— Позвольте представить вам мою ассистентку, Ходокову Анну Владимировну, — продолжал шеф. — Я безусловно доверяю ей, при ней вы можете говорить, как если бы мы с вами были наедине.

Шеф всегда произносит эту фразу перед клиентами, мне бы уже надо было к ней привыкнуть. Но в этот момент что-то во мне неожиданно запротестовало.

Недосуг, однако, было разбираться: госпожа Байстрюк уже улыбалась мне во все ямочки и протягивала руку в кружевной перчатке для рукопожатия. Пришлось пожимать и тоже изображать ответную улыбку.

«Наверное, она на самом деле какая-нибудь гадина, — мрачно подумала я. — Самая богатая женщина Необходимска! Не может быть, чтобы разбогатела на чем-то честном».

— Не хотите ли чаю? — продолжал Мурчалов.

— Благодарю вас, будет очень кстати.

Не дожидаясь просьбы шефа, я развернулась и отправилась на кухню.

И это после слов о доверии!

«Да нет же, — сказала я себе, спускаясь на кухню. — При чем тут это? Ты всегда делаешь чай, когда приходят богатые клиенты!»

Почему-то на середине лестницы на первый этаж я чуть не разрыдалась. Потребовалось нешуточное усилие воли, чтобы взять себя в руки. Может быть, все же не стоило мне сегодня выходить из своей комнаты…

Нет! Хватит! Хватит прятаться от всех!

Вот и с Волковым так с самой нашей переделки не осмелилась поговорить — хотя шеф несколько раз передавал мне его просьбы о встрече, а один раз даже принес письмо, которое я не читала.

В кухне хозяйничала Антонина, прибираясь после завтрака.

Она бросила на меня непроницаемый взгляд — в подпольных карточных боях нашей экономке цены бы не было — и вручила уже готовый поднос с чаем и сладким печеньем.

— Работаете уже?

— Да, — ответила я.

— Я ножницы у вас из комнаты забрала, — сообщила мне экономка. — Если понадобятся, скажите мне.

Фраза показалась мне загадочной — зачем бы Антонине забирать ножницы из моей комнаты? — но думать над ней было недосуг: нужно было нести чай шефу и клиентке. На это я, по крайней мере, еще гожусь.

— …Ну что ж, думаю, просить вас о конфиденциальности нет нужды, — услышала я фразу Галины Георгиевны, входя в кабинет.

— Естественно, — шеф чуть наклонил голову.

Я поставила чайный поднос на стол, быстро и аккуратно разлила ароматный напиток: гостье в чашку, шефу в блюдечко. Нужно было заварить самой — Антонина отличная кухарка, но чай лучше всего получается именно у меня, это признавалось всеми обитателями нашего небольшого хозяйства. Но при одной мысли об этом меня охватывала усталость. Нет, хорошо, что чай уже заварен.

— Должна у вас уточнить: насколько вы осведомлены о моих семейных обстоятельствах? — спросила Галина Георгиевна, сделав аккуратный глоток.

— Лишь то, что известно всему городу. Вы овдовели очень давно, когда ваш муж, капитан Байстрюк, героически погиб во время войны. Никогда не были замужем повторно, почти не имеете родни, так как ваш муж порвал с семьей все связи, а вы сами — сирота.

— Все так, — благосклонно кивнула Галина Георгиевна. — А мой единственный сын, Коленька, к сожалению, ненадолго пережил Михаила Федоровича, — она вздохнула, а я тут же вспомнила, как она сидела на кладбище у могилы. Так это она читала сказки своему сыну! Я подумала, внуку… Надо было сразу догадаться: могила-то совсем старая. — После этого я с головою ушла в торговлю, не без удачи, как вы уже отметили. Поэтому я всегда охотно тратила: вкладывалась в городское благоустройство, открывала школы и больницы. Но мне не удалось растратить все. Большая часть денег после моей смерти, по-видимому, отойдет городским университетам — а может быть, военному флоту, смотря кто из них лучше покажет себя в подхалимстве.

«Да, — подумала я с удовольствием, — определенно, не так проста».

— Вы хотите, чтобы я навел для вас справки, насколько честно каждое из выбранных вами учреждений распоряжается финансами? — предположил Мурчалов.

— Нет, — покачала головой Галина Георгиевна. — Последнее время мое завещание вызывает у меня все больше неуверенности. Вот уже неделю как я вижу призрак моего покойного сына.

Последовала театральная пауза, которой дама, определенно, наслаждалась, хотя и сохраняла невозмутимое выражение лица.

Шеф также умудрился не растерять своей невозмутимости.

— Чем же я могу вам помочь в таком случае? — спросил он.

— А! Расследовать вероятное мошенничество или даже покушение на убийство, — сообщила Галина Георгиевна. — Хотя я и стара, но из ума еще не выжила. И без тени сомнения знаю, что призраков не существует.

Богатейшая женщина Необходимска проживала не в самом престижном Опаловом конце, как было бы естественно, а в Аметистовом — там же, где (бывшая?) пиратка Горбановская. Может быть, тем, кто в молодости торговал с теплыми заморскими странами, там уютнее — больше похоже на привычные края. Может быть, нувориши просто чувствовали себя неуютно в окружении слишком изысканных соседей.

Архитектурой дом Байстрюк тоже напоминал особняк Горбановской: квадратное строение, в середине внутренний дворик. Только Горбановская свой дом сдавала в наем, а Галина Георгиевна жила одна. Кроме того, открытый внутренний дворик она забрала стеклянной крышей, такой же, как купол над всем Аметистовым концом, превратив его в крытый атриум.

Словно чтобы еще больше поразить воображение случайных гостей, с потолка атриума свисала невероятных размеров хрустальная люстра. Такая длинная, что насчитывала, должно быть, не меньше трех моих ростов!

Хозяйка сама провела нам экскурсию по своему дому.

— Когда-то я устраивала тут такие приемы, — проговорила она с ностальгией. — Были совсем другие времена, молодые люди, надобно было уметь пустить пыль в глаза деловым партнерам! Я и купила-то этот особняк с первого удачного контракта, в рассрочку — рисковое вложение, но оно окупилось. Наверное, давно уже нужно было его продать — мне одной он вовсе не нужен, а стоит его содержание немало. Но именно здесь умер Коленька… — она вздохнула. — Как он любил бегать по этим коридорам! Проносился по всему дому сверху донизу, по этим галереям, ни слуги, ни нянечка не могли его поймать! Такой уж был проказник! — она вздохнула и улыбнулась, как будто память о сыне совсем уже не причиняла ей боли.

Наверное, и не причиняла: сколько лет прошло! Я читала, что с возрастом многие трагедии забываются, и в памяти остается только хорошее, не отравленное тем, что случилось потом.

В этот момент я остро пожалела, что мне еще не под восемьдесят. Как чудесно было бы взглянуть на себя нынешнюю с высоты прожитых лет и понять, что все мои беды и проблемы — ерунда и пустяки, и что все, что со мной произошло, можно просто забыть.

— Отличное вложение, — оценил Мурчалов тоном эксперта. — Тогда ведь еще не был построен купол над Аметистовым концом? Поэтому вам и понадобился крытый атриум?

— Совершенно верно, — благосклонно улыбнулась Галина Георгиевна.

Тут же я сообразила, о чем он: даже если бы дом пришел в полную негодность за эти годы, возросшая стоимость земли окупила бы любые затраты моментально. Прежде Аметистовый конец не считался одной из фешенебельных частей города: просто еще один торговый округ, жить в котором настоящей аристократии считалось зазорным.

Насколько я знаю, жилье в Опаловом конце и теперь считается более престижным, и жить там действительно удобнее и приятнее… по крайней мере, летом. Но для многих даже и богатых людей «непрестижная» недвижимость в Аметистовом конце все равно что зеленый виноград для лисы.

В свете этих соображений я немедленно поняла, что и Байстрюк, и Горбановская проживали в Аметиством конце вовсе не из-за того, что их, как парвеню, не принимало высшее городское общество. Уж у нас-то в городе даже аристократия не особенно кичится положением, хотя бы потому, что почти вся эта аристократия — потомки приезжих.

Глупо. Как же глупо — все знать, и не сопоставить! Точно так же, как с генмодами-людьми. Точно так же, как с Резниковым. А туда же, на работу вернуться решила.