— Какого черта ты мне это показываешь?

Она показывает через поле.

— Это тренер Оливера.

Я смотрю на чувака, который стоит рядом со скамейкой команды, хлопает в ладоши и выкрикивает указания детям, а затем возвращаюсь к парню на экране.

— Серьезно? Зачем он это делает?

— Он работает над тем, чтобы стать фитнес-инфлюенсером.

Я разражаюсь громким смехом. Иден шлепает меня по руке.

— Заткнись, — шипит она.

— Ты знала, какой будет моя реакция, еще до того, как показала мне это.

Она делает вид, что закатывает глаза, а затем убирает телефон в задний карман.

— Дом позвонил мне сегодня утром. Он сказал, что без социальных сетей ты в пролете, — она делает паузу, чтобы ткнуть пальцем мне в грудь, — поэтому я пытаюсь показать тебе, что есть и другие люди, другие парни, такие же, как ты, которые выставляют себя на всеобщее обозрение.

— Дай угадаю. Дом попросил тебя образумить меня.

Это было бы очень похоже на нашего кузена. Всегда говорил моей старшей сестре, когда я в чем-то упирался. Так было всю мою жизнь.

Она кивает.

— Именно так.

— Иден, у меня отрицательный процент вероятности того, что я опубликую видео, где я поднимаю тяжести.

— Ну, конечно. Ты бы сделал что-то, связанное с твоей сферой деятельности. Например, прочитаешь отрывок из своей книги или…

— Этого никогда не случится, — перебиваю я.

Она делает грустный взгляд, который показывает, как ей жаль меня.

— Прекрати это делать, — я машу рукой перед ее лицом. — Теперь я вполне способный читатель.

В детстве у меня была настолько сильная дислексия[xxiv], что в итоге я оказался в школе, специально созданной для детей с таким диагнозом и обучающей методам преодоления неспособности к обучению. Но не раньше, чем меня начали дразнить в моей первой школе, где я зажимался и заикался, когда наступала моя очередь читать вслух.

— Тебе должно быть приятно узнать, что я собираюсь завести аккаунт.

Глаза Иден расширяются, в светло-карем оттенке пляшет волнение.

— Но я не буду им управлять, — добавляю я.

Ее брови сдвигаются в замешательстве.

— За меня все сделает маркетинговая фирма.

Я думаю. Верно? По позвоночнику пробегает дрожь. Я не до конца понимаю, во что ввязался. Я узнáю больше в понедельник на встрече, на которую Пейсли пригласила меня вместе со своей командой.

— На какие деньги? — спрашивает Иден.

Мама Пейсли попала в точку, когда назвала меня голодающим художником.

— Ну, дело вот в чем… — отрезаю я, и каждый мускул моего тела напрягается, когда Оливер получает мяч.

Он делает один удар. Потом два. Обманывает защитника приемом, которому я научил его в прошлом сезоне.

Он разворачивается, бьет по мячу, и тот влетает в сетку, оказавшись вне досягаемости вратаря.

Мы с Иден прыгаем вверх-вниз, размахивая руками и крича. Оливер смотрит на нас и сияет. Он показывает на меня и повторяет движение.

Сложив руки вокруг рта, я кричу:

— Молодец, приятель!

Игра возобновляется в центре поля, и Иден спрашивает:

— Ты что-то говорил?

— Никаких денег, — отвечаю я, сердце все еще стучит в груди, а волнение утихает. — Владелец маркетинговой фирмы — мой знакомый по колледжу. Мы работаем по бартеру.

Брови Иден взлетают вверх.

— По бартеру? Что ты мог предложить? Я очень сомневаюсь, что кому-то нужна твоя коллекция оловянных статуэток «Властелина колец».

— Ха-ха, — произношу я без особо энтузиазма.

Иден пристально смотрит на меня.

— Выкладывай. Что ты предложил этому человеку?

— Свои… — мой мозг лихорадочно подбирает нужное слово. — …услуги.

Я морщусь. Это был неудачный выбор слова.

Лицо Иден искажается от ужаса.

— Как любовник?

Закатив глаза на сестру, я качаю головой.

— Нет. Я…

Она поднимает руку.

— Не бери в голову, я не хочу знать.

— Бывший парень Пейсли женится на ее младшей сестре, шутка вышла боком, и теперь ее семья считает меня ее парнем, так что я собираюсь стать ее притворным кавалером на неделю, пока она будет заниматься маркетингом моей книги, — я объясняю ей логистику и местоположение.

Иден уставилась на меня.

— Это либо очень умно, либо очень глупо. Я не уверена, что именно.

— Я в курсе.

Иден легонько бьет меня по руке.

— Какая она, Пейсли? Может, тебе стоит попробовать встречаться с ней по-настоящему, а не понарошку?

Скрестив руки, я говорю:

— Я ей вроде как не нравлюсь.

Иден качает головой, как будто неправильно меня расслышала.

— Ты собираешься провести неделю на острове, притворяясь, что тебя привлекает кто-то, кому ты вроде как не нравишься? — она вскидывает руки вверх. — Что может пойти не так?

Сарказм сочится из каждого слова.

— Это больше похоже на плохую идею, чем на хорошую, Клейн.

Я пожимаю плечами, изображая безразличие. Плохая идея или нет, но я заключил сделку. Кроме того, я ни за что не прикоснусь к социальным сетям.

— Низкий риск, высокая награда. Я хочу воплотить в жизнь свою мечту стать автором. Все, что мне нужно сделать, — это перелететь через всю страну и провести неделю на острове, наблюдая за свадебными махинациями богачей. Там наверняка будет много алкоголя высшего сорта и вкусной еды.

Иден постукивает себя по подбородку, обдумывая мои слова.

— И торт, — добавляет она, принимая участие в разговоре. — Ты ведь любишь вкусный торт.

Я киваю.

— Именно так.

В нашей семье ходит шутка, что в детстве я был первым в очереди за куском торта на День рождения, даже если он был не мой.

— А девушка, для которой ты это делаешь? Пейсли?

Что-то в моей груди сжимается при упоминании ее имени.

— Я делаю это для себя, — напоминаю я Иден. — Ради моего будущего. Ради моей мечты стать опубликованным автором.

Но так ли это? Мысль о том, что Пейсли будет страдать на свадьбе в одиночестве, поглотила меня после того, как я оставил ее вчера вечером. Если бы Холстон не была блестящим мозгом, стоящим за этой схемой, я, возможно, вызвался бы поехать с Пейсли безвозмездно.

Иден отмахнулась от моего напоминания.

— Верно, верно. Но для Пейсли это тоже выгодно.

Не настолько, как для меня, на мой взгляд, но что я знаю? Может, появление парня для нее имеет такое же значение, как для меня моя карьера.

— Конечно, да. Пейсли это выгодно.

— Ты уверен, что там ничего нет? Между вами двумя? Ты говоришь, что ты ей не нравишься, но она не стала бы тащить тебя через всю страну и знакомить со своей семьей, если бы ты действительно был проклятьем ее существования.

Я уже качаю головой, прежде чем она заканчивает фразу.

— Ни за что.

— Значит, нет никаких шансов, что вы окунетесь в атмосферу знойного острова, счастливой жизни и влюбитесь?

— Вероятность — ноль процентов.

— Почему ты говоришь это с такой уверенностью?

— Она была на моем первом занятии по творческому письму в колледже. Нам поручили анонимно раскритиковать рассказ сокурсника, и мне достался рассказ Пейсли. Я не знал, что это ее рассказ, и разорвал его в клочья.

Сестра бросает на меня взгляд, который говорит: «Ты такой тупица».

— Это было ужасно. Она догадалась, что это я. Я понял, что это она. Она плакала. И она до сих пор ненавидит меня за это.

Иден скрещивает руки.

— Это еще не все.

Я хмурюсь.

— Как это?

— Если только она не самый злопамятный человек в мире, есть что-то еще. Причина, по которой это причинило ей такую глубокую боль.

— А может, это именно то, на что похоже.

Иден закатывает глаза.

— Не будь таким чуваком, Клейн, — она похлопывает меня по голове. — Используй свой мозг.

Хм. Может ли такое быть? Может, дело не только в смущении? Эта мысль будоражит мое воображение, подталкивая меня к размышлениям. Когда я разрабатываю персонажей, я накладываю на них слои эмоций, начиная с поверхности и прорабатывая глубже. Гнев — это не просто гнев, а реакция на эмоции, лежащие в основе.