В алом платье и с красной помадой на губах, светлые волосы свободно струились по плечам, движения плавные, чувственные, грациозные. И тут же резкие, рваные, эротичные. Полина вся как оголенный нерв, как вызов мужчине, как обнаженная воплощенная страсть. Когда моя жена танцевала, все смотрели только на нее. Я обернулся — Реутов тоже смотрел, с легкой улыбкой, оценивающе, заинтересованно. Может, не на нее? Столько женщин внизу…

— Ого, — услышал рядом Давида, — Поля, что ли? — и хмыкнул. — Твоя жена явно не с детьми дома. М-да…

Реутов повернулся и странно посмотрел на меня, даже спросил удивленно:

— Жена?

Я бросил на Давида резкий взгляд, хотел оборвать эти разговоры, этот неподобающий тон, но… Я увидел его взгляд: Давид смотрел на мою жену, а в глазах сплошная похоть, яркая, неприкрытая, безумная.

— Ах ты, мудак! — схватил за грудки и двинул в солнечное сплетение. Давид закашлялся, но в драку не лез, хотя внимание мы привлекли. Реутов меня оттащил, но я успел увидеть удивленное лицо Полины. Она заметила меня. — Я с тобой еще поговорю, — выплюнул брату и поспешил вниз. Мне с женой нужно поговорить. Она всегда первая для меня.

Полина нашлась на ВИП-местах недалеко от сцены. Я подошел и, резко схватив за предплечье, повернул к себе.

— Ну и что ты здесь делаешь?! Хороша мать! — осмотрел вопиюще сексуальное платье, без декольте, но кокетливая пышная юбка и эти ножки с имитацией чулок… — С кем наши дети?! Ты почему не с ними? — обвинения сыпались прямо пропорционально ее гордому ледяному взгляду с яркими огненными крупицами. — Поехали домой! — схватил за руку. Сейчас в машину посажу и сниму это платье. Сдеру вместе с кожей. Нашей кожей.

Полина молчала, только сучья улыбка говорила, что шел бы я нахер.

— Маратик?! — услышал удивленное. У меня яйца окончательно поседели и упали на пол в моменте. Бля-ядь! — Ой, а ты здесь…

Я повернулся и увидел Камиллу. Она сидела буквально в трех шагах и изумленно хлопала глазами. В широком платье, скрывавшем живот, но только если не знать, куда смотреть, а я знал, а еще мне с детства говорили, что беременным нельзя алкоголь, а она с бокалом шампанского.

— Ты пила? — вырвалось на автомате. Настолько ошалел от увиденного.

— Всего бокальчик шампусика, нашему сыночку не повредит, — пролепетала Камилла.

Я перевел взгляд на Полину. Она на меня не смотрела, только на нее, затем начала смеяться. Громко, громко смеяться.

Полина

Мы с Верой взяли наши уставные документы и засели после окончания рабочего дня за изучение всех мелких шрифтов. Раньше все юридическо-консультационные услуги нам оказывала контора Марата. Я разорвала с ней договор и обратилась в адвокатскую фирму Небесного. У него тоже был отдел по работе с корпоративными клиентами по форме аутсорсинга. Они тоже изучали правовое состояние «Эдема». Я начистоту Вере рассказала о нашем положении:

— Марат требует, чтобы через три месяца я забыла о разводе, иначе начнет руки выкручивать. Он может. Заявит о нарушениях и потребует через суд на основании крупного собственника полного аудита с остановкой деятельности на неопределенный срок. Это ж все, Вера. Считай, конец.

— Слушай, так не разводись с ним! Пусть живет и спит в обнимку с вашим свидетельством о браке!

— Пока я его жена, он мне жизни не даст…

Вера так на меня посмотрела: даст ли он мне жизни, даже если мне удастся получить развод? Я сняла обручальное кольцо, но продолжала прокручивать несуществующий фантомный ободок. Я все еще ЕГО. Сама морально не отделилась и не отдалилась от Загитова. Не сепарировала окончательно. Его до сих пор слишком много в моей жизни.

— Есть еще Давид, — вернулась к нашим баранам. — Этот тоже требует моего внимания.

— Популярная ты, Полька, — смеялась Вера.

— Хочешь, отсыплю своей популярности? — с легкостью предложила. Подруга только руками замахала и перекрестилась для верности.

— Этот Давид, конечно, охреневший… — вернулась на серьезную волну Вера. — На всякий случай я начала присматривать варианты для переезда. В принципе, есть неплохие. Шли его на небо за звездочкой.

— Обязательно. Я его еще Марату сдам перед переездом, — посмотрела в упор на Веру, — чтобы жизнь медом не казалась.

— Думаешь, сильно наваляет ему?

— Дело не только в этом. Давид хоть и храбрится, но если узнают в диаспоре на самом верху…

— Слушай, он такой финансово успешный, ему, думаешь, не пофиг?

— Вер, ты не понимаешь, у них очень сильны вертикальные связи и иерархия от старшего к младшему. Стать парией в диаспоре — это серьезно. Они очень помогают, решают вопросы с властями, силовиками, вытаскивают из самой узкой дырочки.

— Так пригрози ему, что расскажешь!

— Обязательно. Но, думаю, Давид слишком самоуверен. Его слово мужика и брата против женщины… — я тихо рассмеялась. — Черкесов просто недооценивает силу ревности Марата…

В моем случае стоит только намекнуть, и Загитов вспыхнет. Он уже вымочен в керосине, хватит одной искры. Марат ревнив, всегда был, не так чтобы невыносимо, но забыть о его собственническом характере не давал. Сейчас я реально верила, что у него может снести крышу, когда у меня появится другой мужчина. А он появится! Я в монашки не записывалась! Единственное, кому Загитов доверял — близким мужчинам в диаспоре. Жену своего брата желать нельзя — это закон. Марат никогда не ревновал к Давиду, а улыбки и шутки воспринимал, как черту характера. Вот Марат удивится, если узнает. Точнее, когда узнает.

— Поль, мне тут один благодарный клиент подогнал билеты на концерт Дивы в Gipsy. Чатский, Влад, Крис ты и я, идем?

Я обещала подумать. В субботу днем двойняшек мама Жанна забрала и повела в парк: погода для конца марта очень солнечная, обманчиво ласковая, завтра уже обещали дождь со снегом и снова плюс пять.

Я решила заняться зонированием у детей, отделить рабочую зону от игровой. Затем перебрала вещи, которые привезла из дома в Новой Риге. Да, мне бы еще один шкаф или раздать одежду, которую долго не надевала. Столько всего не нужного… Почему люди так любили цепляться за старое, прошлое, берегут пустое и забытое? И я такая же. Или нет?

Днем позвонила Ангелине в Израиль. Операция по пересадке костного мозга ее сыну прошла успешно. Их с мужем ждал долгий и сложный период реабилитации.

Вера звонила, уговаривала пойти в клуб на концерт, но наша няня на выходных с внуками, Марата просить посидеть с двойняшками, пока я тусуюсь — это приговор, тлен и мрак. Других вариантов не было.

— Приехали! — вышла встречать своих бандитов и свекровь. — Не устали? — помогла раздеться маме Жанне. У меня даже мысли не было называть ее как-то иначе. Сначала, да. Не знала, как общаться, даже на звонки не отвечала, но мы поговорили. Она выразила мне поддержку и как бы не любила сына, но просить за него не стала.

— Нормально, Поля. Что еще бабушке делать.

Я отправила детей мыть руки, а сама поставила чайник. Ильдар с Лианой выгулялись и, перекусив пирогом, ушли лежать и смотреть телевизор.

— Поля, я поговорить хотела, — осторожно начала мама Жанна, — может, позволишь хоть иногда брать Ильдара с Ляной к нам? Адам соскучился, он с нами гулял сегодня, но бурчал, что дети в доме не бывают. Мы ж собаку им взяли: щенок скучает, да и внуки спрашивали о нем.

— Я понимаю, просто…

— Ты же не думаешь, что мы можем украсть внуков? — неожиданно ахнула. — Мы бы никогда, да и Марат не позволил бы! Я бы сама не позволила!

— Нет-нет, что вы! — замахала руками. — Просто вся эта ситуация с… — бросила на нее короткий взгляд, — отрикошетила в нас. Я не берусь судить чужую культуру и традиции, но мои дети… Мама Жанна, я боюсь, что для них это может стать нормой.

— Ох, Адам, и заварил ты кашу… — тяжело вздохнула, помянув мужа. — Марат поступил отвратительно, и это совсем не про религию. Это в принципе про мужчин. Поля, дурак он, но тебя любит.