— Нет, просто предшественницу. Я… хм… У Регины были щенки только от меня. Было бы неделикатно пытаться зачать ребенка с одним из них, даже если они не воспринимали меня как отца. Вы ведь понимаете.

Я кивнула.

— Потом он приобрел и Ангелину. Я протестовал, мне казалось, что все зря и что мои гены дефектны — все-таки столько напрасных попыток! Но Святослав уговорил попробовать еще раз. Он говорил, что любит свою дочь больше всего на свете и что желает мне того же счастья. И получилось с первого же раза.

— У вас родился сын? — спросила я.

— Да. К счастью, Слава один в помете. Это редкостная удача: по крайней мере, ему не придется переживать о том, что произошло с его братьями и сестрами.

— Тогда вы и решили забрать Ангелину себе?

Общественное мнение делало уступку в одном-единственном случае: если у генмода уже есть ребенок от оного животного. В таком случае правила хорошего тона даже предписывали обеспечить матери или отцу спокойную жизнь, хотя никто и не осуждал генмодов, которые этого не делали.

— О нет, что вы, — Пожарский коротко гавкнул: усмехнулся. — У нас, собак, особая психология. Даже для генмодов это верно. Мы очень привязываемся к… скажем так, значимым субъектам. Многие из нас трудоголики, днюют и ночуют на работе. Многие готовы на все ради друзей. Для Ангелины, несмотря на ее неразумность, Святослав был центром и смыслом всей ее жизни. Мне бы и в голову не пришло их разлучить только ради удовольствия самому позаботиться о матери моего ребенка!

— Но потом Святослав Игоревич неожиданно умер… — подсказала я.

Пожарский проницательно поглядел на меня.

— Я ее не похищал, — сказал он.

Это сбило меня с толку. Я была уверена, что последует признание.

— Я не буду сдавать вас Полине! — выпалила я. — Мы с ней даже договора не заключали. Она мне не платила и платить не собирается!

— Что ж, рад слышать, что вы не строите насчет нее иллюзий, — мягким, чуть ироничным тоном сообщил мне Пожарский. — Но тем не менее я не похищал Ангелину. Мне, безусловно, претит, что дочь моего друга относится к ней как к живому товару. И ее эмоциональные нужды, вероятно, не удовлетворяются с тех пор, как умер Святослав. Однако жизни и здоровью Ангелины ничто не угрожало. Полина Святославовна заботилась о ней хотя бы потому, что рассчитывала продать подороже. Кроме того, я не могу позволить себе совершить преступление! Не сейчас, когда в Городском совете идет борьба за принятие этого законопроекта об ошейниках для генмодов… Я ведь в Запретительной палате. Если сейчас хотя бы тень скандала упадет на мое имя, последствия могут быть самые суровые.

«Ага, — подумала я, — так вот почему Полина уверена, что он вернет собаку при одном только намеке на то, что она расследует ее исчезновение сама, помимо полиции!»

Ну точно, вовсе она не такая дурочка, как мне показалось. Положительно, единственная идиотка в этой истории — я.

— А почему вы просто не выкупили собаку? — спросила я. — Раз Полина все равно хотела ее продать? Или она заломила слишком высокую цену?

— Барышня Воеводина просто-напросто отказалась мне ее продать, — сообщил Пожарский. — По ее словам, это аморально. Она предубеждена против генмодов, вы разве не заметили?

Я покачала головой. Впрочем, не так уж много я общалась с Полиной, а когда общалась, она говорила только обо всяких слухах и сплетнях.

— Да-да, — кивнул Пожарский. — Мне уже сообщили, что, когда она она обратилась в полицию, дело взяла на себя инспектор Жанара Салтымбаева. Возможно, вы ее знаете, она иногда привлекает вашего шефа к расследованиям. Так вот, Полина Святославовна устроила сцену на почве того, что инспектор Салтымбаева работает в паре с генмодом…

— Дмитрием Пастуховым, я его встречала, — закончила я за Пожарского.

— Вот видите, вы все понимаете, — в голосе Пожарского звучала улыбка.

Все-таки этот генпес обладал какими-то неисчерпаемыми запасами самообладания! Меня лично эта новость возмутила донельзя.

— Но я ведь тоже работаю с генмодом! — воскликнула я. — Василий Васильевич даже был моим опекуном, я этого никогда не скрывала!

— Вполне возможно, она пропустила это мимо ушей. У барышни Воеводиной есть такая полезная привычка — не слышать то, что нарушает ее планы.

— Что же делать? — пробормотала я. — Ведь Полина теперь в самом деле даст интервью газете и наведет на вас поклеп…

— Какое же вы хорошее и ответственное дитя! — улыбка в голосе Пожарского стала еще ощутимее. — Мурчалов отлично вас воспитал. Но, полагаю, теперь вы ничем не можете помочь — разве что каким-то способом найдете настоящего похитителя. Не обижайтесь, но мне не кажется, что это вам по силам. Похищение было устроено продуманно, даже насчет личности исполнительницы нет зацепок, не говоря уже о заказчике. Может быть, если у вас есть какие-то сведения, которые помогут инспектору Салтымбаевой…

— Но они правда есть! — воскликнула я в волнении. — Полина не отнесла ее в участок, а ведь у нее была она! То есть расписка! — в волнении я смешала все местоимения в кучу, но Пожарский, кажется, меня понял.

Я тут же достала из кармана записную книжку, а оттуда переданный мне дворецким Леопольдом листок с нарочито правильными ученическими буквами.

Конечно, не было никакой нужды показывать ее генмоду, но я чувствовала себя виноватой перед ним и мне хотелось дать ему понять, что я обязательно постараюсь помочь.

— Постойте, — сказал Пожарский, глядя на расписку. — Я знаю этот почерк!

Обладательница ученического почерка жила в моем же Рубиновом конце — не пришлось ехать далеко. Более того, всего в двух кварталах от дома шефа!

На мой взгляд, очень удачное обстоятельство, поскольку я смогла купить два пирожка с мясом у знакомого лоточника. И вовремя — мой живот давно уже подвывал.

Мы с Пожарским остановились у здания, очень похожего на наше: узкое, стоящее в ряду одинаковых каменных домов, с высоким крыльцом, палисадником и узорчатым фонарем над входом. Только у нас в палисаднике Антонина высадила люпины и флоксы, потому что они не требовали особого ухода, а здесь хозяева растили кусты гортензии, которые цвели огромными белыми соцветиями.

Еще одно сходство: так же, как у нас, кнопок электрического звонка было две — одна у меня на уровне плеча, другая на уровне колена. Это для того, чтобы генмодам легко было позвонить.

Такие есть у многих домов в Необходимске, но далеко не у всех. Некоторые хозяева отделываются тем, что вешают снизу кольцо или молоточек.

Здесь Пожарский сам нажал на кнопку звонка, и нам открыла полная улыбчивая тетушка в чепце и переднике — явно экономка, но совсем другой породы, чем строгая и немного угрюмая Антонина.

— Ах, Михаил Дмитриевич, — воскликнула она. — Заходите, заходите. Но ведь у Славика сегодня нет занятий, так? Мариночка сейчас с другим учеником совсем…

— Нет, что вы, у Славика занятия завтра, по расписанию, — вежливо проговорил Пожарский. — Мы пришли повидать саму Марину.

Только тут экономка обратила внимание на меня.

— Добрый вечер, барышня, — сказала она, как мне показалось, немного неприязненно, и не добавила ничего. Даже не предложила мне снять шляпку, хотя крючки для них висели в передней.

Сказав это, экономка уплыла куда-то вглубь дома.

Поймав мой удивленный взгляд, Пожарский пояснил:

— Она приняла вас за конкурентку Марины Бикташевны. Как видите, хозяйка дома относится к ней по-матерински.

А, поняла я, так это была не просто экономка, а хозяйка! Правильно, откуда у репетитора, который принимает учеников на дому, средства на собственные апартаменты, да еще на экономку! Разумеется, она снимает у этой женщины комнату или две.

Мы прошли в общую гостиную — просто, но приятно обставленную — и стали ждать. Минут через десять сверху раздался шум, возбужденные голоса, лай — урок закончился.