— Ну что вы, уважаемая Ирина Ахмедовна, — шеф, не церемонясь, вспрыгнул на стол и потерся спиной о роскошный кальян. — Яичную скорлупу частенько недооценивают, а она бывает и полезной, и даже вкусной.

— Да тут и расследовать нечего! — мадам Горбановская тяжело опустилась на диван. — Дело ясное!

— Тем не менее, меня наняли расследовать это дело, и я собираюсь сполна отработать свой гонорар, — шеф слегка распушился.

Мадам Горбановская усмехнулась.

— Ну, уж вы-то, в отличие от прочих… этих ваших… всегда умели держать свое слово. Похвальное качество, никто не держит слово, и что теперь делать после этого несусветного запрета дуэлей? — она вздохнула. — Как призвать к ответу?.. Ну да ладно. Вы, полагаю, хотите услышать все, что произошло, из моих уст?

— Был бы весьма признателен.

Мне показалось, что шеф дернул хвостом на упоминании «этих ваших», но я не была уверена.

Мадам Горбановская скривилась.

— Если бы это был кто угодно другой, а не вы! Я уже и так рассказала все этим пронырам-полицейским. А то я не знаю, что стражи порядка никуда не годятся, но они меня вымотали! — она снова фыркнула. Потом ее острые глазки обратились на меня. — А это что за замарашка с вами?

— Моя ассистентка, — шеф взмахнул хвостом. — Анна Владимировна Ходокова. Исключительно надежна и неболтлива. Она будет записывать. Анна Владимировна, прошу вас.

Я немного приободрилась от того, что шеф назвал меня надежной и неболтливой. Но неловко было оттого, что Горбановская не предложила мне присесть. Шефу она, конечно, тоже не предложила запрыгивать на стол, но не могла же я последовать его примеру!

Пришлось достать из кармана блокнот и карандаш и приготовиться записывать стоя. На сцене театра так иногда поступали бравые сыщики, но нас в Школе ничему подобному не учили, поэтому записи получились довольно корявыми.

Все же, вот что мне удалось записать.

Вчера мадам Горбановская собралась вместе с сестрой, мадам Соляченковой, проверить приходно-расходные книги одной из компаний, которыми они владели в доле — ежеквартальный ритуал. Компания находилась в Морском конце, там, где кончается Дельта. В этих краях скорее нужно опасаться шалых чаек, но, тем не менее, на Горбановскую напала ворона — ворона-генмод! В природе вороны потерпевшая абсолютно не сомневалась из-за громадных размеров и голубых глаз птицы.

— Будь при мне сабля, я бы ее зарубила! — трубно сообщила мадам Горбановская. — Но Лола, эта дурочка, боится холодного оружия. Я никогда не беру оружие, если иду куда-то вместе с ней.

— А как вы были одеты, когда шли по делам? — спросил шеф.

— О, очень скромно! Не люблю показуху, знаете ли… Примерно, как сейчас.

— На вас был этот тюрбан?

— Ну, уж не этот! Вам простительно, Мурчалов, но тюрбан совершенно не подходит для длительных прогулок! К тому же, в Морской конец — там сейчас холодно, бр-р! На мне была отличная соболиная шапка.

— Были ли на ней украшения?

— Разумеется! — мадам как будто даже удивилась. — Я всегда украшаю свои головные уборы эмблемой нашего боевого братства! — она коснулась броши с якорем и черепами на тюрбане. — Как иначе я могу ответить на эти ужасные слухи, будто мы занимались пиратством и разбоем?

— И кулон с корабликом тоже был на вас?

— Никуда без него не хожу, это мой талисман! — она с гордостью коснулась кораблика. — Это «Страх и ужас», последний фрегат, на котором я ходила! Не правда ли, он красавец?

Картина начала для меня вырисовываться.

— А где же была закреплена похищенная брошь?

— На кушаке, рядом с часами.

— Вот с этими часами? — спросил шеф, показав лапой на хорошенькие часы-кулон, и сейчас висевшие на поясе мадам. Золотые, с корпусом, инкрустированном опалами и жемчугом.

Мадам величественно кивнула.

— Это мои любимые часы.

— И все же ворона схватила именно брошь?

— Понимаю, о чем вы! — закивала Горбановская. — Ей неудобно было пикировать к моему поясу, проще было утащить с шапки! Но — ох уж эти генмоды, не в обиду вам будет сказано, Мурчалов!

— О, я не обиделся, — заверил ее шеф.

— Эта брошь — фамильное достояние, я заказала переделать ее из булавки для галстука моего драгоценного покойного супруга… Его дед был одним из создателей генмодов, и когда-то с помощью этой булавки управлял теми, кого он вывел. А после смерти деда булавка досталась мужу, он ею очень дорожил… Но, конечно, генмоды же ужасно злопамятны!.. Вы, Мурчалов, тому первое доказательство.

К моему удивлению шеф не зашипел на нее, а издал мурчащую трель, которая у него заменяла смех.

Внезапно Горбановская поймала мой взгляд и усмехнулась.

— А вы, девочка, наверное, думаете, что я ужасная шовинистка? Нет, тут вы не правы. Я за равноправие, к людям тоже отношусь без иллюзий.

…Когда мы выходили из особняка госпожи Горбановской, я не удержалась от комментария:

— Что за особа!

— Не слишком приятная женщина, — согласился шеф. — Даже не предложила мне сметаны… Но зато и не порубила саблей, а с ее темпераментом это уже плюс. К тому же у нее порядочные знакомства.

Мы вышли на улицу, где народу стало еще больше, а движение оживленнее: подходило обеденное время, и из многих контор на улицу выходили служащие. Некоторые торопились домой, к семьям, другие присаживались за столики кафе, стоящие прямо на тротуарах, третьи покупали пироги тут же, на улице, и шли перекусить в ближайший сквер. Над толпой разносились голоса лотошников, рекламирующих пироги, калачи и квас. Не только шефу не досталось сметаны: я тоже вспомнила, что давно не ела. Ох уж эта Горбановская!

— А откуда вы ее знаете? — спросила я, подхватывая шефа на руки, чтобы не потеряться в толпе. Он тут же забрался мне на плечи, что в такую жару было неудобно, зато он мог говорить прямо мне на ухо.

— Так, оказал когда-то давно некую услугу. Она мне, конечно, заплатила, но меньше, чем следовало бы… никогда не позволяйте рассчитываться с вам одними деньгами, Анна, это непредусмотрительно. Во всяком случае, теперь мы кое-что знаем.

— Да, — сказала я. — Она носила контрольную булавку как украшение! Как это… — меня передернуло. Вот уж гадость, я о них читала. — Очень понимаю эту ворону! — с жаром воскликнула я. — Если бы я была генмодом и увидела бы такое на улице, я бы!..

— Если бы вы были генмодом, вы бы улетели оттуда, теряя перья, — шеф нетерпеливо стукнул меня хвостом по плечу. — Ни один генмод по доброй воле не коснется контрольной булавки, даже если она давно деактивирована. Именно так они и настраиваются — прикосновением.

— Ой… — сказала я.

Только представить себе — одно прикосновение, и ты полностью теряешь личность и волю, становишься рабом того, кто держит контрольную булавку!.. Это, кстати, говоря, не обязательно булавка, но, когда генмодов создавали, контрольные устройства часто маскировали под небольшие украшения. А декоративную булавку может носить и мужчина, и женщина.

— Значит, это был генмод под чьим-то контролем? — спросила я в испуге.

— Возможно, — неохотно сказал шеф, — но тоже маловероятно. У большей части молодняка уже нет этих генов… впрочем, тут кому как повезло. И к тому же подконтрольный генмод, коснувшись контрольной булавки, мог сменить хозяина. Не думаю, что его владелец, — шеф проговорил это слово со сдержанной, но очевидной ненавистью, — стал бы так рисковать. Нет, мы вряд ли имеем дело с генмодом. Скорее всего, это была обычная ворона.

— Но размер! И голубые глаза…

— Вопреки стереотипам, генмоды не так уж отличаются размерами от обычных животных. Просто мы, как правило, живем в лучших условиям и умеем позаботиться о себе. Ворона могла быть просто упитанной. Что касается голубых глаз… вы никогда не слышали о контактных линзах?

Я помотала головой.

Шеф вздохнул и пощекотал мне ухо усами.

— Ну, значит, мы пойдем в единственное место в этом захудалом городишке, где их продают. Там и познакомитесь.

«Единственный магазинчик» оказался в Дельте — это совсем рядом с Аметистовым концом. Хоть тут повезло! Я очень не хотела опять возвращаться в пневмотрубу.