— Мамочка… — Лиана смотрела на меня во все глаза. — Почему ты плачешь?

Я обняла ее и для Ильдара раскрыла объятия. Стало чуточку теплее. Хорошо, что у меня есть они. Самые главные люди в моей жизни. Мы вместе пошли в дом. Марат шел за нами: он отец моих детей, но сейчас как никогда чувствовалось, что мы больше не семья.

— Поль, что случилось? — спросил, когда вошли в дом. Я понимала, что детям нужно объяснить, мягко и доступно. Они так ждали каникул. Сталина любимому деду показать хотели.

— Иль, — погладила сына по голове, — Ляночка, — дочку поцеловала. Я усадила их на диван, сама опустилась на ковер, на уровень их испуганных доверчивых лиц. Сколько переживаний и волнений выпало детям за этот год… Бедные мои. — Мне бабушка позвонила, — я часто моргала и кусала щеку изнутри: не плакать, не плакать. Я должна быть сильной для них. — Дедушка вчера умер, — чуть вскинула голову, чтобы слезы не катались по щекам. Пусть вернутся вовнутрь. — Так бывает, мои хорошие. Он болел, поэтому… Так бывает.

— Как это… — тихо проговорила Лиана. Подбородок задрожал, затем она бросилась мне в объятия. Ильдар вытирал рукавом слезы. Старался не всхлипывать, но выходило плохо. К нему сел Марат и прижал к себе. Я послала ему благодарный взгляд. Нашим детям мы сейчас оба нужны. Чтобы между нами не происходило, но мы родители, мы всегда в связке.

Мы разговаривали долго: о жизни и о смерти. О том, где сейчас дедушка. Как будет бабушка. Я тоже думала об этом. Если она захочет, то можем вернуться в Москву вместе. Без папы ей будет одиноко…

— Ты отпустишь детей на похороны? — спросила, когда двойняшки более-менее пришли в себя. Они тихо сидели в спальне Лианы и о чем-то тихо шептались. Их тоже ждали пять стадий принятия, не настолько осознанных, слава богу.

— Конечно. Я полечу с вами.

Я согласно кивнула. Пускай, он ведь долгое время был зятем моего отца. Это тоже дань уважения.

— Мне очень жаль, Полина. Искренне жаль.

Я снова кивнула, принимая соболезнования. Марат ведь прав был: папа все равно умрет, и вот он умер. Тогда мне было горько от этих слов, но я пропустила и сгладила, впрочем как всегда. Я ведь нуждалась в его поддержке. Как же он был мне необходим еще год назад! Муж, самый главный человек в жизни жены, как иначе?! Но Марат решил оставить меня без своего плеча: финансовые ресурсы, желание и возможность все оплатить, но без заботы и живого тепла. А теперь мне все это уже не нужно. Не так много времени понадобилось, чтобы отвыкнуть от него.

— Поля, — спиной ощущала, что остановился совсем близко, — я рад, что ты была не одна, когда узнала.

Я повернулась, даже улыбнулась, очень слабо. После страшного известия это первая улыбка. Я не хотела видеть Марата психованным и злым ревнивцем. Он может быть другим! Мы никогда больше не будем парой, но мы можем остаться родителями, друзьями, людьми в конце концов!

— Спасибо, — я коснулась его руки. — Я не хочу больше ссориться.

Он криво усмехнулся и кивнул.

— Ты с ним, да? — хрипло спросил. — Уже все? Окончательно решила?

— Марат, у меня папа умер. Перестань думать о себе.

— Я думаю только о тебе, Поль.

— Нет, — покачала головой. — Ты думаешь о себе рядом со мной. Научись думать о нас отдельно…

Марат зафрахтовал для нас пятерых и собаки частный борт. В Варну мы вылетели рано утром. Я была ему очень благодарно за оперативность. Даже готова была оплатить половину суммы. Но Загитов, какой угодно, но не скупой. С нами его мать и его дети — на них он никогда не жалел средств.

Мы с двойняшками и мамой Жанной из аэропорта поехали сразу к моим родителям домой. Марат в гостиницу. Моя мама знала подробности наших взаимоотношений: она в стрессе, да и я в принципе не представляла, как мы окажемся под одной крышей. Столько дел, сложностей, горя впереди, что разбираться с иными проблемами просто нет моральных сил.

— Мама… — она встречала нас у калитки. Схуднувшая, бледная, с красными глазами, но она пыталась улыбаться. Ради меня, ради внуков. Мы все долго стояли, обнимались и плакали.

Потом я поехала в морг. Мама со мной хотела, но я уговорила остаться с «гостями». Она и так измождена, а мне нужно занять чем-то руки и голову. Не могу бездействовать, с ума сойду.

Нужно организовать похороны, отпевание, поминальный обед. Я всем этим займусь, но первое, что нужно мне лично — попрощаться наедине.

— Здравствуй, папочка, — присела рядом и коснулась холодной руки. Меня оставили одну, ненадолго. — Мне очень больно, что ты ушел. Я буду очень сильно по тебе скучать. Очень, очень.

Он был так не похож на себя. Совсем чужой. Там внутри больше нет души. Одна пустая оболочка.

Папа был хорошим человеком, и я должна отпустить его. Его дух теперь в лучшем мире — ха это можно не переживать. Мне сказали, что он умер быстро. Что не страдал. И я не должна. Наверное…

— Я люблю тебя, папочка, — поцеловала в лоб и вышла.

Только на улице смогла судорожно втянуть свежий воздух. Отпускать всегда трудно, но жизнь продолжалась. Папа боролся. Папа победил. Просто победа — она не всегда с длинным сроком действия. Я теперь только поняла, что никогда не говори навсегда. Даже надолго — очень спорная штука.

Телефон просигналил сообщением:

Паша: Если я тебе нужен, я в Хилтоне. Просто знай, что я здесь

Я улыбнулась. Проглотила горький ком и отправила ему смайлик. Затем короткое…

Я: Спасибо

Марат

Я заселился в Хилтон. Правильно, куда мне еще? Никто меня с собой не позвал, даже дети. Не потому что я какой-то плохой и ненужный, просто все уже привыкли, что папа и мама вместе не живут. Кажется, только я цеплялся за прошлое и надеялся на счастье в будущем. Я не хотел верить и принимать, что оно могло быть без Полины. Но даже сейчас, приняв мою организацию частного перелета — женщины, дети, собака, куда их на регулярный рейс! — в остальном абсолютно закрыта. Ей не нужна моя помощь.

С одной стороны понимал, что Полине просто необходимо быть занятой, чтобы не погрузиться в пучину отчаяния. Но мне так хотелось быть нужным и полезным. Утешить ее…

Ведь мог. Была возможность разделить с ней заботы, страхи, боль. Но мне не хотелось. Это грустно и как-то… неловко. Серьезные болезни сопряжены с рисками, а я стремился от этого абстрагироваться. Тесть всегда был здоровым и сильным мужчиной, но онкология сожрала его. Мне было страшно. Но этот страх я маскировал под жестокую правду жизни.

Он все равно умрет…

Тогда это были брошенные в запале слова, но они оказались пророческими, только немного отсроченными по времени. Мы все это знали, но случилось все равно неожиданно. Только если в последний кризис, еще год назад Полина просила и ждала моей поддержки, то теперь ей больше этого не надо. Мне не хотелось тогда, а ей не нужно сейчас.

Сергея Ивановича я безмерно уважал и его смерть потрясла меня. Тесть — хороший мужик был. Жаль, что все так вышло. Очень плохо, что узнал о моем огромном проебе. Семью проебал. Иначе и не назвать.

И тут меня Полина выгородила. Не рассказала обо всех моих закидонах. Позвонил мне тесть один раз, узнав, что разводимся. Одно сказал: уходишь — уходи, но уходи так, чтобы потом мучительно стыдно не было. И все.

Мне нечего было ответить. Полина не рассказала в подробностях как узнала о моей измене, про мои требования, шантаж, угрозы, манипуляции. Иначе говорил бы по-другому или презрительно игнорировал. Подействовало ли на меня его напутствие? Нет, конечно. Я же везде правый! Я давил, требовал, преследовал. Условия ставил и ждал, когда жена с ними согласиться. Был абсолютно уверен, что ее уход, развод, игнор — временное явление. Что я должен быть сильным, настойчивым, бескомпромиссным, тогда обязательно вернется ко мне. А вышло, что она оказалась сильнее меня. Полина не просто меня отпустила, даже не воспоминая. Она меня забыла. Я больше не ее мужчина. Это странно. В это не хочется верить. Но, кажется, это моя реальность. Теперь я муж без жены. Мужчина без любимой женщины. Часть, которая без своей половинки…