После того, как Марк узнал о болезни своего друга, он был полон решимости приезжать к нему настолько часто, насколько семья, работа и расстояние будут ему позволять; помогало и то, что у него был свой автомобиль.

На вид Марк был ровесником её отца; его неохотно седеющие волосы были тёмно-рыжими, его фигура – плотной, а его лицо – таким открытым и добрым, что если его характер соответствовал бы его лицу, то было бы непонятно, как такой человек смог сойтись с её отцом и стать его лучшим другом. Узнать его поближе ей не удалось: он приезжал к ним, здоровался с ней и с её матерью и тут же уходил к её отцу. Его приветствия, однако, были настолько искренними и вежливыми – он сжимал ладонь каждой из них в своих двух руках и, чуть ли не кланяясь, извинялся за вторжение – что заставляли Киру думать о том, что он был именно таким, каким выглядел.

По прошествии нескольких лет после поступления на работу Кира могла бы сказать, что потеряла счёт времени, но это, увы, было не так: болезнь отца заставляла считать годы, месяцы и дни, и поэтому она знала, что с её начала прошло уже почти три с половиной года. Отцу становилось хуже, и они с матерью наняли приходящую медсестру, а Марк стал приезжать всё чаще и гостить всё дольше. В какой-то из этих дней Кира, сидевшая на кухне, услышала настойчивую телефонную вибрацию. Её телефон лежал рядом с ней, телефон её мамы – на столешнице, а тот, который глухо жужжал и, как выяснилось, медленно полз к краю, оказался на столе. Кира подошла к нему и увидела, что на телефоне её отца (это был именно он) отображался неизвестный номер.

– Ма-ам! У папы телефон звонит. Отнести?

Её мама выглянула из прохода.

– Слушай, мы же вроде на этот номер курьера заказывали, – спокойно сказала она, – Ответь. Это он, скорее всего.

Кира пожала плечами и подняла трубку.

– Алло.

– Эм… – протянул мужской голос, который, судя по всему, не ожидал, что трубку всё-таки возьмут; он быстро оправился, – Здравствуйте, я ищу… – уверенно начал он, но после слова «ищу» почему-то замялся.

Другой голос, женский, источник которого, судя по громкости, находился совсем близко к говорящему, зашипел «ты не представился!». Первый голос проговорил что-то в ответ и после невнятных перешёптываний, из которых можно было разобрать требовательное «назови имя!», сказал:

– Марка.

– А. Да, он здесь, – сообщила Кира: Марк приехал примерно два часа назад и всё это время сидел в комнате её отца.

Она услышала, как голос из трубки прошептал находящемуся радом голосу «он там»; послышался глухой звук (как будто бы от удара об стол), долгий громкий выдох и повелительное «скажи, пусть позвонит!», на что первый голос с вызовом ответил «тебе трубку дать?» и продолжил:

– Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

Женский голос нетерпеливо повторил «ты не представился!», с чем Кира невольно согласилась: кому перезванивать-то?

– Хорошо, но кому? – спросила она.

– Эм… Это его сын.

– Хорошо, сейчас передам.

– Спасибо! – быстро сказал он и резко повесил трубку.

Кира снова пожала плечами. Она негромко постучалась в комнату отца, приоткрыла дверь и обратилась к Марку:

– Я прошу прощения, но, – начала она, приподняв вверх телефон, – вас искал сын. Говорит, до вас не дозвониться.

На лице Марка отразился ужас: он хлопнул ладонью по карману брюк; поняв, что телефон не был потерян, он быстро вытащил его, пролепетал «почему он выключен?», сказал Кире «спасибо», кинув на неё такой благодарный взгляд, как будто бы она спасла его от банкротства, бросил другу «извини, я на момент» и, внимательно смотря на экран включающегося телефона, вышел. Кира прикрыла дверь комнаты и, почти сразу же забыв про этот звонок, продолжила неторопливое утро своего выходного дня.

Когда умер её отец, она поняла, что, сколько ни готовься, к такому удару невозможно было быть готовой. Она помнила, как плакала и обнималась сначала с мамой, затем с тётей – как они кому-то звонили, кого-то вызывали, опять плакали, пытались понять, что нужно было делать дальше, и обхватывали голову руками; только к позднему вечеру они, тяжело опустившись на диван, решили, что сделали всё, что в таких случаях полагалось делать.

Похороны были назначены на третий день, и только через два дня они, почти побелев, вспомнили, что не сообщили новость Марку. Её мама нашла в телефоне мужа его номер, позвонила и рассказала ему о смерти друга и о дате похорон.

По прошествии нескольких недель – после спутанных дней, полных соболезнований, вязкого тумана мыслей и решения бытовых неурядиц – тётя позвала их на семейный совет. Она озвучила то, с чем Кире и её маме было неудобно согласиться, и начала требовать от них план действий по кардинальному изменению своих жизней. Она напомнила племяннице о её намерении переехать в город, а сестре – о желании продать дом, с которым и до этого не было связано ничего чрезвычайно счастливого, а после смерти мужа – и подавно. Кира и её мама нехотя сопротивлялись, говоря, что ещё было слишком рано, и что такие крупные планы требовали не одного вечера обсуждений; тётя была неумолима и слово за слово посадила им в головы ростки осознания необходимости и неизбежности больших изменений, которые нужно было начать именно здесь и обязательно сейчас. Обсуждая планы будущей жизни, мама и тётя бо́льшую часть внимания уделяли Кире – как самой молодой, ещё не жившей самостоятельно и, по их словам, засидевшейся с двумя тётушками в богом заброшенном месте.

Одним вечером, когда Кира и её мама ужинали у себя дома, у последней зазвонил телефон. Она протянула руку к столешнице и, посмотрев на экран телефона и от удивления перестав жевать, сказала с полунабитым ртом:

– О. Марк.

Наконец-то сглотнув, она, стараясь говорить как можно быстрее, чтобы не упустить звонок, добавила:

– Подходил ко мне на похоронах, предлагал часть расходов возместить. Видела его, кстати?

– Да. Больно было на него смотреть…

После этих слов её мама взяла трубку:

– Алло. Да. Да.

Она помолчала, потом, прикрыв трубку рукой, прошептала «плачет» и снова продолжила слушать.

– Да, – заговорила она в трубку, – Она здесь, кстати. Да. Я могу поставить на громкую связь. Ага. Сейчас.

Она отняла трубку от уха, положила её на стол между собой и дочерью и нажала на значок громкоговорителя.

– Это я, здравствуйте, – сказала Кира, удивлённая его внезапным желанием поговорить с ней.

– Кира? – немного робко спросил Марк, – Кира, здравствуй. Я… Я только что говорил твоей маме… В общем… Я соболезную вашей утрате и… Я не знаю, каково… – в этом месте его голос сорвался, но он справился с собой, – У меня тоже есть семья и… – его голос опять сорвался, но в этот раз он не смог сдержать плача и несколько раз всхлипнул, – Я постоянно думаю про вас и очень хочу вас как-нибудь поддержать…

– Спасибо…

– Недавно я вспомнил, что твой папа рассказывал мне о твоём образовании и где ты сейчас работаешь. Я состою в руководстве одной компании, которая… В общем мы сейчас расширяем штат и… Если ты пришлёшь к нам резюме, то тебя точно возьмут, потому что у тебя есть опыт, и… – он звучал так неуверенно, что Кире стало его очень жаль: видимо, он действительно хотел помочь, но боялся быть воспринятым, как навязывающийся благодетель, – Я не уверен, что могу предлагать такое: может, тебе нравится твоё место, и я…

Во время его речи Кира подняла на маму изумлённые, но озарённые осознанием внезапной удачи глаза. Не отрывая взгляда от мамы, она, медленно подбирая слова, ответила:

– На самом деле мне очень нравится ваше предложение, потому что я как раз собиралась переезжать в ваш город.

Марк резко вздохнул и быстро заговорил:

– Я рад! У нас очень хорошо. У нас просторный офис и… Да! Самое главное: иногородним на первые полгода, – он сделал ударение на этом слове, чтобы показать внушительную длительность этого периода, – предоставляют квартиру, чтобы можно было накопить деньги и, так сказать, твёрдо встать ногами на твёрдую… или как там?.. И квартиры, по-моему, дают в пешей доступности.