— Я.

— М-м-м. Я смотрю с годами кто-то научился говорить правду перед перепихоном, — злорадствую я и он улыбается правым уголком рта. — А как твоя жена? Успокоилась?

— Замуж вышла. Два года назад. Сошлась с одноклассником и уехала к нему в Бельгию. Сказала, что влюбилась по-настоящему.

Меня легонько поколачивает от этой новости, потому что Вероника так вцепилась в Льва, так держалась за него, что позволила себе сыпать проклятиями и оскорблять. А теперь она в шоколаде, любовь у нее. Какая ирония!

— Вот это да! Ну любовь — это, конечно, хорошо. Стесняюсь спросить, а сын с кем? — интересуюсь я.

— Со мной. Сначала она взяла время, чтобы там устроиться, а потом мы решили, что Матвею будет лучше со мной. Так и живем.

Решили? Или просто новый мамин муж не захотел воспитывать ребенка чужого дяди?

— Втроем?

— Вдвоем.

— А как же дочка? — упоминаю ее и перед глазами встает лицо заплаканной маленькой девочки. В нашу единственную встречу она смотрела на меня волком.

— Ей захотелось самостоятельности, — улыбается Лев. — Сказала, что мы ее слишком опекали в детстве и теперь ей нужна свобода. Алиса учится в университете и снимает квартиру с подругой.

— А если ты здесь на ночь глядя, то где твой сын?

— У моей сестры Юли. Помнишь, мы с тобой познакомились, когда я не мог ее найти? Мы с ней живем в одном подъезде и наши сыновья почти ровесники и очень дружат. Ночуют по очереди то у нас, то у них. Завтра я везу мальчиков на картинг.

— Ох, Лева. Жизнь тебя, конечно, тоже потрепала, но ты все-таки хорошо устроился. И так везде ладненько. Отец-одиночка с женщиной для встреч. Кстати, а много их у тебя было? Ну тех, что для здоровья?

— Нет, не много.

— Ой, а давай мы корпоративчик замутим: “Лев Николаевич и его бабы в Ясной поляне”. Как тебе, а? Общих тем для разговора у нас будет много.

Лев лишь усмехается и скользит по мне взглядом.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напирает Лев. — Что за мужчина?

— Ну ты же знаешь, что он работал в пресс-службе Министерства финансов. Сначала разговаривали по телефону, потом он предложил встретиться. Я согласилась. Клин клином вышибают.

— Долго ты с ним была? — Лев заскрипел зубами, показывая, как ему неприятна одна мысль об этом.

— Я с ним не была. Сходили пару раз на свидание. И все, — отвожу взгляд, вспоминая, как неловко тогда было перед ним.

— И все? Что…он тебя за руку даже держал?

— Нет. Я его ударила, — занимаю рот чаем только, чтобы не смотреть на него.

Лев начинает звонко смеяться, а у меня опять дежа-вю. Вот точно также он сидел на этом месте и хохотал, когда я рассказывала ему веселые истории из своей жизни. Поразительно, как все-таки много воспоминаний о двух месяцах с ним все еще живут во мне. Хорошая память — мой дар и проклятие.

— Даже страшно подумать, что он такое сделал, что ты ему врезала, — Лев, наконец, приходит в себя.

— В том-то и дело, что ничего. Просто защитная реакция. Я потом долго перед ним извинялась, — оправдываюсь я. — Даже вискарь дорогой подарила. Хороший парень. Женился через год после этого. На нормальной девушке без заскоков.

— Я хотел спросить еще тогда, — Лев подается перед и, сцепив руки замком, положил их перед собой на стол. — Почему ты такая?

— Какая?

— Почему так реагируешь на мужские прикосновения, боишься, дерешься?

— Уже не дерусь. Я прошла терапию.

— А все-таки? Я помню тебя восемь лет назад. Ты же даже меня держать за руку поначалу боялась.

Долго вглядываюсь в его лицо, собираясь с мыслями. Лев — тот самый человек, разрушивший мои оковы. С ним я ожила, а потом снова погибла. И есть ли смысл сейчас ворошить прошлое?

— Правда не такая уж приятная, — признаюсь честно. — Даже мне понадобилось много лет, чтобы ее принять и отпустить.

— Расскажешь?

Откинувшись на спинку стула, постукиваю ногтями по кружке. Решаю, стоит или нет. Последний человек, которому я изливала душу, — мой психолог в столице. Очень мне помогла, кстати. Лев выжидает, не торопит. И я собираюсь с силами.

— Это было летом 99-го. Дядя тогда передал нам целое ведро вишни. Как сейчас помню, красной и чуть кисленькой. На каникулах я часто приезжала сюда, к бабушке и дедушке. В тот день я везла им вишню. Вышла на остановке и пошла через соседний двор и гаражи. Это был мой постоянный маршрут. Я не заметила ничего подозрительного. И ничего не почувствовала, — закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Почему-то вспомнился сеанс гипноза, во время которого мне удалось по крупицам собрать тот день. И хотя, казалось, я помнила все, но тогда всплыли новые детали.

— Когда проходила мимо гаражей, кто-то очень сильный схватил меня и зажал рот рукой. Пакет с вишней упал, она вся рассыпалась, а я мычала и пыталась вырваться. Он утащил меня в небольшой проем и отбросил к стене. Я сильно ударилась головой, а он на меня навалился и начал целовать. От него пахло ужасно, мерзко, до рвоты. Меня чуть не вывернуло, когда он проник в рот языком. А потом начал трогать везде. Его руки словно щупальца осьминога сковали меня. Он разорвал мой сарафан, а я закричала: “Помогите”. Я кричала, кричала, кричала, пока он не зажал мне рот одной ладонью, а второй не опустил одну чашечку лифчика. А дальше…Дальше его пальцы проникли под трусики и я широко распахнула глаза от боли. Это было ужасно.

Я замолчала, потому что снова ощутила физическую боль от движений насильника, от того, что его пальцы блуждали внутри, кружили, давили. А я ничего не могла сделать, потому что была в два раза слабее.

— У него был скрипучий голос. Даже знаешь, такой противный, как будто по стеклу ногтем ведут. И он мне на ухо повторял: “Какая сладкая девочка. Какая чистая, сладкая девочка. Я люблю чистых”. Затем он резко повалил меня на землю. Я начала пятится назад, а он навалился, поднял мои руки и зафиксировал их кулаком. А другой рукой начал снимать свои штаны. И тогда я заорала так громко, что сама чуть не оглохла. И вдруг я услышала лай собаки. Громкий, грозный. Овчарка подбежала к мужику и вцепилась клыками в его штанину. Он заорал и отпрянул. А пес скалился, рычал и встал прямо рядом со мной живым щитом. Через секунду я услышала голос соседки: “Зевс, Зевс!” Это бабушкина соседка, тетя Алия звала свою собаку. Тот мужик быстро сбежал, а я села на земле и начала плакать. Тетя Алия тут же подбежала, спрашивала, что он со мной сделал. А у меня вся одежда разорвана. Сотовых тогда не было, позвать на помощь — некого. И мы с ней вот так дошли. Она меня прижала к себе и довела до бабушки. А там началось! У нее чуть инфаркт не случился. Бабуля вызвала дедушку, моих родителей, полицию. Меня увезли сначала к врачу на осмотр, потом я давала показания. Я тогда услышала перешептывание врача и медсестры: “Слава Богу, повреждений у девочки нет”.

У деда были связи, он же работал фотографом в “Казправде”. Он поднял на уши всех, кого только можно. Мне тогда показалось, что бабушка с дедушкой за день поседели и постарели.

Замолкаю и только теперь смотрю на Льва. Лицо напряженное, зубы крепко стиснуты, в глазах пылает ярость. Один кулак на столе крепко сжат. Кажется, еще чуть-чуть и он проломит им мой стол. И я вспомнила дедушку и папу — крепких мужиков, которые глядя на меня, чуть не плакали от бессилия. После всех процедур меня привезли домой и я попросила маму искупать меня. Мне казалось, что я грязная. Сказала маме натереть меня мочалкой сильно-сильно, но она расплакалась. И тогда я взяла все в свои руки и принялась остервенело водить жесткой щеткой по коже. Терла, терла, терла и кричала. Мама силой отобрала мочалку, включила холодную воду и привела меня в чувство. Я сидела в ванной совершенно голая и пустая. Вода текла по лицу, а я уставилась в одну точку и ничего больше не слушала. Мама вытерла меня полотенцем и закутала в махровый халат. Я же подчинилась ей, как безвольная тряпичная кукла. Потом она позвала папу и он на руках донес меня до кровати.

— Его нашли? — низкий и красивый голос Льва выдернул меня из болезненных воспоминаний. Мой рассказ, похоже, его очень разозлил.