— Джок, — негромко позвал я нашего долговязого, — в фургон их.

— Ага, — отмер тот и очень аккуратно сунул её во внутрь. — Не бойся, малышка, сейчас дядя Иван покажет, куда тебе сесть.

— Джок, принимай, — поторопил парня старик.

— Порву гада, — прорычал, продолжавший стоять возле меня Бёдмод, но успевший отослать своих парней к повозке стражей, находившейся неподалёку, тут же во доре.

— Кого⁈ — не понял я.

— Старосту местного! — явно сдерживая себя, прорычал страж. — Вон в окошко подсматривает! Как с тварями разберёмся, — сразу и порву! Даже на поединок вызывать не буду гадину!

— Мне нравится твой настрой, волколак.

Тут с улицы в ворота застучали и истошно заголосили:

— Гиса! Лика! — переполошившиеся матери за детьми прибежали.

— Мама, мама! Я здесь! Хочу к маме! — закричали в ответ из фургона.

— И что делать будем⁈ — как-то совсем беспомощно, заглядывая мне в глаза, выдавил Бёдмод. Вот так всегда — крутой мужик, готовый насмерть с тварями драться, зубами им глотки рвать, лишь бы продать свою жизнь подороже, теряется, если слышит женский или детский плач. Что делать? Да ещё так, чтобы всё хорошо получилось, — мне бы кто подсказал!

— Открывай ворота, Бёдмод, быстрее! Только сюда не пускай! Детей из фургона к матерям!

Волколак бросился к воротам, а Джок, сунувший было вовнутрь фургона очередного малыша, тут же выдернул его обратно и отдал в руки Агееча. Миклуш, всё ещё держащий девчушку на руках и успокаивающе поглаживающий её по волосам, стремглав помчался к воротам, сумев как-то при этом и ещё одну свою подружку за руку схватить и за собой поволочь. Бёдмод, скинув здоровенный брус, служащий запором, приоткрыл ворота и тут же зарычал-заорал, сдерживая рвущихся сюда женщин.

Миклуш поднырнул под лапу удерживающего дверь стража, скинул в щель между створками девчушку прямо в протянутые женские руки, а потом пихнул туда же и ту малышку, которую тащил за собой. Тут же отскочил в сторону, пропуская мелкого пацанёнка и ещё одну девчушку, а потом рванул к споткнувшейся и упавшей на землю девчонке, помог ей подняться и, увидев, что та не может встать на ногу, рывком забросил её на плечо и потащил к воротам.

Я лишь хмыкнул, оценивая поступок своего воспитанника: правильный пацан растёт, — настоящим, без гнильцы мужиком станет, если я его раньше за проказы не прибью. Несмотря на творящуюся вокруг тамашу, как называл подобный бардак мой отец, я, можно сказать, столбом стоял и лишь, головой крутил, оценивая происходящее.

Не вовремя, ох, как не вовремя, староста, ты нам подлянку с детьми устроил. Успеем ли до прихода тварей? Ещё и бабы эти набежавшие. И не объяснишь им ни черта, — они сейчас, как обезумившая стихия, проще сделать, как они хотят. Вот только успеем ли? Что-то я ещё забыл…

Гнак! Где этот гоблин⁈ И Бурого не видно! Что мелкий никак загон не откроет? Да, быть такого не может! Что случилось?

— Уау-у-у-у! — раздалось оглушительно и рядом, прямо вот здесь!

И заголосили-запричитали бабы с той стороны ворот.

— Бегите! Прячьтесь! — рычит-орёт Бёдмод. Миклуш подталкивает в спину последнего пацанёнка и тянется помочь захлопнуть створку ворот.

— Бёдмод, стой! — ору, пытаясь перекричать женский гвалт, потихоньку уходящий куда-то в сторону. — Миклуш! На улицу! Уходи отсюда!

— Нет!

Как ошпаренный стервец отскакивает от ворот и, обернувшись, неверяще переводит взгляд с меня на Агееча и обратно: — Нет! Твари же идут! Не уйду!

— Живее, пацан! — рычит Бёдмод!

— Нет! Дядя Чэч! Я… Не прогоняй! Я же бродяга, как и вы! Ты сам сказал!

Сука! И что же делать⁈ Тут его оставить, — сдохнет вместе с нами! А прогнать — жизнь ему сломать!

— Чэч, пусть остаётся, — положив ладонь мне на плечо, негромко попросил Агееч.

— Живо в гнездо! И не дай боги, появление тварей зевнёшь — выдеру!

— Есть!

— Уау-у-у-у! — сколько безумной ярости и злости и… Боли? И обещания отомстить.

«У меня, что действительно, глюки на фоне стресса разыгрались?» — промелькнула шальная мысль. Но я готов поклясться, что именно эти чувства услышал в вое.

— Му-у-у! — послышалось трубное мычание, заглушившие на миг душераздирающий вой тварей. Громыхая копытами, разъярённо хлестая себя хвостом, из хлева вылетел настоящий корабль, да что там корабль — броненосец Проклятой пустоши, — наш верный и обычно такой меланхоличный, Бурый, готовый принять бой с любой тварью. Следом за ним, с не менее грозным видом бежал бык стражей Вестара.

— Помогите!

А вот и Гнак объявился. Мелкий гоблин буквально волок по земле дородную вдовушку, перекинув её руку себе на плечо.

— Она ногу подвернула!

Теперь понятно, куда он пропал, попробуй покантуй тело, весящее раза в два больше тебя. Но молодец — не бросил.

— Джок, помоги!

Долговязый тут же кинулся на помощь своему приятелю.

— В повозку её.

Полусотник, стоявший на облучке, приготовился её принять.

— Уау-у-у-у! — вой подавлял, обещая скорую гибель всем, до кого доберутся твари.

— Му-у-у! — «Много вас таких было! Их кости в пустоши под дождями желтеют!» — вселяя в нас уверенность, в очередной раз заглушив вой, раздался ответ Бурого, вставшего на левом, привычном для себя, фланге нашего построения.

— Му-у! — вторил ему чёрный собрат, бык стражей Вестара!

— Варау-у-у! — подхватили два полуобернувшихся волколока, занявших своё место на правом фланге, готовые показать — кто в баронстве хозяин!

Передо мной появилось испуганное лицо Ушастой. Дриада прикрыла своими маленькими ладошками рот, словно сдерживая какие-то слова. Мы встретились с ней глазами. «Только выживи!» — послышалось мне тихое журчание ручейка, донёсшееся из изумрудной пучины. Мгновение — и лицо исчезло. Показалось, наверное…

Я ещё раз осмотрелся. Слева от меня стоял верный Агееч, как и я, сжимавший в руках арбалет. Справа мрачным, но надёжным утёсом, занял своё место Полусотник. Дальше, скаля зубы, ярились полуобернувшиеся волколаки, сжимая в лапах здоровенные секиры. За их спинами, с побелевшим, но решительным лицом совсем ещё молоденький страж-возница, обычный хуман со щитом и копьём. Позади нас на облучке Джок и Гнак, — совсем ещё молодые парнишки, отправившиеся в пустошь, чтобы стать мужчинами. В своём гнезде на крыше фургона — крутил головой Миклуш, сосредоточено исполняя приказ, что он должен увидеть тварь первым. Мой непослушный сын…

Тут мне показалось, что на крыше дома старосты я краем глаза заметил какое-то движение, но сколько ни всматривался в густеющие сумерки, ничего не увидел.

— Уау-у-у-у! — воздух буквально разорвало от обрушившегося воя.

— Повеселимся, бродяги! — заорал я, прогоняя все сомнения прочь.

— Да-а! — рёв восьми глоток был мне ответом.

Интерлюдия 4

Деревня Мокрый нос, край крыши дома старосты.

— Он, что меня заметил? — по давней привычке, выработанной десятилетиями одиночества, пробормотал разумный, одетый с виду в простой дорожный плащ. И лишь немногие знающие, могли бы назвать его истинную цену, во много раз превосходящую стоимость того же баронства Вестар, со всеми его подданными и недрами. Разумный стоял на краю крыши дома старосты, будучи полностью уверенным, что не видим и не слышим для любого разумного в округе.

Но тем не менее молодой бродяга с очень скромными характеристиками Пути возвышения, явно вглядывался в то место, где стоял наблюдатель, пытаясь что-то рассмотреть. Любой другой на месте незнакомца просто отмахнулся бы, высокомерно посчитав это случайностью. Но наблюдатель не прожил бы столько лет, наполненных бесконечными боями за могущество, если бы упускал такие мелочи.

— Как ннтере-есно, — протянул он, внимательно изучив как первичные статы и умения, так и недоступные даже самому бродяге на его уровне, характеристики. — Это на него симбиоз с оттиском сознания дриады так повлиял? Но в любом случае только этого бы не хватило. Следовательно, у паренька есть что-то более глубокое, скрытое даже от моего взора, случайно проявившее себя. А это… Я бы сказал, — невозможно, но как бы глупо и самонадеянно это прозвучало. К тому же дриада не прижилась бы у простого хумана, — давно проведённые эксперименты показали, что сознания этих разумных почти несовместимы. Значит, надо это что-то прорастить и изучить, что же это такое.