– Эвона, куда забрались, – сообщил леший, отдышавшись. – Сушь-глушь!

– Точно! – согласился с ним Бармалей. – Реальная глухомань!

– Для кого глухомань, а для нас – Ррусколань! – заявил кот.

– Я в том смысле, что место тут пустынное. В любую сторону кричи – не докричишься!

– Это, мряу, как крричать будешь. И вообще, нам тут нравится. Правда, леший?

– Абсолютно! – коротко и авторитетно обозначил полную свою погруженность в тему любви к родному краю леший.

В лапах у кота откуда-то появилась котомка, по виду похожая на солдатский вещмешок, сидор, но куда меньшего, кошачьего размера. Бармалей, хоть убей, не помнил, была ли она у Баюна раньше. Но кот вопросами легализации невесть откуда берущихся котомок не заморачивался. Он скинул с лап варежки, которые тут же повисли на его шее на резинке. Ловко орудуя когтями, быстро развязал мешок и достал из него голубой в белый горошек из ситца узелок. В узелке оказался резаный пирог из «Корчмыы», шматы стопка. Кот выдал по куску каждому.

– О, тепленький еще! – обрадовался Бармалей.

– Медынь-малинь! – выразился одобрительно хозяин леса.

Какое-то время ели молча, не считать же взаимное причмокивание и пофыркивание разговором. Леший справился с куском кулебяки первым.

– Уф, хорошо! – стряхнув с бороды крошки, речил он. – Что хочу сказать...

– Да-да, – откликнулся Бармалей, отправляя последний кусок пирога в рот. Подкрепившись, он чувствовал себя вполне отдохнувшим, готовым к свершениям и даже к подвигу.

– Так что, други мои, до Гредневой берлоги мы почти уже достались, осталось чуть, – стал объяснять диспозицию леший. – Вона, за ельничком, спуск в лог начинается. Там, в низине, ручей протекает, чуть дальше он в реку Смородину впадает. Ручей ентот даже в самую лютую стужу незамерзающий, вот как, на его-то бережку берендей дом свой поставил. Ну и, берлога его там же, чуть поодаль. Уф! А поверху лога, вот здесь, как раз Волат дозором ходит. Нас он покуда не видит, потому лежим спокойно, курим. Но дальше ждут нас испытания, к ним должным образом след приготовиться. Их предстоит три. – Он поднял руку, отсчитал на ней три пальца и показал всем – для наглядности. – Три!

– Огласите весь список, пожалуйста, – попросил Бармалей.

– Первое! – леший с натугой придавил два пальца обратно к ладони, оставил один, который и продемонстрировал. – Первое, это как раз Волат. Пока он ходит дозором, не отвлекаясь, мышь мимо него не проскочит. Волата надо отвлечь. Этим, Баюн, ты займешься. Зубы заговаривать, да сказки сказывать, это твоя специализация.

– Не будь я Баюн! – согласился со своей участью кот.

– Второе! – леший с хрустом разогнул еще один палец и поднял руку. Знак, который он показал, был похож на латинскую «V». На концертах, в прошлой жизни, Бармалей тоже часто демонстрировал его со сцены. Для него он тогда означал «Виктория», типа, победа будет за нами. Типа... – Как я уже говорил, – или не говорил? забыл? – берлогу свою берендей заговорил, и теперь она для посторонних невидима. Кто угодно пройдет мимо, не заметит. Снятие заговора, самое трудное, я беру на себя.

– Самое трудное? – удивился Бармалей. Он внимательно слушал речь лешего, и то, что он слышал, ему все меньше нравилось.

– Конечно! – заявил леший убежденно. – Может, кто-то еще знает, как заклятия снимаются? Может, ты?

Бармалей цыкнул зубом и промолчал.

– А коль нет, то и нечего залупаться, – продолжал леший с обидой в голосе. – Делай, что тебе сказано, волынь-полынь! И, ладно уж, чтоб кое-кто не плакал тут, беру на себя задачу медведя разбудить и из берлоги выманить.

– Та-ак, – Бармалей приподнялся со снежного ложа. – Интересно, что же ты мне оставил? Какое такое упражнение?

– О! Сложность номер три! – леший поднял над головой вилку из трех пальцев. – Тебе самое простое выпало. Того медведя, когда он из берлоги с ревом выскочит, надо будет остановить, привести в чувства, ну и завязать с ним переговоры. Тогда уже и мы с котом подключимся.

– Конечно, самое легкое мне! Я почему-то даже не сомневался! – стал не на шутку заводиться Бармалей, осознав, что ему уготовано. – Медведя загнать! Голыми руками!

– Не загнать! Не загнать! Тебе всего лишь надо с ним конструктивный диалог наладить. И договориться о сотрудничестве.

– Ну, да, договориться! Это когда он из берлоги в ярости выскакивает, да на меня бросается? Договориться? Как же это сделать? На бегу, что ли?

– Выходит, что на бегу. Других вариантов, уф, нету.

– Ну, или, мряу, заставь его как-то остановиться, – вмешался со своим советом Баюн.

– Остановиться?! – уж точно не мог остановиться Борис. – Ты сам-то когда последний раз медведя на бегу останавливал? Или хотя бы видел его бегущим? За тобой?

– Никогда, мряу, не видел. Но я знаю...

– Он знает! Вот ты иди к берлоге, и все тогда узнаешь!

– Мил-человек, – решительно остановил спор леший. – Надо тебе это, не надо, только все равно на тебя выпало. Кроме тебя, в лесу волшебном героев больше нет. Ты, собственно, за каким рожном к нам сюда явился? За этим же? Вот, давай, действуй. А мы тебе все условия создадим. Все, что от нас зависит.

Бармалей замолчал. Он долго смотрел на лешего, не мигая, осмысливая, что тот ему сказал. Вообще-то, Бармалей не собирался всеми этими вещами заниматься. Тем более, в герои не напрашивался. Думал, найти по-быстрому Снегурочку в лесу, да и свалить с ней сразу домой. Не вышло. Судя по всему, придется ему во всем участвовать, по максимуму, не отвертеться.

– Тогда мне нужна рогатина, – сказал он.

– Это что еще такое? – удивился леший.

– Пика такая длинная с перекладиной. С ними на медведя ходят.

– Ты с ума сошел! – вскричал леший. – Не выдумывай! Какая еще пика? Нам медведь живым нужен!

– Вы ставите невыполнимые условия!

– Мил-человек, не морочь нам и себе голову, – начал горячиться леший. – Ведь на твоих ногах Ягусины валенки-топтуны. В них ты не то, что от топтыгина косолапого, от кого угодно убежишь. Ну, вспотеешь немного, не без этого. Главно дело, под ноги смотри внимательно, чтоб не споткнуться. Ничего!

– Мне, мряу, тоже нелегко, – заявил Баюн с важностью. – Зубы заговаривать да сказки сказывать, друг мой, это тебе не лапами по дороге сучить. Это искусство!

– Да что ты говоришь! – язвительно, со злостью отвечал Бармалей. Он не любил, когда его припирали к стене, не оставляли выбора, потому и злился. – Тебе то что? Ты же профессиональный убалтыватель, вроде армейского замполита. Где остановился – там и трибуна. Рот закрыл – рабочее место убрано. Думать не нужно, все слова уже в голове по порядку разложены. А выступать все равно где, хоть перед муравейником!

– А вот это было обидно! Насчет муравейника, – сказал кот и надулся.

Бармалей подумал, что, пожалуй, да, перегнул палку. Чего это он так разошелся? Подумаешь, от медведя убежать. Это он мигом!

– Ладно, забудь! – он ласково потрепал Баюна за холку. – К тебе мое брюзжание не имеет никакого отношения. Ты реально крутой мастер уговоров. В смысле, и мертвого уговорить можешь. Прости, если что.

Кот отмахнулся.

– Да нет, я просто...

– Вы закончили? – спросил терпеливо ждавший, когда спутники договорятся между собой, леший. – Отлично. Тогда пошли.

До ельника, за которым по тропе ходил дозором великан Волат, действительно, оказалось недалеко, пять минут хода. Там они, по знаку проводника, снова залегли в снег. Залезли под распластанные над самой землей еловые ветви и затаились.

– Почему бы нам не пройти, пока никого нет? – спросил Бармалей.

– Не получится. У великана такой тонкий и направленный слух, что мышь незамеченной через тропу не прошмыгнет. Нас он и подавно засечет, и тут же явится со своей дубиной, – объяснил лесной сержант. – А теперь тихо! Ша! – скомандовал он приглушенно. – Стынь-сарынь! Мы на исходной позиции. Баюн, приготовься, да смотри в оба! Волат с того боку появиться должен. Как увидишь, выходи навстречу и бай ему, что хочешь, что на ум придет, но чтобы он с этого места не сошел. А, нет! Наоборот! Уведи его отсюдова!