— Обращусь в полицию? — спросила я.

Мурчалов вздохнул.

— Вы сбежите! Потому что, еще раз замечу, вы занимаетесь сомнительной деятельностью, скорее всего, ваше изобретение не было зарегистрировано, и вам не нужно, чтобы в полицию обратилась уже эта клиентка, а полиция бы пришла и увидела аппарат, с помощью которого вы пытаетесь выманить деньги у некой пожилой особы… понимаете? Это практически доказательство, что Монро и в самом деле подпустил призрака в дом Байстрюк. Если бы не это, ему ничего не нужно было бы опасаться. Ну разве что того, что он не запатентовал аппарат, и его могут обязать отказаться от выступлений, пока патентное бюро проверяет его безопасность… и то только если он житель Необходимска!

Я покаянно вздохнула.

— Простите, шеф. Сглупила. Давайте тогда подумаем, где мог Монро взять портрет сына Байстрюк? Может быть, она его отдавала на реставрацию… — и тут я осеклась. Ну конечно, выставка в музее! Кто-то увидел этот набросок там.

Так я и сказала шефу.

Он довольно кивнул.

— Все же как мне повезло с вашей отличной памятью!

— Повезло? — не удержалась я.

Шеф серьезно посмотрел на меня.

— Да, мне — повезло. И вам повезло родиться физически максимально здоровой, с прекрасными телесными качествами. Хотя не повезло при этом оказаться в заложниках у бандитов. Никто из нас не выбирал, как ему рождаться.

Я вспомнила, что отцом шефа был обычный неразумный кот. Это тоже ведь тяжело.

— Нужно ехать за доказательствами, — сказал шеф. — Соберем их — и я смогу представить в полицию список улик с тем, чтобы они арестовали Монро.

— За какими доказательствами? — спросила я.

— Нужно нанести визит сыну Аврелия Чернокрылова, моему старому знакомому. Если я что-то понимаю в колбасных обрезках, у него должно было сохраниться больше черновиков отца, чем выставлялось в музее. Почти уверен, что Монро их у него купил, чтобы создать своего призрака.

Как я уже говорила, шеф написал о колбасных обрезках книгу.

— Но даже если он их купил, что это докажет? — спросила я.

— Это будет достаточное основание для начала расследования, а там полиция непременно что-то да найдет — особенно если Галина Георгиевна воспользуется своими знакомствами.

Это да, наша полиция, конечно, неподкупна, но знакомства все равно решают.

— Быстрее, быстрее, время не ждет! — уже поторапливал меня шеф от выхода.

А я-то рассчитывала поужинать…

К счастью, сын художника Чернокрылова, к которому мы спешили, жил совсем недалеко: пару остановок на трамвае, потом вверх по холму…

— Шеф, — с изумлением я остановилась около входа в знакомую полуподвальную лавочку. — Вы хотите, чтобы я опять лезла в пневмотрубу?

Как ни странно, я обнаружила, что это у меня уже не вызывает такого ужаса, как в прошлый раз. Ну труба. Ну черная. Ну скорость и ощущение падения. Какие это, право, пустяки.

Но Василий Васильевич только головой покачал.

— Нет, мы уже пришли по адресу. Мой друг Аврелий, тезка своего отца — хозяин этой лавки.

Тут я вспомнила, что и в самом деле, черного грача, который заведовал тут всем, звали Аврелий. Ну надо же. Интересно, каково сыну знаменитого художника продавать какие-то чучела?..

Впрочем, судьба переменчива, и не факт, что его знаменитый отец оставил большое наследство.

Колокольчик над входной дверью оповестил о нашем приходе.

В полутьму узкого помещения уходили полки, заставленные пушистыми и оперенными чучелами. В глазах-пуговках отражался свет керосиновых ламп — то ли хозяин любил старину, как наша Антонина, то ли хотел создать антураж пострашнее. К своему удивлению, я обнаружила, что это меня ничуть не пугает. Странно, в прошлый раз мне было не по себе даже среди ясного дня, когда в узкие окна под потолком заглядывали бледные лучи зимнего солнца.

Неожиданное, но приятное преимущество!

На сей раз хозяин не ждал нас в виде изваяния на полке. Он возился где-то в глубине магазинчика и вылетел оттуда, приземлившись на прилавок из полированного дерева, когда шеф его позвал.

— А, Василич, это ты! — обрадовался тот. — В пневмосистему опять надо? Учти, я закрываюсь уже, если возвращаться через меня будешь, застрянешь на всю ночь! — грач хрипло то ли закашлялся, то ли засмеялся, как будто ему нравилась мысль, что шеф застрянет тут на всю ночь.

Мурчалов только вздохнул, словно хорошо был знаком со своеобразным чувством юмора Чернокрылова-младшего, и оно успело ему уже поднадоесть.

— Нет, Аврелий, — сказал он. — У меня дело именно к тебе. Черновики твоего отца все еще у тебя?

— А где им еще быть! — грач аж распушился и важно сделал несколько шагов по прилавку. — Все жду, пока кто-нибудь мне за них стоящую цену предложит, так ведь нет, жмотье!

— Да разве музей их у тебя не выкупил? — спросил шеф, как будто не он только что говорил мне, что у Аврелия наверняка осталось набросков больше, чем в музее.

Но грач только хмыкнул.

— Не выкупил, а арендовал, разные вещи! Повисят, насколько они мне заплатили, да и назад пойдут, ко мне в загашник. А все ж таки кубышечка-то пополнится.

Мне показалось, что если бы ворон мог потереть крылья, как руки, при этих словах он обязательно бы это сделал.

— Так что, никто, кроме музея, купить у тебя ничего не предлагал? — спросил шеф.

— Почему, как раз недавно предлагали, — не согласился Аврелий. — Недели две назад. Пришел такой ушлый типчик…

— А опиши-ка мне его, — попросил шеф.

— Человек как человек. Я не мой усопший родитель, людей на лица плохо различаю. Мужчина. Пожилой. Голос сладкий-то такой… Мошенник, конечно. Я такому снега зимой не продам.

— Мало предложил, значит? — участливо спросил шеф.

— Ох мало, не напоминай! — Аврелий даже перья встопорщил. — Кабы не моя доброта, ух как бы я оскорбился!

— Что именно он просил?

— Да известно что — те наброски сына вдовы Байстрюк, что в цвете! Увидел, конечно, в музее, ну и захотел себе… Вот еще! Я их музею-то не отдал…

— А можешь посмотреть, у тебя ли еще эти наброски? — спросил шеф.

— Думаешь, увел он их у меня? У Аврелия-младшего еще никто ничего не крал!

— А все-таки посмотри, — шеф, казалось, звучал обеспокоенно. — Человек этот, который их у тебя спрашивал — может статься, что и мошенник.

Грач испытывающе на нас посмотрел.

— Откуда я знаю? Нет, Василич, я тебя уважаю, но так просто в свой тайник лезть, да еще на ночь глядя… Подозрительно это звучит — если мошенник, то зачем бы ему самому ко мне приходить?

Я поняла, что вредный ворон уперся. Скорее всего, ему действительно не хотелось лезть в тайник. А может быть, он, как и Кунов, врал нам, и на самом деле продал наброски Монро. А что? Я бы не удивилась.

Но шеф спрыгнул с моих рук на стойку и требовательно посмотрел на меня.

— Аня, сделайте набросок Монро и покажите его Аврелию! Должен же он убедиться, что речь идет действительно о том, о ком мы говорим!

Шеф произнес это так строго, что у меня даже мысли не возникло ослушаться.

Прежняя сумка, в которой я раньше носила шефа, сгинула в подворотне, теперь мы брали с собой новую, кожаную. Даже щегольскую немного, с металлическими накладками. Но во внутреннем кармане вместе с кошельком магическим образом нашелся мой блокнот и пенальчик с карандашами, хотя я их туда не клала.

Ох шеф, ох интриган…

Сглотнув, я вытащила блокнот и пристроила его на углу стойки. Посмотрим, наверное, после месяца без практики ничего не выйдет…

Но, как ни странно, карандаш побежал по бумаге легко и свободно, как будто только этого и ждал. Понадобилось всего несколько минут, чтобы перенести в блокнот запомнившийся мне образ доктора Монро: это любезное лицо, эти пухлые, словно у ребенка, щеки с ямочками, приятнейшая улыбка… Ну конечно, внешность, самая подходящая для жулика.

Грач, наклонив голову, наблюдал за моей работой с самого начала. Я не успела закончить, как тот уже заорал: