— Присаживайся. Разговор есть, — указываю рукой на диванчик напротив и мужчина садится, положив руки на стол. Черная кожанка тут же собралась на руках в гармошку, а у меня снова заныло в груди от того, насколько он хорош. Белая рубашка, темные брюки, аккуратная стрижка и любимые глаза. И почему у нас, да и вообще у меня, все так сложно?

— Рассказывай, — Лев возвращает меня в реальность.

— Я от врача. — деловито сообщаю. — Ты мне подходишь.

Губы царя зверей вытягиваются в довольную улыбку, он тут же весь подбирается от гордости, будто целый прайд осчастливил своим присутствием.

— Я же говорил, — подмигивает мне.

— Ты от скромности точно не умрешь, Лев Николаич.

— Обижаете, Софья Дильшатовна, — передразнивает он. — Так когда будем делать детей?

— В ноябре. Дату, место и время скажу позже, — ехидничаю я.

— Я так понял, у тебя выходной? — довольный Лев откидывается на мягкую спинку дивана.

— Да, — киваю и прищуриваюсь. Он что-то задумал. — А что?

— Я мотаюсь по делам, ты выходная, Матвей в школе.

— Ты на что намекаешь? — склоняю голову набок.

— Поехали ко мне, — вот так, без знака вопроса в интонации.

— А почему не ко мне? — усмехаюсь я.

— Там твой кот. Он меня ненавидит. И кажется, за нами подглядывает.

— С чего ты взял? Кеша не извращенец. Он просто за мамку радеет.

Лев запрокидывает голову и беззвучно трясет плечами.

— Ну что опять? — настырно спрашиваю.

Он вновь смотрит на меня смеющимися глазами, в уголках которых засели крохотные морщинки. Но я все равно вижу его на восемь лет моложе.

— Ты все-таки невероятная девушка, Соня. Всегда была такой.

И это ничего, что он раздевает меня взглядом в общественном месте, а я поддаюсь и кусаю губы. Гормоны затуманивают разум и бьют точно в цель. И раз мы уже все решили, может, пора успокоиться и расслабиться.

— Так что, поехали? — теперь уже спрашивает Лев.

Я решаю его помучить, долго смотрю в окно, цепляюсь за светофор и жду, когда загорится зеленый. Лев нервничает, стучит ботинком по полу. Поворачиваю голову, подношу чашку к губам и делаю маленьким глоток чая. Он молчит.

— А поехали, — произношу я, поставив чашку на блюдце.

Повторять Льву ничего не нужно, он тут же весь напрягается, поднимает руку и просит официантку принести счет.

Он расплачивается за мой недопитый чай, а я застегиваю тренч и завязываю пояс на талии. Лев тоже поднимается и я делаю шаг вперед, чтобы оказаться впереди него. Но он не дает. Мужчина берет меня за руку и сплетает наши пальцы, приковав меня к себе и не отпуская. Знаю, что он ждет с моей стороны ответных действий и я очень хочу положить сверху свою ладонь и замедлиться. Но не делаю этого.

— Давно ты здесь живешь? — интересуюсь я, не глядя на него, но выводя бесцветные круги на его груди. Мне важно знать, что его жены здесь никогда не было, хотя и понимаю, что она больше не встанет между нами.

— Три года, — проговаривает он, поглаживая меня по волосам. От его прикосновений мурашки по коже и хочется броситься к нему на шею и целовать без остановки. — Сначала Юля с мужем купили здесь квартиру, им понравился и комплекс, и район. Потом я решил переехать. Маме тоже предлагали, но это никуда не хочет уезжать c насиженного места.

— Твоя мама…знает о нас? — осторожно спрашиваю.

— Знает.

— Что именно? И с чьей подачи? — ложусь на подушку и поворачиваюсь к нему.

— Всё и с моей, — хмурит брови. — А что?

— Ну мало ли что, может я для нее шлюха-разлучница, которая залезла в штаны женатому мужчине, — хмыкаю я.

На его лицо ложится тень. Поняв, что я вообще-то говорю так о его маме и у меня нет ни малейшей причины думать о ней в таком ключе, поджимаю губы. — Прости, пожалуйста. Это же твоя мама. Я не должна была так говорить.

Лев кладет широкую ладонь мне на затылок и заглядывает в глаза. Сердце щемит от нежности, которую я в них вижу.

— Послушай внимательно. Мне абсолютно все равно, что и кто будет говорить. Мама, сестра, дочь, сын. Да хоть целый мир. Я больше не ошибусь и не облажаюсь, как тогда. Третьего шанса уже не будет. Я знаю. Я люблю тебя, Соня. Всегда любил.

— Дочка твоя приходила поговорить.

— Та-ак. Когда?

— Вчера.

— Ясно, — он откидывается на свою подушку и стучит кулаком по лбу. — Она у меня получит. Что сказала?

— Много чего, — пожимаю плечами. — Про маму свою и ее болезнь. Почему ты не сказал? — Почти никто не знает. Она сама не хочет афишировать.

— И сын тоже?

— И он. А я даже не знаю, как ему сказать, — вздыхает он. — Но что-нибудь придумаю.

Мне жаль Льва и его сына. Жаль девочку, которая в десять узнала то, чего ей не следовало знать. Даже жаль женщину, что разрушила мои иллюзии, решив привязать к себе мужчину. У меня больше нет к ней ненависти.

Но теперь пришло мое время. И пусть я все еще не раскрываю ему своих чувств, но я точно знаю, что он — мой. Даже если весь мир будет против. Ничего не говоря, дотрагиваюсь подушечками пальцев до его скул, очерчиваю контур красивого носа, веду вниз и касаюсь любимых губ.

Чем ближе “День Икс”, тем страшнее. Я фанатично выполняю все, что говорит врач: много гуляю, хорошо ем, стараюсь не нервничать. Подчеркиваю — стараюсь. Но с такой работой и личной жизнью это очень тяжело. Наши встречи “для здоровья” проходят с завидной регулярностью и по одному сценарию. Он снова говорит мне о любви, я в ответ традиционно смеюсь и молчу. Иногда Лев выходит из себя и требует от меня признания во взаимности. Но мне так нравится его доводить, что я лишь гордо молчу. Тогда он звереет настолько, что сметает все на своем пути, лишая меня последних сил и воли. Но признания так и не выбивает.

— Сложная ты женщина, Софья, — сказал Лев после очередных разборок, которые мы устроили в машине.

— На то ты и Лев Николаевич, чтобы у тебя была своя сложная Софья, — театрально вздыхаю и смотрю на дорогу. — Скажи спасибо, что я не Анна.

Лев вновь заливается от смеха, а я, пока он не видит, остервенело скоблю зубами по нижней губе. Все потому что я вдруг испугалась того, что его снова не будет в моей жизни. Ведь почти все это мы уже проходили. И он точно также смеялся над моими шутками, и лежали мы обнажённые, уставшие и счастливые, и любовь между нами была такая, что я не могла забыть.

Гоню от себя дурацкие мысли и как спасение воспринимаю оживший в сумке телефон. И хоть сейчас суббота, но специфика работы такая, что могут вызвать в любой момент. Пока достаю телефон, чертыхаюсь, что не могу найти. Лев усмехается и внимательно следит за дорогой. Наконец, трубка оказалась у меня в руках, но как только я увидела надпись на экране, настроение тут же испортилось.

— Кто там? — строго спрашивает Лев.

— Снова он, — фыркаю я и бросаю телефон в сумку.

Под “он” я подразумеваю своего биологического отца, который повадился звонить мне и просить о встрече. Черт знает, где он раздобыл мой номер, но поговорив с ним один раз, я ясно дала понять, что не хочу ни налаживать, ни поддерживать никаких контактов.

— Хочешь я с ним поговорю? Я умею быть убедительным, — предлагает Лев.

— Нет, я разберусь. Привязался же! — бурчу я.

— А мама что говорит?

— Мама считает, что я сама должна решить. Но она чересчур добрая и говорит, чтобы я сделала это еще до того… — осекаюсь на слове “забеременела”, - ну ты понял, о чем я.

— А ведь мама права, — Лева останавливается на светофоре и поворачивает голову в мою сторону. — Надо все решить сейчас, потому что потом тебе нельзя волноваться.

— Да, наверное, — опускаю глаза и смотрю на пальцы, сцепленные в замок. — Но это очень тяжело. Почти сорок лет мы с ним ходили по одной земле и вдруг, внезапно я ему понадобилась.

— Ну вот и выяснишь, зачем.

Быть может, мама и Лев действительно правы и я должна встретиться с ним, раз он просит. Может, он умирает и это его последняя воля? Тяжело думать об этом, но такова жизнь. Тогда, наверное, будет правильным все-таки увидеться, посмотреть ему в глаза и спросить почему он поступил так с нами. Сама звонить не хочу, а даю себе установку: наберет еще раз — возьму трубку и назначу встречу. Убегать не буду.