– Да это понятно, мряу!
– Тсс!
Все замерли, прислушиваясь. Вскоре отчетливо проявился и стал быстро приближаться хруст снега под чьими-то тяжелыми шагами.
Хрум, хрум, хрум, хрум.
Ритм у тех шагов был довольно странный, прерывистый, будто идущий останавливался через каждые несколько шагов, замирал на пару минут и шел дальше.
Прислушивается! – сообразил Борис. Ах, ты, хитер бобер...
Он не додумал до конца, потому что увидел появившегося на тропе великана, и все мысли в его голове замерли в священном трепете.
Когда, до этого момента, леший или кто-то другой говорили – великан, великан, он думал: ну, на голову выше него, ну на две. Но то, что увидел своими глазами, он даже вообразить себе не мог.
Волат оказался высоченным, в три человеческих роста, детиной, и ели, мимо которых он проходил, выглядели недомерками, хотя это были вполне взрослые деревья, любое достойно быть поставленным в Берендейске на площади в качестве главного новогоднего. Но ели, казалось, еще и сторонились большого человека, чтобы он невзначай не задел их дубиной, которую, играючи, нес на плече. А дубинка его, между прочим, из цельного молодого дубка была справлена.
Одежда на Волате сплошь из медвежьих шкур сшита, на ногах сапоги из мягкой кожи, на голове высокая мохнатая шапка колпаком, на груди – окладистая борода, инеем посеребренная.
«Ну, котик, твой выход», – подумал Бармалей. А Баюн будто того и ждал, тут же выскочил на тропу и встал перед Волатом. И таким внезапным и неожиданным оказалось его появление, что великан опешил. И насупился сразу, сверкнул очами. А потом разглядел, кто перед ним, и расплылся в доброй, детской, несмотря на внушительную бороду, улыбке.
– Ой, котик! – радостно, слюнявя губы, воскликнул Волат. Он спустил дубинку с плеча на землю и, опираясь на нее, склонился к Баюну. – А ты зачем здесь? – спросил он. – Ты заблудился, да?
Было видно, что великан совершенно искренно рад встрече. Ну, чисто дитя! Он протянул руку и осторожно, одним пальцем погладил кота по спине. Баюн изобразил улыбку на физиономии и выгнулся. Должно быть, ему и в самом деле понравилась великанова ласка, потому что он громко, так, что было слышно под елкой, замурчал:
– Мур, мур, мур...
Здесь Баюн, должно быть решил уже, что дело сделано, что Волат у него в лапах, но не тут-то было! Несмотря на то, что великан по натуре был сущий ребенок, про дело, ему порученное, он никогда не забывал. Потому в следующий миг он выпрямился во весь свой рост богатырский и грозно выставил дубину перед собой.
– Котик, котик, ты куда? Проходи, не делай зла! – продекламировал он похожие на заклинание от котов слова и двинул в сторону Баюна концом дубинки: – У!
Кот, поскольку по привычке стоял на задних лапах, упал назад и от испуга заорал истошно:
– Карраул! Спасите! Рразбойники жизни лишают! Шкуррку портят дырами. Мяу!
На лице Волата промелькнули непонимание, испуг и, опять же, восторг. Он убрал грозную свою дубинушку и опустился перед Баюном на колени, так ему с ним сподручней было беседу вести.
– Ну, что ты, котик, что ты?! – смешно пришепетывая, заговорил он. – Никто тебя не обижает. Да я и не позволил бы котика обидеть. Никогда. Не-а. – И он помотал головой, демонстрируя решимость встать горой на защиту Баюна. Но тот не успокаивался.
– Как же никто не обижает?! – голосил он. – А ты? А сам? Палкой грозишь!
– Нет-нет! – запротестовал Волат. – Не угрожаю! Смотри, я уже убрал ее. И он задвинул дубинку подальше за спину, в снег, впрочем, так, что при необходимости мог сразу же схватить ее в руки. – Ты как здесь оказался? – снова стал допытываться великан.
– Похоже, я, мряу, заблудился, – воспользовался предложенным самим Волатом сценарием Баюн. – Шел-шел, да и сбился с пути. Я эту часть Ррусколанского леса совсем не знаю.
– Так ясно, ее никто не знает, – согласился Волат. – А куда шел-то?
– Послала меня Ягодинка Ниевна... Знаешь мамашу Фи? Так вот, послала меня хозяйка, мряу, на Горелое болото, избушку ее вольноотпущенницу проведать. Она там, на болоте свой век доживает. Только не нашел я болото Горелое. Обычно по запаху его находил, а тут и запаха никакого не слышно, вот и сбился с пути.
– Так ясно же, теперича все снегом завалено, как можно дорогу найти? Ии-и-и! Никак! Придется тебе, котофеич, обратно, восвояси отправляться. Объяснишь хозяйке, так, мол, и так, заблудился, дороги нет...
– Не могу я! – горячо, с полными ужаса глазами возразил Баюн. – Потому что было у меня и другое задание, не выполнив которое мне лучше вовсе не возвращаться.
– Это, какое задание? – навострил ухо любопытный Волат.
– Не имею права рассказывать, – сказал кот, – но тебе, мряу, скажу. – Он огляделся по сторонам, проверяя, не подслушивает ли их кто случайный, потом поманил лапкой великана, чтобы тот придвинулся еще ближе, и зашептал, задышал ему в ухо: – Велено мне принести с Горелого болота десяток яиц, тех, что избушка там снесла и приготовила. Яйца нужны для торта, который Ягуша будет печь в аккурат для Хрустального бала. Нет яиц, нет торта. А без торта не будет и бала. Какой же бал без торта?! Разумеешь теперь, почему не могу я назад возвращаться. Без яиц-то?
– Ах, бал! Ах, торт! – восхитился Волат. И тут же опечалился: – А меня на бал Хрустальный никогда не приглашали. Говорят, куда тебе? Такому большому? С кем ты там танцевать собираешься? С елкой, что ли? Только она тебе под стать. – Он вздохнул так грустно, что Баюн прослезился. – А я и с елкой могу! – сказал Волат с вызовом. – А могу и в сторонке посидеть, просто посмотреть, как другие танцуют. Все лучше, чем одному в лесу куковать. Ах...
– Да... Несправедливо получается, – сказал Баюн.
– Несправедливо, – согласился Волат и снова вздохнул с душераздирающей тоской. Смахнул слезу из уголка глаза и вернулся к разговору. – Но ты, котик, прав, без яиц нормального торта не получится. Мне его не попробовать, но жаль будет, если и другие без лакомства останутся. Так ты это, ты иди во-он в ту сторону! Если будешь держаться все время прямо, то в аккурат на Горелое болото попадешь.
– А не мог бы ты, брратец великан, сам меня туда отнести? Что тебе стоит. Боюсь, если я один пойду, так снова потерряюсь, и тогда никто уже меня не найдет. И замерзну я там, и пропаду в лесу, в окияне снежном.
– Не-е-е, – великан затряс головой и встал. – Я же на службе дозорной, не могу отвлекаться. Нет, котик, со всей душой помог бы, но не могу. Не серчай...
– А я знаешь, что мог бы за это для тебя сделать? – продолжал уговаривать кот вкрадчиво. – Я мог бы уговорить Ягодину Ниевну исправить несправедливость в отношении тебя проявленную, да пригласить тебя на Хрустальный бал.
– Ой! Правда что ли? – воскликнул Волат и просительно прижал руки к груди.
– Думаю, да. Думаю, мряу, может получиться. Мамаша меня частенько слушается. И хоть ты в «Корчмуу», конечно, по размеру никак не влезешь, мы могли бы организовать для тебя угощение и праздник снаружи, перед входом. Многие с удовольствием бы с тобой поплясали.
– Ой, как здорово! – размечтался большой человек. – Я так люблю танцевать!
– Только есть загвоздка, – продолжал плести свой хитромудрый заговор кот. – Если я не попаду на Горелое болото к Избушке на курьих ножках, никакого Хрустального бала не будет.
– Ой, а как же? Я не могу! Отвлечься с дозора. Мне строго-настрого запрещено покидать тропу...
– Так ты же ненадолго! Ты, например, можешь идти семимильными шагами. Раз – и ты там, раз – и здесь!
– А ведь и правда, могу!
– К тому же, пока будем с тобой идти, я спою тебе песнь про твой народ. Про великанов волотов, слыхал? Нет? Ты знал, например, что в стародавние времена все великаны звались волотами, или, иначе, велетами? Как лешие – лешими, а коты – котами?
– Слышал, конечно, только давно уже. Да и кто же мне расскажет, я из тех велетов один-одинешенек во всем Русколанском лесу остался.
– А то, что они, велеты, дети бога ночного неба Дыя, как ты теперь здесь, раньше ходили дозорром и охраняли границу между Навью и Явью? Это теперь она невидима, а пррежде все было не так. Знал ты это?
