Нажимаю на газ и чувствую боль в ягодицах. Ругаюсь про себя: зачем у него такие большие яйца? Зачем он это сделал? К чему эта метка? Я никогда о таких не слышала. Мало того, что болит, так ещё и напоминает о себе.

Пока ехала, я обдумывала случившееся. Агнесс не вспомнит ничего. У чёрных ведьм много особенностей, и они уязвимы в них. Есть две ночи — зимнее и летнее солнцестояния, когда ведьмы ничего не помнят. Агнесс даже бар не запомнит. Она потому и попросила меня быть с ней. И мы совсем не планировали идти на шабаш. Во-первых, мы зелёные, и нас могли не пустить. Во-вторых, всё не так просто. И ведьмак тоже не простой. Он не должен был кончать в меня. Это прежде всего в его интересах, а не в моих. Странная ночь.

— Надеюсь, ты дома, солнышко? — спрашивает отец по телефону, пока я думаю, что соврать.

— Я ночевала у Агнесс.

— Ева! — слышно, как он задыхается от злости. — Я же просил! Тебя. Никаких вылазок. Сколько раз говорить об опасности, и не только из-за меня! Ты не понимаешь?

— Я почти у дома, папа, и я все понимаю. Но я же не заключенная и не узник. Я студентка. У меня есть жизнь, друзья. Это же Агнесс! Ничего не случилось, в конце концов.

Отец молчит, какое-то время думает. Затем выдает строгим голосом прокурора:

— Ты наказана. На все каникулы. Сессию закончишь позже. Ключи от машины на базу.

— Слушаюсь, — огрызаюсь я, сердито поджимая губы. Бросаю трубку.

Так было всегда. Мой отец неистовый параноик. Звоню Агнесс, и рассказываю ситуацию. Та охает.

— Но как? Как ты с ним оказалась там, — пытает она меня, а я морщусь, жму на тормоза. — Ведьмак, ведьмак, — слышу в трубку ее расстроенный вой. — Больше в тот бар ходить нельзя.

Соглашаюсь с ней, ведь выходит, что она меня подставила. Захожу в дом. Прохожу мимо охраны, отдаю ключи Ольге. Она у нас что-то типа главной хозяйки. На ней весь дом и прислуга.

— У нас есть мазь от ожогов?

Она смотрит на меня с прищуром, явно догадываясь, где я провела ночь. Ну да, ну да, я больше не маленькая девочка и не Рапунцель, чтобы томиться в башне.

— Сейчас принесу, — говорит она мне вслед, пока я поднимаюсь наверх, в комнату.

Когда я выхожу из душа, на столе стоит банка с мазью от ожогов. Ольга сидит рядом, мнёт в руках упаковку с ватными дисками, палочками и пластырем. Взгляд у неё смешанный, с укоризной и в то же время виноватый и понимающий.

— Покажешь? — спрашивает она, видя, как я колеблюсь, но потом я киваю, соглашаясь. Если не ей, то кому? Она мне как мать. К тому же я хочу показать ей, может быть, она подскажет или знает что-нибудь об этом. Я поднимаю край полотенца и показываю ожог. Она испуганно ахает.

— Неужели всё так плохо? — сердце моё тоже уходит в пятки, я поворачиваюсь к ней. — Я вообще никогда не слышала о таком. Ты знаешь, что это? У него глаза будто огненные.

Она бледная, молча смотрит на ожог, опускает край полотенца. Её тревожное беспокойство передаётся мне.

— Ну не молчи же! Что это, черт возьми? Зачем он оставил это? Он что, садист?

— Это метка деймона, — произносит она упавшим, полным потрясения шепотом.

— Кого? Деймона?

Глаза у неё огромные, лицо вытянуто.

— Когда черная ведьма вступает в близкий контакт с ведьмаком и с животным в короткий срок, иногда рождаются деймоны. Переродившийся в утробе черной ведьмы ведьмак. Их семя смешалось в ней. Помесь дьявола и его слуг. Поверить не могу! Какая напасть…

Я в состоянии шока, какая ещё напасть? Ничего подобного никогда не слышала, ни мельком, даже краем уха.

— Наверное, они такая же редкость, как и я, — шепчу, пытаясь понять масштаб беды.

— О нет, милая. Белые ведьмы встречаются, пусть и редко. Сама знаешь. А эти полулюди-полуживотные вообще миф! Им место в средневековье. Ведьмаки ныне не допускают подобного. Это же кровосмешение!

— Он что? Минотавр? — лихорадочно припоминаю случившееся ночью. — Я думала, он ведьмак!

— Он и есть ведьмак, только удвоенный. Деймоны агрессивны, милая. Ненасытны. Семьи скрывают своих переродков. Зачастую детей убивают. Такое в семье позор и грех, большой грех. Кто ж на такое пошёл?

Я стараюсь взять себя в руки. Ну переродок и переродок, что с того? Выглядел он как обычный парень, я даже сразу не осознала, что он ведьмак. Только когда он угостил Славу выпивкой, и тот поплыл от единственного глотка, а затем мило позвал танцевать Агнесс. Да, они друг друга едва выносят, сколько я себя помню. А ведь я обрадовалась такому положению дел. Молодец, Ева, приключений полная…

— Ладно, я поняла. И что мне делать с задницей? Оно пройдёт?

Она не знала ответа. Мы обработали ожог, помазали и наложили шину. Решили ничего никому не рассказывать. Хоть здесь было всё нормально. Я тревожно выдохнула. Ольга точно умела хранить секреты. Он у нас не был первым.

Спустя полгода…

Они целовались, как пара курсантов полиции, за рекламным щитом на Пролетарской улице. Целовались жадно, с яростью. Арнольд знал, новенькая, симпатичная напарница охотилась за ним с того момента, как ее назначили в пару. Малышка так себе, не в его вкусе, так что пришлось ей подождать своей очереди. Три долгих, жарких, влажных недели, она очень старалась заполучить его большего жеребца. Туда куда хотела. Арнольду не трудно было представить куда именно? Конечно в свои объятия. Излишне часто Ирен облизывала своим бесстыжим языком губы. Предательница!

Сегодня утром поступил важный звонок от информатора и шеф мучаемый пожелудкой и не раскрытыми преступлениями, не нашел ничего лучше, чем отправить в самое опасное место, что есть в городе для ведьм, новенькую с ним. Место именовалось кварталом красных метел.

Ирен похоже на то было плевать потому, что когда Арнольд вынул язык из ее рта и сказал:

— Нам пора, Кроу, он уже нас ждет, — он имел в виду жалобщика, блондинка издала пикантный отрывистый звук нескрываемого разочарования.

— Неужели так трудно имя запомнить? Зови меня, Ирен, — выдохнула она, массируя его упругие бедра прямо сквозь джинсовую ткань, и торопливо вжикая молнией на ширинке Арнольда вниз. Вжик! В следующую секунду ловко ее тонкие пальцы высвобождали то, что и так рвалось наружу. Очень проворно, так что пришлось напрячь мускулы на ягодицах и поддаться вперед. Чтобы молния на ширинке до конца сделала вжик, и открылась полностью. Ирен оглушительно выдохнула, тут же провела языком по его губам, прижимаясь всею собой к Арнольду, дразня и без того чудовищную эрекцию.

— Мы продолжим немного позже, как только закончим здесь, — пришлось пообещать ей, иначе валькирию было не остановить. — Нам вроде бы некуда спешить?

Зеленоватые глаза в ответ хищно сверкнули, и Ирен усилила нажим, пытаясь удержать его на месте. Губы пришли в движение, смеша Арнольда. Наивная, читала заклятие. Чары сковывающего очарования. Это даже смешно. Детский сад! Ведь он и так весь ее, они почти у цели, нужно лишь сменить локацию. Но, похоже, терпению Ирен пришел конец. Глаза напарницы сверкали магией, лицо заострилось и губы зашипели. Она двинулась вперед, намереваясь его оседлать непосредственно в водительском кресле игнорируя руль и патрульную связь.

Он схватил Ирен за плечи, блокируя ее, припирая спиной к рулю, удержал женское тело, не давая ей осесть вниз. Зеленные глаза девушки полыхнули яростью, буйно сверкнули обидой, точенное лицо осунулось, и она задергалась.

Арнольд рассмеялся. Все-таки женщины порой нетерпеливый народ.

— Или подчиняешься или проваливай, — произнес он, видя, как она сцепила зубы, зависнув в сантиметре от желанной пульсирующей цели.

Замерла. Оценила шансы.

Опьянённый взгляд девушки заволокло, а затем, вспыхнув оскорблением, рассеялся. Арнольд усмехнулся. С малышкой можно иметь дело, вполне управляема, жаль не всегда адекватная. Он аккуратно переместил лгунью назад, отпустил на сиденье. Привел себя в порядок, собираясь завести машину.

— Смотрю, ты хорошо натренировал своего парня, — прошипела Ирен.