я могла отследить их передвижения. Знала, что Марат вез их домой.

Дом… Как странно. Я так долго здесь жила, столько хорошего связано с этим местом, а сейчас он давил на меня, ломал волю, каждой деталью доказывал, что это моя жизнь: не вырваться и не убежать. Если задержусь здесь еще, то потеряю себя. Накроет лавиной воспоминаний, чувств, сомнений. Это только со стороны казалось, что изменника легко вычеркнуть из жизни. Что любовь выключается по нашему желанию. Нас с Маратом связывало невероятно много, общего, родного, необходимого. Мы проросли друг в друга!

— Нет! — одернула вслух. Только я в него. Загитов смог от меня дистанцироваться настолько, что другую женщину осчастливил своим славным татарским семенем. Насколько легче было бы, если бы я не любила его. Сердцу легче. Душе легче. Женщине во мне легче. А так… Все в кровь и мясо разорвало. Я доверяла ему. Я многое могла бы ему простить: тяжелый характер, жгучий нрав, даже замашки деспота, но не предательство. Он предал меня не только самим фактом измены и ее последствиями: Марат в пыль раздробил мое доверие и уважение к нему как к мужу, мужчине и человеку. Угрозы, требования, ультиматумы. Господи, неужели совсем не узнал меня за столько лет? Я могла простить ошибку, если бы ощутила искреннее раскаяние. Вряд ли смогла бы остаться ему женой, но и ненависти не было бы. Мы сохранили бы друг друга как родители и близкие люди. Но Марат окунул и вымочил меня в грязной луже. Приходил после любовницы и со мной ложился в постель. Это так подло и мерзко. Я понимала, что именно так бывало у огромного процента семейных пар: никто не приходит и не кается перед изменой; не оповещает партнера заранее и не расстается, чтобы не быть подлецом. Это утопия, к которой и я мысленно стремилась, уверена была: мой муж никогда… Марат поступил как сотни тысяч мужчин и женщин. А я оказалась в другой сотне тысяч, которые ничего не знали и думали, что с ними такое невозможно. Возможно. Со всеми возможно. Ни один диплом. Ни большой опыт общения с людьми. Ни острый ум и даже интуиция. Ничто не спасет от предательства. Не подскажет в нужный момент, если ты любишь и безгранично доверяешь. Я оказалась такой же, как все. Меня тоже предали, осквернили, разрушили. Марат — половина меня. Этой половины нет. И больше никогда не будет. Он ее в пепел обратил. Инвалидами можно быть не только физически, но и душевно. Половинка моей души и сердца навсегда исчезла…