Глава 40
Полина
Я сидела на берегу, подставляя лицо теплому солнцу. Мне нравилось здесь: небольшой домик у реки, очень уединенный, хотя на другом берегу активная оживления трасса.
Паша чистил сабы, на которых мы совсем недавно катались. Я первый раз стояла на доске, никогда меня не привлекали активные виды спорта. Разве только лыжи зимой.
— Ты часто проводишь здесь выходные? — вытянулась в шезлонге. Совсем скоро лето, и погода уже баловала приятным теплом. Речной московский загар — то что доктор прописал!
— Почти всегда. Летом в Москве нереально. Я на работе до ночи, а в пятницу вечером сюда.
— Здесь классно, — согласилась я. Природу я любила.
— Зимой тоже. Снег, лед, тишина. В доме камин, шкуры, плед…
— Паш, тебе говорили, что ты сладкоречивый дьявол?
— А ты маленькая бунтарка, — подмигнул мне. Я рассмеялась. Мне с ним было весело. Мы недавно ходили в кинотеатр рядом с клиникой и смотрели «Джанго Освобожденный». Индивидуальный просмотр исключительно для нас. Паша, как джентльмен, не позволял мне платить, а я как современная эмансипированная женщина все порывалась это сделать. Но даже меня смутила цена за трехчасовой фильм в личном зале. Раньше я и не знала о таком месте у самых стен Кремля.
— Я большая бунтарка, — отстегнула бретельки от бюстье, чтобы не портили загар. — Здесь, конечно, не озеро Комо, — рассуждала с иронией, — но неплохо.
— Озеро Комо, говоришь, — Паша неожиданно подошел и подхватил меня на руки, усаживая сверху.
Наши отношения сложно поддавались стандартной классификации: мы больше, чем друзья, но черту полноценных любовников не перешагнули. Я хотела Пашу, меня тянуло к нему.
Мне нравился он. Быть с ним. Улыбаться и смеяться. Я полюбила его короткие тугие кудри. Мне нравилось дрожать в его объятиях. С ним я просто женщина. Легкая, свободная, счастливая. Никому ничего не должна, в том числе и ему самому.
Паша тоже хотел меня и не скрывал. Это тоже мне очень нравилось. Он не подгонял меня, не брал нахрапом, но его близости хватало, чтобы потерять голову. Я с ума сходила от его поцелуев.
— Может, в конце июня на озеро Комо махнем?
Тринадцатого числа у меня второе слушание в суде. Паша об этом знал. Дети будут в Варне у моих родителей, а я стану официально разведенной женщиной. Меня влекло к Паше, мы много экспериментировали: как получить удовольствие и остаться в рамках «никакого секса». Глубокий петтинг придумали не зря. Вот и сейчас он зубами оттянул чашечку купальника и прихватил острый сосок, вжимаясь в меня напряженным пахом. Это очень тонкая игра и очень возбуждающая.
Я не хотела навешивать ярлыки на наши отношения. Форсировать события и планировать что-то. Сначала развод, потом свобода, а дальше кто знает. Я не загадывала наперед. Конечно, мы станем с Пашей любовниками, это уже константа. Я слишком хочу его. Но только тогда, когда стану окончательно разведенной. Паша это принял. Если бы нет… На нет и суда нет.
— Я не знаю пока… — выдохнула, зарывшись носом и пальцами в его волосы. Они пахли солнцем и апельсином, а где-то в конце горчили ладаном. — Марат не хочет отпускать детей за границу. А как там пойдет с разводом… — Паша еще плотнее вжал меня в напряженный пах. — Потом еще споры с имуществом.
— А в Варне сколько пробудешь, если с бывшим договоритесь?
Паша называл Марата исключительно бывший. Никогда не говорил «муж». Я иногда подначивала Реутова, говоря, что завожу его, потому что замужняя женщина. Тогда он просто смотрел мне в глаза, и я верила. Если это не так — это будет на его совести. Я больше на свою брать ничего не хотела. Не очаровываться, чтобы не разочаровываться. Я верила, что Паша не будет со мной жесток, а если будет, то мое сердце уже не так ранимо. Оно пережило слишком много и закалилось. Я не хотела одеваться в доспех цинизма, страха и подозрений к каждому мужчине, просто моя любовь больше не будет безграничной, а доверие — абсолютным.
— Дней десять надеюсь.
— Можно приехать в Болгарию? Я сто лет не был на Черном море.
Я задумалась всего на секунду. Почему нет? У нас пока еще свобода передвижения.
— Приезжай, но ты понимаешь же, что я с детьми буду…
— Понимаю, Поль, — поднялся со мной на руках. — Я тебя не подставлю перед ними. Да и перед кем-либо другим. Даже если тебе понадобится мой фейс снова, — и продемонстрировал легкую неровность в районе переносицы. Я поцеловала ее. Из-за меня все.
Он на руках отнес меня в дом. У нас там мясо отдыхало. Рибай на углях делать будем. Ну как будем: Паша сделает. Он вообще с барбекю и мангалом очень неплохо обращался.
— У нас мясо готово…
— И я готов… — обнял меня сзади, медленно и мучительно целуя в шею.
— Подожди, мне мама звонит, — выкрутилась и ответила на звонок. — Привет, мамуль.
Они с папой нас так ждали. Внуки всегда прибавляли ему жажды жить и бороться, поэтому упорство Марата относительно каникул вдвойне накаляло.
— Мам? — я услышала, как она всхлипнула. — Мама? — мне стало дурно. Дышать сложно. Не может быть. Мы же вчера разговаривали. Я очень берегла папу от истории с моим разводом, рассказала максимально без потрясений: муж встретил другую, и у них будет семья; мы тихо-мирно расходимся, никто не виноват.
Руки Паши застыли на моих плечах. Он не двигался, а я вообще окаменела.
— Полечка, вчера у папы капельница была, не выдержал он, сильная интоксикация… — мама говорила тихо-тихо, медленно-медленно, сдерживалась.
— Почему ты не позвонила? — я тоже шептала. Я не верила. Я не могла поверить! Знала, что такое могло произойти в любой момент. Пыталась внутренне готовиться, но это невозможно. Я не готова. И никогда не буду готова.
— Поля, — мама так тяжело вздохнула, — не могла. Очень тяжело…
— Я поняла, мама. Завтра вылетаем. Я буду завтра. Ты главное, себя береги. Я приеду и все… Все… Я все сделаю.
Я отключила вызов и тяжелым мешком упала на пол. Меня подхватили. Куда-то понесли, заставили что-то выпить. Звали, гладили, что-то шептали. В голове белый шум, а тело свинцом налилось. Можно, я просто калачиком свернусь и тоже уйду. Тихонечко, просто отдохнуть. Просто не страдать. Просто не чувствовать.
— Поля… Поленька…
Я открыла глаза: надо мной склонился Паша, обеспокоенный и встревоженный.
— Чем я могу тебе помочь, Поль? Что мне сделать?
— Мне нужно домой… — я попыталась подняться. — Лететь, Паша. У меня… У меня… — и я разрыдалась. — У меня папа умер…
Паша прижал меня всхлипывающую к себе и ласково гладил по волосам. Ничего не говорил. Не мучил вопросами. Не демонстрировал нарочитого сочувствия. Просто давал выплакаться и излить горе.
— Я поеду, — утерла слезы. Первая волна боли схлынула. Впереди еще принятие. А до того четыре стадии концентрированного горя.
— Я тебя отвезу.
— Нет, не нужно, — вроде уже не рыдала, а на грудь падали соленые капли, горячие, горючие, кислотой выжигавшие страдание. Отец — второй мужчина после сына, которого я очень любила. Но он ушел. Теперь там пусто. Когда-то на первом месте был Марат. Больше нет. Остался только Ильдар. С чувствами к мужчинам сейчас вообще сложно.
— Я на машине…
— Не спорь, — поднялся и принес мою одежду. Мы собрались быстро. Ехали молча. Я плакала; Паша держал меня за руку. Мне было приятно и чуточку легче. Возможно… Возможно…
Паша помог мне выйти из машины, ноги совсем ватные. Казалось, что и дороги не различала. Все плыло перед глазами. Только когда через влажную пелену двойняшек увидела, чуть прояснилось. Что они подумают… Я в таком виде… Не хотела им говорить вот так…
— Дети… — прошептала я. Паша чуть изменил траекторию и повел к ним. Я сморгнула слезы: дети казались удивленными, а Марат стоял с перекошенным лицом. Надеюсь, не будет скандала. Я просто не вывезу его истеричной ревности.
— Привет, — Реутов протянул руку Ильдару. Тот смущенно пожал ее. — Я Паша, — затем с Лианой то же самое, только еще обаятельно улыбнулся. — Я подвез вашу маму. До свидания, — и практически незаметно сжал мою руку. Паша ушел. Мне захотелось обнять своих бандитов.